Келли проводила его до двери, поцеловала на прощание. Карл вышел следом за ней в холл.

– Сегодня вечером его не будет.

Нетрудно было догадаться, что он имел в виду. Улыбка растаяла на губах Келли.

– Ты ведь сказал, что следующего раза не будет, помнишь?

– Может, мне стать на колени и умолять тебя?

– Да, это была бы картинка. Ты бесстыдник, Карл. Брюс еще с лестницы спуститься не успел, а тебе уже не терпится уложить его жену в постель.

– Это правда. Я грязный подонок, и с этим ничего не поделаешь. Мне с самого начала не следовало пускать тебя в свой дом. Я же видел, что ты сделала с Натаниэлем и Хэмом. Я-то думал, смогу с тобой справиться. Идиот! Я видел в горах, как такие же безумцы заговаривают гремучих змей. Им это может удаться один раз, другой, третий, но все равно они обречены, с самого начала. Не известно только, когда и где это произойдет.

– Что ты хочешь сказать… – обиженно протянула она, – о том, что я сделала с Натаниэлем и Хэмом? Я была Натаниэлю хорошей женой, подарила ему сына. Не многие в его возрасте могут похвастаться тем, что сумели сделать ребенка.

Его бледные водянистые глаза внезапно прояснились и заблестели.

– Мертвые не хвастаются, поэтому я очень сомневаюсь.

– Сомневайся сколько хочешь. Мне пора купать Ната. – Она с рассерженным видом прошла мимо.

– Подожди… постой… я просто болтливый старый дурак. Келли, я должен с тобой встретиться сегодня вечером.

– Посмотрим.

– Келли, прошу тебя!

Она обернулась. Что-то вычислила в уме.

– Хорошо, Карл. Но после вчерашнего мы не можем так рисковать, не можем встречаться в доме. Анни и так уже нас подозревает. Лучше всего в домике на лодочной пристани. В восемь часов.

Карл не знал, как доживет до вечера. Он хотел, по крайней мере, остаться трезвым. Не удалось. Келли об этом позаботилась. Когда он вернулся после прогулки с маленьким Натом, на столе рядом с его стулом стоял графин виски.

– Тебе надо согреться, – сказала Келли. – У тебя даже уши покраснели. Я составлю тебе компанию.

Она налила себе бокал хереса.

– Это от ветра. – Карл протянул руки к огню. – Не припомню такой холодной осени. Кажется, вот-вот снег пойдет.

– Ты водил Ната смотреть, как строят мост?

– Да. Все идет хорошо. Грэйсон, главный инженер, говорит, что мост откроется к сентябрю будущего года.

Она допила свой херес. Встала.

– Тебе налить еще, Карл? – Он смотрел на нее в нерешительности. – Давай-давай, мы сегодня празднуем.

– Что празднуем?

– Твою отставку.

– Я не собираюсь в отставку. Правда, я теперь не так часто появляюсь в офисе, как раньше, но…

Внезапно он прозрел. Больше года он лишь числится президентом компании. Он принял руководство фирмой, когда она состояла всего из одной печи, и расширил ее до тринадцати фабрик с торговыми представительствами в двадцати штатах. Теперь он всего лишь номинальный глава созданной им империи.

Он осушил стакан и подал его Келли.

– Налей еще. Я хочу сказать тост. – Он поднял стакан. – Король стал попрошайкой, игра окончена.

Келли рассмеялась.

– Как остроумно. Знаешь, откуда это?

Он улыбнулся коварной улыбкой.

– «Конец – делу венец». Если эта шутка нехороша, значит, я не знаю хороших шуток.

Ужинать он не стал. В семь часов вечера сунул в карман пальто бутылку виски и вышел из дома.

– Пойду пораньше, – сказал он Келли. – Разожгу огонь, чтобы было уютнее. Ты придешь?

– Я буду в восемь.

Через час она надела длинное норковое манто, подаренное Брюсом на прошлый день рождения, и бесшумно спустилась по черной лестнице. На кухне было темно. Кухарка Мод и Анни, убрав и помыв посуду после ужина, ушли к себе в комнаты. Мод – спать, Анни – читать свои любимые женские журналы с дешевыми любовными историями, Келли прошла по заросшему травой склону, ярко освещенному луной, к лодочной пристани. Карл уже закрыл ставни на окнах, так, чтобы свет из дома не проникал наружу. Дом на пристани, построенный в строгом стиле испанских морских галеонов, с резным окном-фонарем, выходящим на реку, был обставлен с большим вкусом, как и все помещения в Уитли. Имелась и каюта с двумя ярусами коек по одной стене и с печью Франклина в углу. Сейчас ее металлические бока розовели от огня, полыхавшего внутри.

