Тимур забрал у неё кружку с остатками чая и поставил на столик.

– Ничего, разроешь чужую могилку и ещё себе подружку откопаешь.

Кармель содрогнулась.

– Если это шутка, то глупая.

– Ладно, умная, ложись спать. – Тимур натянул простынь на голое плечо и лёг на матрас.

Кармель провела рукой по ёжику волос на его голове.

– А поцеловать? А сказку на ночь.

Он повернулся и с готовностью привлёк девушку к себе.

– Будет тебе и сказочка, и поцелуи, не отобьёшься.


***


Никита вышел из междугородного автобуса, огляделся по сторонам. На платной стоянке от знакомой «Нивы» ему махала девушка. Он закинул рюкзак на плечо и направился к ней.

– Я не сразу узнал вас, Кармель. Вы сильно загорели и вроде бы стали ниже ростом.

Кармель засмеялась.

– Просто я сейчас без каблуков, вот и притянуло немного к земле. По-моему мы переходили на ты?

Никита кивнул, любуясь белозубой улыбкой девушки.

– Точно. Ты сказала по телефону, что дед Иван просит похоронить его рядом с братом. О смерти дедушки Максима он вам сообщил?

Кармель жестом пригласила гостя в машину, завела «Ниву» и выехала со стоянки.

– Как я поняла, они оттуда, – Кармель подняла палец вверх, – всё видят. Иван, и Катины останки, попросил положить вместе сего. Сейчас приедем, пообедаем и отправимся на место гибели твоего деда.

Никита достал из рюкзака фото.

– Ты его таким видела?

Кармель покосилась на снимок вихрастого паренька с озорной улыбкой на лице.

– Нет. Он был старше и строже что ли.

– Это фото сделано до войны, здесь деду – восемнадцать.

– Понятно.

Никита перебрал фотокарточки и протянул одну Кармель.

– Лето сорок третьего, до гибели деда пара месяцев.

Она заметила жёсткие складки на ставшем суровым лице Ивана.

– Яне таким увидела твоего деда. Тоже взрослым, но счастливым. А снимка Кати у тебя нет?

Никита протянул ей пожелтевшую фотографию. Кармель оторвала взгляд от дороги и посмотрела на фотокарточку.

– Такой я видела Катю только один раз: перед уходом с Иваном. Раньше она походила на замученную тётку без возраста.

Лагерь поисковиков встретил их непривычной тишиной. Никита рассматривал луг, уставленный палатками защитного цвета.

– Похоже на военный лагерь. А сколько разных флагов. Будто со всей России съехались.

– Почти. Поисковики прибыли из разных областей и регионов.

От реки послышались голоса девушек. На тропинке с корзинами вымытой посуды показались поварихи.

– Вон они где? – Кармель пояснила: – Я днём не бывала в лагере. Утром уезжала, вечером появлялась.

Они быстро перекусили. Никита переоделся в походную одежду.

– Еле успели. – Запыхавшийся Сашок вынырнул из-за соседней палатки. – Мы с вами. Поможем поднять Гордеева и других. Надо же довести дело до конца.

Стёпа, вытирая мокрый лоб, нырнул под навес. Кармель удивилась:

– Вы что, бежали?

Мальчишки синхронно кивнули.

– А почему не предупредили, что хотите поехать с нами, – полюбопытствовала Кармель.

Сашок фыркнул:

– Не успели. Кто-то выгнал нас с банкета, лишив заслуженного удовольствия.

Никита с любопытством глянул на девушку. Кармель смутилась.

– Мы вчера немного отметили шампанским встречу Ивана и Кати. Ладно, ладно, – она жестом остановила готовое вырваться возражение Сашки. – Мы подождём вас у машины. Идите обедайте. Извините, братцы, но я на вас не рассчитывала.


«Ниву» Кармель остановила в густой тени ясеня. Мальчишки от неудобного сидения на полу машины разминали ноги.

– Нам придётся сначала убрать кусты шиповника, а потом поднимать останки, – Кармель показала на колючие заросли.

Только через три часа им удалось очистить нужную площадь для раскопок. Исцарапанные мальчишки и Никита уселись передохнуть. Кармель оттаскивала ветки шиповника в сторону и, несмотря на перчатки, ухитрилась занозить ладони. Примостившись рядом с Никитой, она принялась вытаскивать мелкие щипы, проникшие в кожу сквозь перчатки.

– Да уж, ребятки, нелёгкий у вас труд. Уважаю. – Никита вытер пот со лба. – Что дальше будем делать?

Сашок показал на титановый щуп.

