– Тут рядом бабушка Лиза жила. – Кармель не хотелось верить, что баба Аня умерла. А вдруг она уехала к детям?

Таким же, если ещё не большим запустением их встретил двор бабы Лизы.

Никита глянул на побледневшую расстроенную Кармель.

– Куда дальше? К деду Ефиму или на кладбище?

– К Ефиму Донатовичу. Он должен быть в курсе, куда делись его подруги.

Добринка поразила красотой Никиту так же, как и в своё время Кармель.

– Последний раз я был здесь с отцом в десятилетнем возрасте. Запомнил только реку, на которой рыбачил с дедом Ефимом и жутковатые, особенно вечером, дома с пустыми глазницами окон.

Зашли в бывший дом Гордеевых. Никита побродил по комнатам.

– Жалко страшно, что такой дом бросили. – Они вышли во двор. От картины запустения обоим стало не по себе. Впечатление заброшенности добавлял серый пасмурный день. Ветер гнал по небу расхристанные чёрные тучи.

Двор деда Ефима украшала ровная зелёная травка. Кармель повеселела, это означало: старик недавно косил траву. Они беззвучно открыли калитку, хорошо смазанные петли не пискнули.

– Дедушка Ефим, – громко позвала Кармель.

На её крик из двери дома выглянула баба Лиза. Приложив ладонь к глазам, попыталась разглядеть гостей. Кармель радостно вскрикнула и кинулась обнимать старушку. Девушке она показалась ещё более худой и сухонькой, почти невесомой.

– Эт самое, Кармелька, ты что ли?

– Я, я бабушка Лиза. А мы тут вам гостинцы привезли.

– Кто тут нас проведать решил, – раздался рокочущий басок деда Ефима.

Кармель бросилась и ему на шею.

– И я рад тебя видеть, – дед Ефим обнял девушку, не касаясь её спины ладонями. – Кроликов кормил. Руки зазеленил, помыть надо, а то выпачкаю тебя, – пояснил он, отстраняясь.

Кармель всхлипнула, глаза наполнились влагой. Этот мгновенный переход от бурной радости к слезам насторожил старика. Он нахмурил брови и внимательно посмотрел на гостью, потом на пришедшего с ней молодого мужчину.

– Никак не признаю. Вроде видел тебя раньше…

– Я Никита, внук вашего друга Ивана.

– Точно! Мальчонкой сюда приезжал. Рыбалили вместе.

Баба Лиза всплеснула худенькими ручками.

– Эт самое. Чего ж мы стоим? Пойдёмте к столу. Там под навесом за домом не так ветер стрижёт.

У Кармель на языке крутился вопрос о бабе Ане, но она отчего-то побоялась его задать. Дед Ефим протянул ей большую эмалированную кружку с водой. Она слила, старик, фыркая, умылся, пригладил мокрыми руками седые волосы. Когда гости привели себя с дороги в порядок, баба Лиза усадила их на лучшие места. На попытку Кармель помочь, замахала руками.

– Чай не калека, справлюсь.

На столе появилась окрошка, холодное мясо, нарезанное тонкими ломтиками и миска с жёлтой густой сметаной. Кармель, показав на мясо, поинтересовалась:

– Это кролик?

Дед усмехнулся.

– Он самый. А как твой Апельсин?

Кармель закусила губу. Её лицо страдальчески скривилось, крупные горошины слёз закапали в окрошку.

Дед Ефим крякнул и проворчал:

– Да что ж такое. У тебя глаза всё время на мокром месте.

Кармель вздохнула и попыталась взять себя в руки.

– У меня нет больше кролика. Апельсинчика убили.

Дед Ефим изумился.

– Кому помешал кролик? Так давайте сначала пообедаем. А потом ты всё расскажешь. Раз Никита с тобой, то поиски Ивана увенчались успехом. Вот и поведаешь обо всём сразу.

Кармель думала от спазмов в горле она не сможет есть, однако, успокоившись, умяла полную тарелку окрошки. От мяса отказалась наотрез, а вот пышным оладьям с мёдом уделила внимание.

«Мне и правда, чуть что хочется плакать», – подумала Кармель, раньше она за собой такой слабости не замечала.

Баба Лиза сновала между печкой, столом и всё подкладывала гостям угощение. Дед Ефим прервал мельтешение, ласково задержав её сухонькую ладошку в своей громадной ручище. Баба Лиза застенчиво, как девочка, улыбнулась и присела на краешек стула. Кармель с удивлением поняла: добрые, сердечные отношения могут возникнуть и в преклонные годы. Ефим Донатович чуть покровительственно, с улыбкой поглядывал на суетливую бабу Лизу. В её взгляде на него Кармель уловила обожание и признательность.

– Насытились, гости дорогие. А теперь рассказывайте, а то уже трудно сдерживать любопытство.