Карл лежал, растянувшись на кушетке напротив печки, потягивая виски из бутылки, уже наполовину опустевшей. Его глаза напомнили Келли голубые стеклянные шарики, которыми они играли в сиротском приюте.

– А я уж боялся, что ты не придешь. – Язык у него заплетался.

Он поставил бутылку на пол, с трудом поднялся на ноги.

– Я же сказала, что приду. И вот я здесь. – Она плотнее запахнула манто. Протянула руки к огню. – Очень холодный вечер для этой поры. На земле уже иней.

Карл подошел сзади, обнял ее.

– Сейчас я тебя согрею.

Он просунул руки ей под шубу, обхватил ладонями грудь, уткнулся лицом в шею.

– Как ты хорошо пахнешь… Ты для меня так же вредна, как спиртное и сигары… Ну и наплевать! Ты нужна мне. – Он потянул ее на кушетку.

Келли рассмеялась.

– Ты пьян, Карл. Слишком пьян, чтобы сделать со мной то, что тебе так хочется.

– Карл Мейджорс слишком пьян, чтобы заниматься любовью с красивой женщиной?! – расхохотался он. – Подожди, сейчас увидишь.

Он положил ее на кушетку и начал целовать. Она не сопротивлялась, возбуждала его языком, изображая страсть. Не дожидаясь, пока она снимет манто, он ласкал ее с нетерпением юнца, впервые познавшего сексуальное наслаждение. Учитывая его возраст и количество выпитого в этот день, его сексуальная энергия действительно поражала.

Он попытался снять с нее трусики. Келли его остановила.

– Я хочу раздеться. И ты тоже. Помоги мне постелить постель.

Она сняла с кушетки покрывало, расстелила простыни, положила одеяло. Карл лихорадочно срывал с себя одежду, раскидывая ее по всей комнате. Он все еще был в хорошей форме, если не считать небольшого брюшка и складок жира на боках.

Он быстро забрался в постель, натянул одеяло. Келли сняла манто и внезапно застыла на месте, словно что-то вспомнив.

– В чем дело? – нетерпеливо спросил Карл. – Почему ты не раздеваешься?

– Я не выключила масляную печку в комнате Ната.

– К черту! Печка подождет, а вот это ждать не может. – Он откинул одеяло.

Келли улыбнулась, подошла к кушетке и начала ласкать его искусными руками.

– За тебя, старый греховодник, я не беспокоюсь. Ты и через пять минут не остынешь. А вот я вся изведусь. На прошлой неделе двое малышей сгорели оттого, что взорвалась масляная печь. Я должна проверить, Карл. Это займет не больше пяти минут.

– Да, наверное, ты права. – Карл очень дорожил мальчиком. – Только поторопись, пожалуйста. Я хочу тебя до безумия.

Келли подняла с пола бутылку и подала ему.

– Пусть она пока составит тебе компанию.

Он приложил бутылку к губам, отпил половину того, что там оставалось.

Келли надела манто и пошла к выходу. У двери остановилась в раздумье.

– Я, пожалуй, погашу свет. Огня от печки нам вполне хватит. Приду к тебе во тьме, как видение.

Он засмеялся. Откинулся на подушку, положив бутылку себе на грудь.

– Тебе все игрушки. Жизнь, любовь. Иногда мне кажется, что ты воспринимаешь жизнь как игру.

Келли щелкнула выключателем, спустилась на этаж ниже, нашла фонарь, висевший на стене, и отключила рубильник. Теперь свет наверху нельзя будет включить. Келли взяла с собой фонарь и пошла к дому.

Она прошла через холл к гардеробной для гостей и сняла норковое манто. С того дня, как Брюс ей его подарил, оно всегда висело только в шкафу в ее спальне. Сегодня вечером придется сделать исключение. Такой уж выдался случай.

Повесив манто, она пошла наверх к себе в комнату, разделась, надела ночную рубашку, пеньюар и пошла на ту половину дома, где помещались слуги. Из щели под дверью горничной виднелась полоска света. Келли осторожно постучала.

– Анни, это миссис Мейджорс.

Она вошла в комнату. Девушка сидела на кровати в шерстяной рубашке и читала книгу. Взглянула на хозяйку с недоумением.

– Что вам угодно, мэм?

– Накинь халат и шаль и иди побыстрее к дому на лодочной пристани. Я волнуюсь за старшего мистера Мейджорса. Ты же видела, он сегодня весь день пил. Как бы не заснул там с непогашенной сигарой. Может сгореть заживо.

Анни не пыталась скрыть недовольство.

– На реку?! В таком виде?! В такое время?!

