– Кыш, нечистая, – старушка перекрестила кошку. – Она это. Пойду-ка я отсюда.

Кармель вышла проводить соседку.

– Видите. Обычная кошка. Не говорите глупости.

Лиска выгнула спину и зашипела на Ираиду Кимовну. Та сплюнула через плечо.

– Чур меня, чур.


Кармель замкнула дом. Позвала кошку.

– Кис, кис. Лиска, не прячься, мы уезжаем. – Хлопнула дверцей машины. – Лиска, я не шучу.

Никита уложил вещи и пакет с останками в багажник.

– Вон она проказница, – показал он на крышу сарая.

Лиска сидела, как суслик, столбиком на позеленевшем шифере сарая. Негромко мяукнув, на глазах изумлённых Кармель и Никиты вдруг неожиданно растаяла. Вот она была и не стало.

– Я одна это видела?

Никита не сразу пришёл в себя.

– Я тоже наблюдал исчезновение кошки.

Они обошли сад, дом, выкликая Лиску. Кошка не появилась.

– Но она же не походила на призрак. Тёплая, пахла обычной кошкой, ела, шкодила, – рассуждала Кармель, не желая признавать исчезновение Лиски.

Никита почесал затылок.

– Есть поверье, что кошки могут ходить между мирами. Она вернулась домой и посчитала свою миссию завершённой. Пора и нам свою миссию завершить.

Кармель отдала ему ключи.

– Садись за руль. Что-то я сейчас не в состоянии вести машину. – И совсем тихо добавила: – Даже кошки меня бросают.


***


На кладбище в Шахтах в неглубокую могилу Никита опустил два красных короба. Подвыпившие рабочие кладбища быстро забросали могилу землёй. Кармель посмотрела на увеличенные фото Ивана и Кати.

– Здесь лишь их бренные останки. Интересно, где они сами находятся?

Иван Максимович протёр носовым платком лакированный крест на могиле отца.

– Наверно, нам не нужно знать, куда отправляются души после смерти. Чтобы мы не торопились и нормально прожили эту жизнь. Месяца через два будут готовы памятники. Отцу и один на двоих Ивану с Катей.

Кармель посмотрела в синее-синее с белыми клочками облаков небо, будто нарисованное на картине.

– У меня такое чувство, что я потеряла близких мне людей.

Никита улыбнулся и с надеждой в голосе произнёс:

– А ты не забывай, приезжай к нам в гости.

Кармель попрощалась с Гордеевыми, пожелала им счастья.

– Карамелька, звони, хотя бы иногда, – попросил Никита.


***


Кармель опоздала к началу занятий на три дня. Встреча однокурсников после летнего отдыха прошла без неё. Когда она появилась в аудитории, её встретили возгласами.

– Проштрафившийся платит.

– Ладно, – смирилась она. – После занятий идём в стекляшку.

У них в группе существовал обычай, тот, кто явился в сентябре на занятия позже всех, угощает в кафе всю группу мороженым и шампанским. В перерыве между лекциями к Кармель подошла Лена.

– Привет. Если честно, я скучала по тебе. Давай забудем глупую ссору.

– Давай, – с готовностью согласилась Кармель.

– Тогда сегодня вечером встречаемся в «Малибу».

Кармель поёжилась. Ночной клуб «Малибу» отличался не только сверхшумными дискотеками, но и постоянным контингентом посетителей. Она даже ради Лены просто не могла бы сейчас выдержать общения со старыми друзьями, а уж веселиться ей и подавно не хотелось.

– Лена, извини, не могу, нет настроения.

– Брось, Оторвёмся по полной. У Германа новый друг, тебе стоит с ним познакомиться.

– У меня нет желания с кем-либо знакомиться.

Лена обиделась.

– Это ты называешь возобновлением дружбы. Предложи свой план.

Кармель задумалась.

– А давай, как раньше, посидим в саду, пожарим сосиски на мангале. Поболтаем.

Лена пожала плечами.

– В другой раз. Сегодня в «Малибу» новая программа. Да я и новое платье уже купила.

Лену окликнула незнакомая Кармель девушка. Лена направилась к ней, бросив напоследок подруге.