Кармель подробно с самого начала поведала им о своей поездке в Смоленскую область. Баба Лиза живо реагировала на её рассказ, ахая и закрывая рот рукой. Она впервые услышала о призраке Кати и находилась в потрясении. Про гибель Апельсинчика Кармель рассказывала со слезами на глазах, старушка не вытерпела и тоже всплакнула. А когда Кармель живописала о встрече Ивана и Кати, баба Лиза поддержала гостью еле сдерживаемыми рыданиями. Дед Ефим возмутился.

– Цыц, развели мокроту. Чего реветь. Всё же хорошо закончилось. И нам с тобой Лизка, печалиться не о чем. Там встретимся со всеми родными.

По крыше шиферного навеса забарабанил дождь. Баба Лиза отправилась закрывать окна в доме. Кармель, воспользовавшись её отсутствием, поинтересовалась о судьбе баба Ани.

– Аня умерла первого июля. Лиза, которая не соображала, как звонить, смогла набрать на телефоне, на быстром наборе, номер дочери Ани. Они приехали, привезли врача. Та осмотрела и разрешила хоронить без вскрытия. Да кого могла интересовать девяностолетняя старуха. Лизе Анина дочь предложила уехать с ними, но ту, видимо так страшили перемены, что она не испугалась одиночества. Лиза легла на кровать и решила тоже умереть. Я давно с Аней договорился отзваниваться по четвергам. И вот прошёл четверг, а звонка нету. Стал звонить сам. Никто не берёт трубку. Отправился в Благодатный и нашёл Лизу. К тому времени она уже три дня не ела и не вставала с кровати. Вот так она оказалась здесь, у меня. Вдвоём-то веселее, – Ефим Донатович замолчал при появлении бабы Лизы. Байковый халат намок и прилип к её худенькому, словно у десятилетнего ребёнка телу.

– Эт самое. Придётся заночевать у нас. Вон какой дождяра начался, – заявила она и протянула Кармель и Никите плащи. – В дом идите.

– А сама почему по дождю раздетая бегаешь? – укорил её дед Ефим. – Заболеешь, не дай Бог.

– Да я быстренько и переоденусь, – ответствовала баба Лиза, но по лицу было видно: ей приятна забота Ефима Донатовича.

Утром без плотного, сытного завтрака старики их не отпустили. Кармель, прощаясь, снова пустила слезу, сама не понимая, отчего ей так легко плачется. После дождя по мокрой траве оказалось трудно идти – ноги разъезжались и скользили. Умытое солнце так усердно сушило зелёное покрывало земли, что шёл пар. На подворье бабы Ани, в сарае, они взяли лопаты. Кладбище за лето ещё больше заросло, кусты лебеды и чертополоха достигали человеческого роста. Они с трудом пробрались к могиле Кати. Среди травы Кармель отыскала узкие листья ирисов. Пока очищали землю от растительности, вымокли и измазались, как черти. Сначала копать было трудно, Никита отстранил Кармель от этого дела, предложив ей посидеть на охапке травы. Потом влажные комья земли сменились на сухие и дело пошло быстрее. Вскоре Никита извлёк пожелтевшие кости скелета и сложил их в чёрный плотный пакет.

У околицы Захарьино Кармель осмотрела себя и Никиту. Грязная, мятая одежда высохла на солнце и сейчас они выглядели хуже бомжей. Никита рассмеялся, глядя на её растерянное лицо.

– Да ладно. Какая тебе разница, что подумают. Сейчас примем ванну, переоденемся.

Кармель захохотала.

– Примем ванну? В точку. Нагреем воды. Вроде бы газ остался и в эмалированной ванне искупаемся.

Никита хмыкнул.

– Я могу и под краном во дворе. А вот перекусить бы не мешало.

Кармель проворчала:

– По пути нам встретится магазинчик, но как в таком виде в нём появиться.

– Ты побомжуй у входа, я куплю колбасы и сыра.

Никита всучил её пакет с костями и отправился в магазин. Кармель прислонилась к тополю и стала его ждать.

– Вот это номер, Конфетка, ты ли это, – раздался знакомый голос.

Кармель подняла голову. Крыжовник, сверкая зелёными глазищами, с улыбкой разглядывал её.

«Нет! Ну почему нужно обязательно встретить знакомых, когда этого не желаешь», – чертыхнулась про себя девушка.

– Где тебя носило в таком виде?

– Где надо, – буркнула она, прикрывая ладонью прореху на рубашке.

– А я не знал, что ты приехала. Опять дом покупателям показывать?

– Что-то вроде этого.

Из магазина появился Никита. Кармель словно со стороны взглянула на него. Суточная щетина на щеках, обведенные чёрным глаза и грязная одежда, придавали ему как ни странно богемный вид.