У нее на языке так и вертелись слова «сходи туда сама», но она их проглотила. Она не привыкла обращаться с хозяйкой дома неуважительно, даже с такой. Ей платят за то, чтобы она подчинялась приказам хозяев, даже если придется оставить теплую постель и героиню романа на самом интересном месте – ее как раз должны соблазнить.

– Я бы сама пошла, – сказала Келли, угадав ее мысли, – но я жду звонка от мужа.

«Врешь!» – словно говорило выражение лица горничной.

– Хорошо, мэм. И что же я должна там делать? Он не рассердится от того, что приду? Может быть, он хочет побыть один.

– Не говори глупостей, Анни. Ты знаешь, как мистер Мейджорс к тебе относится. Только на днях он сказал мне: «Был бы я лет на двадцать моложе, Анни Стоун не жить бы спокойно в этом доме».

Анни в это время надевала туфли. Держа одну туфлю в руке, она выпрямилась и с удивлением воззрилась на Келли.

– Мистер Мейджорс правда так сказал?!

Она не доверяла комплиментам, исходившим из этих уст.

– Он и еще кое-что сказал, только я не стану повторять, а то у тебя голова закружится.

Анни Стоун, простой сельской женщине, привыкшей к тяжелой работе, за ее двадцать восемь лет редко приходилось слышать лестные слова. Поэтому ее оказалось нетрудно поймать на крючок, даже несмотря на ее отношение к Келли.

– Наверное, у него от пьянства зрение ослабло, – смущенно произнесла она. – Мистер Мейджорс – джентльмен что надо. Многие девушки не отказались бы, если бы он за ними приударил. Он еще не так стар. – Она кинула многозначительный взгляд на Келли. – Или я не права, миссис Мейджорс?

Келли искусно обошла расставленную ловушку.

– Скажи ему об этом сама, Анни. Мужчины, особенно в его возрасте, любят лесть. Может быть, он даже повысит тебе зарплату. Что ты на это скажешь? Ну а теперь бега, проверь печь и посмотри пепельницы. Он с такой скоростью опустошал бутылку, что сейчас может быть уже в беспамятстве. Если так, накрой его шалью, чтобы не замерз до смерти. Анни начала надевать пальто. Келли ее остановила:

– Не стоит надевать пальто на ночную рубашку и халат, надо надеть что-нибудь потеплее.

– У меня, кроме этого пальто, ничего нет.

– Значит, надень мое норковое манто. Оно внизу в гардеробной. А это давай сюда.

Она взяла пальто Анни и повесила обратно в шкаф.

Глаза девушки расширились от изумления.

– Ваше норковое манто?! Вы хотите, чтобы я надела ваше норковое манто?

– Ну конечно. Почему бы нет? Оно как раз подходит для такого прохладного вечера.

Сколько раз Анни, убирая в комнате хозяйки, открывала шкаф и прикладывалась щекой к роскошному шелковистому темному меху. Ей так хотелось ощутить его на своем теле, но она не решалась.

– Что вы, мэм! Я не могу.

– А я говорю – надевай. Пошли.

Келли подтолкнула девушку к выходу.

Анни инстинктивно чувствовала что-то неладное, какую-то фальшь. Однако все улетучилось, когда она ощутила на своих плечах легкий шелковистый мех. Ощущение возбуждало, почти пьянило.

– Какое оно приятное, мэм!

Келли подняла на ней воротник, наполовину закрыв лицо.

– Вот так ты не будешь бояться ветра. В кармане есть шарф. Надень его на голову.

– Мех меня щекочет, – хихикнула Анни и надела шарф.

Келли снова легонько подтолкнула ее, теперь по направлению к черному ходу.

– Я не буду тебя ждать, Анни. Если муж позвонит, я возьму трубку в спальне. Надеюсь, ты не забудешь повесить манто обратно в гардеробную?

– Не беспокойтесь, мэм, я буду с ним очень осторожна. Похоже, к норковому манто она испытывала больше почтения, чем к его владелице.

Келли, стоя у окна, наблюдала за тем, как Анни пересекает лужайку и приближается к дому у лодочной пристани. Она шла, плотно запахнувшись в манто, высоко подняв голову, распрямив плечи. Наверное, в этот момент она чувствовала себя королевой, хотя ее никто не мог видеть.

Да, на втором месте после Бога следует поставить великого драматурга из Стратфорд-он-Эйвон. Он создал свой мир и населил его созданными им в уме образами. Он манипулировал любовью, жизнью и смертью по собственной прихоти, дергая своих марионеток за ниточки. И все же интриги, представляемые на сцене, – ничто по сравнению с драмами, разыгрываемыми среди зрителей. Они настоящие действующие лица. Изобретательность великого драматурга тускнеет на фоне главного действующего лица в драме жизни, того, кто способен контролировать развитие сюжета и манипулировать другими действующими лицами.