Кармель быстро вытерла слёзы ладонями.

– Проехали Воронеж. До Шахт осталось где-то километров пятьсот или чуть меньше. А разговаривала я с кошкой.

Из кустов, будто подтверждая её слова, вылезла, облизываясь, Лиска. К мордочке животного прилипли серые пёрышки.

– Зверюга, опять на птичек охотилась, – пожурил её Никита. – Кушать хочется, аж сил нет.

– Тогда едем.

Никита прищурился.

– А ты не хочешь привести себя в порядок? – Он с неодобрением оглядел всклокоченные волосы, красные глаза девушки, мятую одежду.

Кармель стала оправдываться.

– Я уже почистила зубы и умылась.

– Да ты выглядишь бледной и замученной до смерти.

Она пожала плечами. Но, вернувшись к машине, нашла в сумке шорты и свежую рубашку. Пока Никита брился и неловко сливал себе с бутылки, Кармель переоделась и тронула сухие губы блеском.

После завтрака в крохотном дорожном ресторанчике, Кармель заняла место на импровизированном ложе. Лиска тут же приткнулась ей под бок.

Никита больше четырёх часов ехал без остановки, когда до Шахт осталось двести километров, он решил передохнуть и размять ноги. Кармель разбудить не удалось, хотя он тряс её за плечо. Она приоткрыла один глаз, что-то пробормотала и снова провалилась в сон. Её злющая кошка выскользнула в приоткрытую дверцу автомобиля и скрылась за зданием «Блинной».

Никита ел блины и в окно кафешки поглядывал на «Ниву». «Ещё не хватало, чтобы Лиска потерялась», – думал он, ожидая появления хвостатой воровки возле машины. Вернувшись к «Ниве», он сделал вторую попытку разбудить спутницу. На этот раз ему удалось. Кармель вылезла из машины. Со стороны «Блинной» раздались крики и ругательства. Рыжая бестия со стейком сёмги в зубах метнулась к машине и спряталась за колесо.

– Лиска, ты позоришь меня. Будто тебе еды не хватает, – посетовала Кармель и, вздохнув, добавила: – Так и прибьют когда-нибудь.

Кошка выглянула из-за колеса и облизнулась. Потом спокойненько запрыгнула в машину.

Никита удивился:

– Она проглотила кусок рыбы целиком? – Он заглянул под автомобиль. – Нету. Сожрала. – Он посмотрел на Кармель. – В Шахты мы приедем вечером. Переночуешь у нас, а утром мы захороним наших влюблённых на кладбище рядом с дедом Максимом. Я сейчас покажу на фото, какой памятник заказал для Ивана и Кати.

Кармель выпила минералки.

– С захоронением придётся чуть повременить. Мне приснилась Катя. Может, это просто сон, но всё же думаю, она пыталась со мной связаться. В общем, придётся ехать в хутор Благодатный и выкопать остальные кости Кати, чтобы на том кладбище ничего от неё не оставалось. Заодно и деда Ефима повидаем, он просил сообщить о результатах поиска.

Никита обрадовался.

– Я только за. Ефима Донатовича давно не видел. Папа ему трубку из древесины вишни обещал, да времени не нашёл чтобы отвезти подарок. Кармель. Я… – он замялся. – В общем, ты такая классная девчонка всегда себе другого найдёшь… А ты пытаешься сон в анестезию превратить.

Кармель усмехнулась.

– А что? Сон помогает. Во сне не так больно и дурные мысли не лезут в голову. Какие такие пороки он увидел во мне, что не посчитал достойной его персоны? И хватит об этом! Я справлюсь.

Никита покачал головой.

– Да уж, иногда мы, мужики, такие идиоты.


***


Переночевав и оставив в Шахтах останки Ивана и корзинку с черепом Кати, путешественники отправились в Ивантеевск. Никита прихватил подарки для деда Ефима и знакомых бабушек из Благодатного, он явно наслаждался отдыхом от тяжёлой работы, поездка приносила ему удовольствие. И если бы не хмурый вид спутницы Никита был бы полностью счастлив. В родной город Кармель они приехали на закате солнца. Ему понравился уютный очень зелёный провинциальный городок. Кармель остановила машину возле продуктового магазина.

– Хочу мороженого и побольше, – сообщила она Никите.

Пока она в магазине выбирала мороженое, он в киоске приобрёл пару букетов душистой фрезии. Кармель он вручил сиреневую фрезию, а для её мамы оставил бардовую.


– Привет. Ты вернулась? Тетя Ася сказала мне, что ты уезжала с подругой в путешествие по стране. – На тротуаре стояла Лена Стриж с любопытством разглядывая спутника бывшей подруги.