– Твёрдого сыра не было, я взял плавленый. Ну и колбаски с хлебом, заявил он, приблизившись. – Привет, – кивнул он Кузнецову, как старому знакомому.

Крыжовник с насмешкой окинул взглядом спутника Кармель.

– Вот значит, как надо выглядеть, чтобы тебе понравиться.

Никита нахмурился. Кармель всучила ему чёрный пакет, забрала продукты.

– Пока, Саш. Привет всем знакомым. – И, подтолкнув Никиту, вышла из тени тополя на солнце.


Дом бабушки встретил её небольшим слоем пыли. В комнатах не ощущалось затхлости, словно в них кто-то жил. Несмотря на её возражения, Никита, раздевшись до плавок, вымылся под холодной водой крана. Пока Кармель купалась в ванной в кладовке, он приготовил бутерброды и заварил чай.

– Здравствуйте, молодой человек.

На пороге кухни появилась более чем странная особа. Никита поперхнулся куском колбасы.

Особа, прошлёпав по кухне огромными мужскими сандалиями, взгромоздилась на стул. Протянула руку, похожую на цыплячью лапку.

– Ираида Кимовна, хороша знакомая Кармель. А вы молодой человек, – взгляд старушки скользнул по обнажённому торсу мужчины, – возлюбленный Кармель.

Никита осторожно пожал хрупкие пальцы Ираиды Кимовны, надел футболку.

– К сожалению, я лишь её друг.

Старушка кокетливо тряхнула головой, украшенной множеством цветных заколок, наклонилась и заговорщически прошептала:

– Будьте настойчивыми. Я, например, обожала напористых мужчин. Кармель нужно встряхнуть, а то она похожа на латвийца, танцующего тарантеллу. – Ираида Кимовна извлекла из кармана джинсовой жилетки трубку, раскурила её и, пахнув в сторону собеседника ароматный дымок, подмигнула.

Никита потянул носом и удивлённо уставился на старушку.

– Помнится, служил я на границе с Казахстаном…

– То, что вы курили в армии фуфло, – перебила его Ираида Кимовна. – У меня же отборная травка. Хотите?

Никита от неожиданности обжёг язык горячим чаем.

– Нет. И я не курил. Просто хотел сказать: знакомый запашок.

– Не курили? Для такого хорошего мальчика у меня есть леденец, – старушка протянула нечто завёрнутое в фольгу.

Из кладовки вышла Кармель в халате и с полотенцем на голове.

– Здравствуйте, Ираида Кимовна. Не бери у неё угощение. Уверена, наша добрая гостья сварила леденец с любимой травкой.

– Совсем немного добавила, но не травки, а так кой чего получше, – не смутилась старушка и убрала угощение в карман. – Вот поинтересоваться хочу. Дом продала? Надеюсь этому красавчику? А то мы тут, как лягушки в болоте, распугать некому.

Никита налил Кармель чай, подвинул тарелку с бутербродами.

– А вы не желаете? – спросил пожилую гостью.

– А чего-нибудь покрепче нет? – ответствовала та, строя ему глазки.

Кармель улыбнулась, глядя на гримасы Ираиды Кимовны.

– Дом не продала. Ваше болото останется тихим. Расскажите лучше местные новости.

Старушка указательным пальцем почесала накрашенную бровь.

– Чуча умер в психушке. Сашка Кузнецов женился на продавщице, ожидают пополнения семейства. Толик Егоров купил микроавтобус и вывозит аборигенов в город. За плату естественно. Вот, пожалуй, и всё. Одно слово болото. – Ираида Кимовна замялась. – Я тут рыжую кошку видела. Как только ты появилась, она снова здесь возникла.

Кармель непонимающе посмотрела на старушку.

– И что такого. Лиску я забирала с собой, а сейчас она приехала с нами. Тут где-то бродит.

– Что такого!? Но она же исчезла после смерти Маши. Одна пренеприятная особа известная тебе, как баба Маня, кажется, видела её дохлой. И вот эта весьма примечательная внешне кошка появляется здесь всякий раз одновременно с тобой. Разве нестранно?

– Верно, это другая кошка. Лиска жива, здорова, – пробормотала Кармель, подозревая старушку в больных фантазиях, вызванных курением любимой травки.

Ираида Кимовна покачала головой.

– Много ты встречала рыжих кошек с белой полоской вдоль хребта. И глаза разные один зелёный, другой голубой. Она это. С того света явилась.

– Глупости. Кстати, глаза у Лиски не сильно отличаются по цвету.

– Вот и забирайте с собой тварину. Нечего пугать мою собачку, – разворчалась Ираида Кимовна, серея лицом.

На дорожке, выложенной кирпичом, сидела Лиска, смотрела в кухонное окно на Ираиду Кимовну и умывалась.