– Если передумаешь, знаешь, где меня найти вечером.


После угощения однокурсников мороженым и шампанским Кармель пришлось оставить машину на стоянке. Не хотелось лишиться прав из-за двух бокалов шампанского. Дома за ужином отец сообщил ей хорошие новости. Разработанную ею складную мебель решили пустить в производство.

– Вот только, госпожа дизайнерша придётся вам приехать на фабрику и самой подобрать материалы, из которых изготовят твою мебель. Мы, конечно, можем сделать это сами, но раз ты уж взялась за дело, доводи до конца.

Кармель обрадовалась.

– Я только за. И дерево и ткани на обивку. Всё-всё сама выберу.

Натан Михаэлевич улыбнулся.

– В пределах наших возможностей, только о будущей цене на мебель не забывай.

Отец в своём репертуаре. Должно быть добротно и недорого.


Вечером в кровати Кармель всплакнула. И всё же она не жалела, что познакомилась с Тимуром. Кармель ощущала себя сосудом, наполненным драгоценным содержимым. Острота восприятия жизни усилилась настолько, что ей стало казаться: раньше она не жила, существовала, зря тратя отпущенное ей время. Именно Тимур разбудил в её сердце любовь, и она теперь знала, что значит улетать душой и телом в небеса, что значит очутиться в безвременье. Там, где обитает только дух и чистое счастье без конца и края. Кармель по-иному взглянула на свои поступки, отношения между людьми. У неё открылись «слепые» ранее глаза: в мире нет ничего ценнее любви. Без любви любой богач нищий. Это то, что нельзя купить ни за какие деньги. Ведь те, кому не повезло встретить настоящую любовь, обречены пробавляться её суррогатами. Кто-то бессмысленно прожигает жизнь, кто-то усердно зарабатывает деньги, считая их мерилом счастья, а большинство спокойное и сытое существование принимают за это чувство и, не зная, что теряют, боятся открыть сердце другому человеку. Она не струсила обнажила душу перед Тимуром. Теперь лишь остаётся понять: достоин ли он её любви. Если нет, она сможет выжить и без него. Вот только нужно как-то привыкнуть к этому мучительному одиночеству.

Кармель села в кресло у окна. Из-за слёз яркие огоньки звёзд расплывались и мигали ей с тёмного небосвода. Повеяло ледяным воздухом, девушка поёжилась. Странно, сквозняк пронёсся изнутри комнаты.

– Не надо плакать, – послышался знакомый голос Кати.

Кармель радостно вскрикнула:

– Привет, подружка. Тебе опять удалось вырваться оттуда.

Катя проскользнула к окну.

– Неправильная постановка вопроса. Меня никто не держит. Просто нежелательно ушедшим душам тревожить покой и мысли живых. Но я не могла не повидать тебя. Сейчас тебе тяжело, потерпи, будь умницей.

Кармель вытерла мокрые глаза.

– Кать, мне очень плохо без него. Я думала смогу привыкнуть, приспособиться. Но нет. Не получается.

Катя встревожилась.

– Только не делай глупости. Ты верила, что мы найдём Ваню, даже, когда я начала сомневаться. Теперь моя очередь помочь. У тебя всё сложится. Верь мне.

Кармель посмотрела в лицо подруги, ставшее вновь юным и прекрасным.

– Кать, что там? Там…

– Ты же знаешь правило. Я не имею права рассказывать тебе, – понурилась Катя.

– Но почему?

– Причина очень проста: человек свободен в своих решениях и жизненном выборе. Знания о том мире только помешают. Я тебе скажу точнее: в душе каждого из нас частица Бога, мы можем приумножить этот дар или растратить зря. Вот от этого зависит, куда мы попадём после смерти. – Катя жестом остановила следующий вопрос Кармель. – Если бы могла, я бы поведала тебе обо всём. Держись, подруга. Ты у меня сильная. – Ледяной сквознячок обнял плечи Кармель. – И верь в себя – ты достойна не только дружбы, но и любви. Пока, – прошелестел голос Кати и затих.