– Сейчас всё значительно проще. Катя указала место. Захоронение компактное. Но мы щупом исследуем землю и решим: откуда копать.

Кармель вытащила занозы, обработала руки перекисью. Девушка ощущала потерю и пустоту из-за отсутствия Кати. А ещё ей очень хотелось посоветоваться с ней и поведать о своих переживаниях. Отчего Тимур молчит и ничего не говорит об их дальнейших отношениях. Время разлуки стремительно приближалось. Кармель чувствовала в душе некий незатихающий зуд волнения и тревогу. Зачем он откладывает объяснения на последний день? Хочет сделать сюрприз?

– А я не верил, что ты найдёшь деда? Эй! – отвлёк её от дум окрик Никиты. – О чём задумалась?

Кармель подняла на него затуманенные глаза.

– Обо всём сразу.

Щуп упёрся во что-то твёрдое, раз, другой. Сашка провёл на взрыхлённой земле линию.

– Неглубоко. С метр не больше.

Кармель вытащила чёрные пластиковые пакеты и расстелила в тени вяза. Через час стало ясно: местные жители захоронили погибших в неглубокой могиле, из-за близких боёв всё делалось в спешке. Она натянула резиновые перчатки и стала принимать у ребят пожелтевшие кости, ржавые каски, патронаж со спёкшимися патронами, кожаную портупею, обрывки почерневшей ткани, ставшую плоской санитарную сумку. Мальчишки, поднаторевшие в искательском деле, подсказывали Никите. А он лишь старался не показать своего волнения. Но его выдавали закушенные губы, сосредоточенный как бы внутрь себя взгляд.

К вечеру в чёрных пакетах на свой последний привал легли шестеро рядовых, старший лейтенант и медсестра. Из слипшейся сумки медсестры удалось извлечь документы и прочитать имя девушки. Оно в точности совпало с названным Катей. Документы лейтенанта обнаружились в портупее. У пятерых солдат имелись смертные медальоны, но кто из них Иван Гордеев пока не выяснить. Сашок похлопал старшего товарища по плечу.

– Сегодня же вечером вскроем медальоны и узнаем: кто из них твой дед.

Никита задумчиво смотрел на останки бойцов.

– Я прочитал, что по самым общим подсчётам тех, кто остался лежать на полях сражений от пяти до восьми миллионов. Представляете: сколько не погребённых и не оплаканных… Я вот думаю: а смогло бы моё поколение, как они, – он показал на пластиковые пакеты, – встать на защиту страны. Или сдрейфили бы? Отчего-то кажется мне: часть богатеньких сразу бы свалили за границу, кто-то бы прикинулся ветошью, кто-то бы справки о болезни приволок в военкомат. Утешает одно: ещё остались такие, как вы, ребятки. – Он взъерошил волосы на голове Стёпки. – И мы, если надо, выстоим снова. Верно?

– Верно, – улыбка на обезображенном лице Стёпы удивительным образом осветила его. – Мы не сбежим.


В палатке отряда воронежцев нашлось спальное место для Никиты. Хотя он и уверял, что одну ночь вполне может провести и под навесом рядом с Лиской. Останки бойцов и медсестры поместили на плацу под большим деревянным крестом рядом с другими солдатами, поднятыми в лесу. Степа и Сашок привели Никиту в штабную палатку. Игорь Петрович, зажав в ювелирных тисочках бакелитовый медальон, показал, как распилить его и осторожно пинцетом извлечь бумажный рулончик. В фотованночке, наполненной обычной водой, рулончик расправили, и фамилия первого бойца всплыла из небытия времени. Остальные медальоны открывал Никита. Он с трудом сдерживал нетерпение, и всё же неожиданным оказалось для него появление надписи простым карандашом «Гордеев Иван Никитич. С Добринка. Петропавловский сельсовет. Краснодарского края». Никита смотрел на пожелтевшую бумагу, буквы колыхались под тонким слоем воды – эти слова написал его дед, а он прочёл их столько лет спустя. Никита чувствовал себя так, словно невидимая, но прочная нить протянулась между их душами. Игорь Петрович протянул короб, обтянутый красной материей.

– Это для деда. Завтра приедут родственники солдат, поднятых нами в июле. Конечно те, которые откликнулись. Кто-то заберёт останки с собой, остальных захоронят на аллее Славы. Пропавшие без вести обретут имена и фамилии.

– Кармель, останемся ещё на день, – попросил Никита.

Кармель удивилась.

– Я вроде бы не говорила, что мы завтра уезжаем.

– Ну я подумал: раз поиск окончен, ты хочешь быстрее вернуться домой.

Кармель пожала плечами.