Кармель бросила взор на Лену, на Германа Розова, держащего её под руку.

– Значит, вы снова вместе. Я рада за вас. И как видишь, я вернулась.

Лена, осмотрев Никиту, пожала плечами.

– А вы, простите за любопытство, новый друг нашей Конфетки?

Никита перехватил букет удобнее. На его загорелом лице появилась радушная улыбка.

– Самый настоящий.

Лена чуть надула губы и небрежным тоном сказала:

– Мы тоже когда-то с Кармель были настоящими подругами, а теперь как видите, она путешествовала с новой подругой. Так что не обольщайтесь, «друг», – выделила она это слово особо. – Она вас быстро заменит. – Лена повернулась к Кармель и ехидно добавила: – Во всяком случае, раньше твои бойфренды глаз не красили.

Никита засмеялся. Лена фыркнула и потащила Германа прочь. Кармель бросила им вслед.

– И вам всего доброго.

– Ей обидно, что ты уехала с новой подругой. Она не знает о Кате? – поинтересовался Никита.

– Нет. Мы поссорились раньше, чем я нашла Катю.

– Может, стоило объясниться?

– Там будет видно. За лето многое для меня изменилось. Это было такое насыщенное событиями и впечатлениями время, что у меня появилось ощущение, будто я прожила жизнь. Жизнь длиной в лето.


Дома никого не оказалось. Кармель поставила цветы в вазы. Показала Никите гостевую комнату.

– Располагайся. Через час встречаемся внизу. Поможешь мне приготовить ужин? А завтра выгрузим багаж и отправимся в Захарьино.

Никита кинул рюкзак на стул.

– Если хочешь, сварганю пиццу, у меня неплохо получается.

Кармель обрадовалась, ей не хотелось возиться с ужином. Подъезжая к городу, она позвонила родителям. Оказалось, Эйтан в Краснодаре, а папа с мамой на открытии нового мебельного салона. В трубке телефона звучал радостный голос матери.

– Кармель, мы так рады, что ты вернулась. Но сегодня будем поздно, после открытия у нас банкет. Если хочешь, подъезжай к «Розовой устрице» к десяти часам.

Кармель усмехнулась. Они устраивали банкет в «Розовой устрице» самом дорогом ресторане города. Папа плюнул на свою привычку к экономии, значит, будет принимать важных гостей. Представила суматоху, шум, музыку и содрогнулась. Нет, сейчас она этого не вынесет.

– Мам, я не одна и очень устала. Увидимся завтра.

– Ты с подругой. Ну наконец познакомишь нас.

Кармель не стала её разуверять и, пожелав родителям хорошо провести время, отключилась. Она больше получаса нежилась в джакузи, потом приводила себя в порядок.

«Смыть бы с души всю боль и горечь, так как смывается водой дорожная пыль, было б здорово, – размышляла она, расчёсывая волосы, выгоревшие на солнце. Светло-русая шевелюра стала соломенного цвета. – Я не знаю, как мне теперь жить без него. День за днём. Час за часом. Без Тимура всё стало пустым и ненужным».

Когда Кармель наконец появилась на кухне, там вовсю орудовал Никита.

– Я взял на себя смелость и заглянул в шкафы, в холодильник. Не пришлось даже тесто замешивать, отыскал замороженное. – Он посмотрел на часы. – Через двадцать пять минут пицца будет готова. На такой кухне готовить одно удовольствие. – Никита сел за стол и пододвинул Кармель высокий запотевший стакан с апельсиновым соком.

– Лиска не появлялась? – Кармель отпила холодный сок, поморщилась. Кошка выпрыгнула из «Нивы», как только машину поставили на стоянку во дворе дома, и помчалась в сад.

– Появлялась. Принесла тебе угощение. Там на ступеньках лежит.

Кармель открыла входную дверь. На серой глянцевой плитке валялась крохотная мышка.

– Это мне на одни зуб, – улыбнулась Кармель. – Лиска теряет хватку.

Потом они ели пиццу, беседовали. Около десяти вечера Кармель сослалась на усталость и отправилась к себе.


На следующее утро, спустившись на кухню, она обнаружила родителей и Никиту, беседовавших довольно бурно. Бедный парень как мог отбивался от настойчивых расспросов матери.

– Наконец-то. – Мать обняла Кармель, чмокнула в щёку. – Мы тут пытаем молодого человека и ничего путного не можем добиться.

Натан Михаэлевич прижал дочь к груди.

– Да уж Никита отвечает уловками, словно партизан на допросе. Мы только и смогли узнать, что лето ты провела в Смоленской области. Он сказал: сама всё объяснит. Так что, дочь, слушаем.

Кармель уселась за стол.

– А у вас есть время? Быстро рассказать не удастся.