Утром Никита отправился в лес с поисковиками, а Кармель решила помочь дежурным поварихам Лене и Марине приготовить обед. Девушки шутили и пытались развлечь задумчивую Кармель. Она рассеянно слушала их и улыбалась грустной улыбкой. Прошедшей ночью Тимур снова ничего не сказал об отъезде, а она не хотела торопить его. Неопределённость угнетала и давалась ей тяжело.

Сегодня поисковики работали только до полудня, после обеда должна была состояться передача найденных останков родственникам. Сначала их отводили в лес, туда, где приняли последний бой их оставшиеся вечно молодыми деды. На лагерном плацу уже выложили в шеренги красные короба с останками опознанных бойцов. Кармель посмотрела на приготовленные ленты-вкладыши из смертных медальонов и удостоверения, что солдаты пали смертью храбрых, а не пропали без вести. В одиннадцать приехал священник и мулла. Марина усадила их под навес и угостила чаем. К часу дня лагерь поисковиков шумел, как разбуженный улей. Прибывших гостей накормили кашей и повели в лес. Кармель не хотелось путаться под ногами, она отправилась на речку.

В три часа весь лагерь собрался на плацу. После панихиды, где чаще других имён звучало имя «Иван», «Иванович», мулла пропел суры из Корана, отпевая души мусульман. К мини-гробам родственники поставили портреты в рамках, так солдаты обрели свои лица и свои имена. Потом была торжественная поверка героев, каждой приехавшей семье Игорь Петрович вручал вкладыш и удостоверение. Под звуки песни «день Победы» поисковики подошли к коробам, и. преклонив колени, положили букеты полевых цветов. Кармель смотрела на просветлённые лица вокруг, и понимала: эти два месяца оказались единственными в её жизни, когда она жила не только для себя.

Вечером поисковики собрались у костров. Никиту и Кармель Игорь Петрович пригласил лично. Он от всего отряда поблагодарил её за помощь в поисках и подарил значок с эмблемой отряда. Часть гостей покинула лагерь, часть осталась до утра, и они тоже влились в тесный круг у костра. Сначала под гитару звучали песни военных лет, потом пошли более современные, написанные в мирное время, но тоже о войне. Никита, сидевший рядом с Кармель, тихо произнёс:

– У меня прямо мороз по коже. Такое ощущение, будто они тоже слушают песни, – он кивнул на плац, где под крестом лежали оставшиеся мини-гробы. – Они лежат, как на последнем привале перед вечностью.

Кармель кивнула.

– Мне кажется, многие это чувствуют.

Постепенно уставшие люди, полные впечатлений, стали расходиться по палаткам. У костра осталось сидеть не более десятка гостей и поисковиков. Лина задумчиво перебирала пальцами струны гитары, решая, что ещё спеть. Тимур попросил у неё инструмент. Он чуть отодвинулся от Кармель и заиграл незнакомую ей мелодию. Когда зазвучали первые строки, девушка насторожилась и стала вслушиваться в каждое слово.


Мои глаза в тебя не влюблены25, –

Они твои пороки видят ясно.

А сердце ни одной твоей вины

Не видит и с глазами несогласно.


Ушей твоя не услаждает речь.

Твой голос, взор и рук твоих касанье,

Прельщая, не могли меня завлечь

На праздник слуха, зренья, осязанья.


И всё же внешним чувствам не дано –

Ни всем пяти, ни каждому отдельно –

Уверить сердце бедное одно,

Что это рабство для него смертельно.


В своём несчастье одному я рад,

Что ты мой грех и ты – мой вечный ад.


Кармель смотрела на чуть склонённую голову Тимура и гнала от себя подозрение: он поёт о ней. Как только стихли звуки последнего аккорда, он отдал гитару Феликсу и, взяв Кармель за руку, повёл от костра прочь. Она услышала немного злорадный смех Лины и растерянный голос Феликса.

– А сказать до свидания добрым людям?

Кармель молча шла с ним по тропинке. От дурного предчувствия сжималось сердце, и холодела душа. Он расстегнул молнию на входе в палатку, пропустил Кармель вперёд.

– Я хотел поговорить с тобой. – Тимур сел на матрац и похлопал ладонью, приглашая присоединиться.

– Давно пора, – усмехнулась она. – Сашок сказал: ты завтра уезжаешь.

– Ох, этот Сашок. Вечно лезет, куда не просят. Я хотел отложить этот разговор на утро и провести нашу последнюю ночь без выяснений. Но тут, так, кстати, вспомнил этот сонет. По-моему, в нём всё ясно сказано. Ты девочка умная, думаю, поняла. Давай не будем портить такой прекрасный вечер.