Ася Ивановна занервничала:

– Что ты натворила. Да, совсем забыла, милиция трижды запрашивала сведения о тебе в институте. Секретарь звонила.

Кармель решила поведать родителям всю историю с самого начала: с приезда в Захарьино. Когда она закончила рассказ, родители с потрясённым видом молчали минуты две.

– Это правда? – только и смогла вымолвить Ася Ивановна. – Почему сразу не рассказала нам?

Кармель допила чай и вытерла губы салфеткой.

– А вы бы отпустили меня? Просто поверив на слово. Катю и Эйтан не видел, только слышал.

Натан Михаэлевич согласился. С доводами дочери.

– Не поверили бы. Уговорили бы лечь в клинику, полечиться. Значит, сейчас вы хотите выкопать остальные кости Кати и захоронить в могиле вместе с останками Ивана?

Никита кивнул.

– Вы всё правильно поняли. Я сейчас помогу Кармель разгрузить машину, и мы отправимся в Захарьино, потом в Благодатный. Оттуда сразу в Шахты. Кармель хочет завершить дело.

– Благодатный. Красивые места. В детстве я там часто гостила у бабушки, – вспомнила Ася Ивановна. – Там кто-то остался?

– Две бабульки и всё. Хутор вымер.

– Я знала, что так будет. Да места красивые, но кому охота жить у чёрта на куличках, топить печь, таскать воду с колонки во дворе и зимой морозить попу в дощатом туалете на улице. Я как вспомню деревенскую жизнь, так ностальгия и пропадает. Нет, не скучаю по деревенской идиллии, я от неё бежала со всех ног.

Кармель усмехнулась.

– Не все уехали из Добринки и Благодатного за городскими удобствами. Мам, ты извини, но не стоит судить по себе. Люди уехали потому, что не стало работы, закрыли школы, детские садики и медпункты.

Ася Ивановна с удивлением посмотрела на дочь.

– Раньше ты об этом не задумывалась. Интересно, каких идей ты ещё нахваталась, пока была вне дома.

Натан Михаэлевич взглянул на Кармель с одобрением.

– Неужели моя девочка стала думать не только о нарядах.

Кармель обиделась.

– Можно подумать, я ничем путным не занималась и мечтала лишь о тряпках.

Никита скрыл улыбку, опустив голову.

Натан Михаэлевич чуть ехидно произнёс:

– Ну почему же, занималась, тратила время на развлечения. – Он допил кофе и поднялся. – Учёба давалась тебе легко. Никаких усилий для этого ты не прилагала. Ну-ка, дочь, вспомни, ты бралась за какое-нибудь полезное или нужное дело?

Кармель вспыхнула. Лицо пошло пятнами, на глаза выступили слёзы.

– Раньше вы не упрекали меня. Я училась и тогда еще не нашла занятие по душе.

– А сейчас нашла? – Отец бросил салфетку на стол. – Нам пора. Дочь, будь осторожна в дороге. И не забывай звонить.

Родители были на полпути к входной двери, когда Кармель громко заявила:

– Я нашла занятие по душе. Хочу конструировать удобную складную мебель для путешествий, для поездок в лес или на рыбалку. У меня готовы эскизы.

Если бы на улице в солнечный день грянул гром, то и тогда Натан Михаэлевич удивился бы меньше. Он вернулся на кухню.

– Неси эскизы, я посмотрю их на работе.

Пока Кармель бегала в свою комнату. Натан Михаэлевич успел выпить стакан воды, переставить чашки на столе. Он явно волновался.

– Вот, – Кармель протянула отцу чертежи и расчёты.–Когда просмотришь, сразу мне сообщи.

– Обязательно, – он поцеловал дочь в щёку.


***


В Захарьино они поставили машину под огромной шелковицей возле дома бабушки. Никита вытащил сумку с подарками для деда Ефима и знакомых старушек из хутора Благодатного. День выдался пасмурный. Небо заволокло тучами, ветер крутил на дороге крохотные пылевые вихри. Лиска, выскочив из машины, сразу направилась в знакомый двор. Кармель позвала её несколько раз и решила: не хочет идти с ними, пусть ждёт их здесь. Не заходя в дом, они направились в Благодатный. Никита нёс сумку, а Кармель двигалась налегке. К счастью, ветер дул в спину, пять километров пути они преодолели за час.

Когда путники вошли в хутор, пошёл дождь. Кармель дёрнула калитку дома бабы Ани, рассохшиеся почерневшие штакетины протестующе заскрипели. Кармель насторожил двор, заросший бурьяном. А когда, обогнув пышный куст калины, она увидела входную дверь, которую крест-накрест перекрещивали доски, поняла: дом осиротел.