***


Тимур открыл глаза и посмотрел на часы – пять утра. Который день подряд он просыпался до того, как прозвенит будильник. Раньше проблем со сном у него не было. Зная, что сейчас снова полезут в голову мысли о Кармель, Тимур нехотя поднялся с кровати и поднял жалюзи. Вот только смысла в этом никакого. Непроглядная тьма за окном внизу, на улице разбивалась огнями рекламы и уличных фонарей. А здесь на высоте восьмого этажа в открытую форточку вливалась промозглая стылая слякоть осеннего дождя. Крупные капли барабанной дробью стучали по железному отливу. От этой монотонной водяной канонады ему сделалось тоскливо и неуютно. Уже полтора месяца он безуспешно сражался с собой, пытаясь забыть Кармель. В первую неделю ему даже показалось, что он сделал правильный выбор. Грусть от расставания и понятное желание видеть девушку, не слишком его беспокоили. Тимур приготовился к некоторой ломке из-за эмоциональной привычки видеть Кармель ежедневно. Она нравилась ему, с ней было здорово, но его настораживали её манеры светской дамы или то, что он принимал за манеры. Её своевольность, нежелание подстраиваться под кого либо, игнорирование чужого мнения, неумение жить в коллективе, высокомерие, он мог бы ещё перечислять – всё это могло осложнить ему жизнь, реши он связать её с Кармель. Допустим, она бы согласилась переехать в Смоленск. Что бы она тут делала? Смог бы он создать, привычные ей условия жизни. Тимур даже не рассматривал свой переезд на Кубань. Ещё чего? У него тут друзья, родственники, работа, увлечения. Отряд поисковиков наконец. Эти доводы он повторял и повторял себе по нескольку раз на день. Даже в красках представлял: Кармель, дочка богатых родителей, пилит его из-за отсутствия деликатесов в холодильнике, ругает за дешёвый подарок на день рождения, вот она требует взять кредит на шубу или новый автомобиль, вот брезгливо морщит нос при виде его друзей с работы. После этих фантазий он твёрже убеждался в своём решении. Они разные люди, а летнее приключение пусть остаётся самым ярким воспоминанием в его жизни. Вот только отчего-то вечерами на него находила хандра, не хотелось никуда идти. А тут ещё подкралась бессонница. На работе он ходил раздражённый, не выспавшийся и злой. Всё валилось из рук, мысли, как белка в колесе, крутились только об этой проклятой Кармель. В каждой встреченной им женщине он находил какой-то недостаток. А однажды ему показалось: в людской толпе мелькнул знакомый профиль. Не отдавая себе отчёт, он помчался за девушкой. Сердце зашлось от радости, пока он бежал за кудрявой светло-русой головой, исчезающей в подземной пропасти пешеходного перехода. Тимур догнал девушку, обеими руками развернул к себе и чуть не застонал от разочарования – совершенно чужая и незнакомая девушка удивлённо смотрела на него. После этого случая в коротких снах, которыми он забывался после полуночи, ему стала сниться Кармель. Теперь во сне он снова жил полной жизнью и был счастлив. Пробуждение встречало его одиночеством и тоской. К мыслям о совершённой ошибке стал добавляться страх и ревность. Он не находил себе места, представляя Кармель в объятиях другого мужчины, опасаясь, что потерял её навсегда.

За окном дождь застучал по отливу в темпе стаккато, ветер швырнул в форточку ледяные капли. Они попали в нахмуренное лицо не выспавшегося Тимура.

«Идиот! Боясь совершить ошибку, я уже совершил её – оттолкнул любимого человека. Разве надуманные препятствия не трусость? Не дал даже шанса себе с Кармель. С чего я взял, что проблемы непреодолимы?»

Тимур стал лихорадочно одеваться. Ему казалось: любое промедление может привести к катастрофе. Внезапно он осознал: не только физическая страсть соединила его с Кармель, а Любовь, та самая с большой буквы, которую он не сразу разглядел и чуть не предал.

В спешке он побросал вещи в сумку, обжигаясь, выпил толком не заваренный чай, не дожидаясь лифта, сбежал по ступенькам во двор в стылое утро. Над городом ещё не успело встать бледное октябрьское солнце, а из города, по мокрой трассе, уже мчалась машина Тимура.


***


С каждым прожитым днём Кармель ожидала: еще немного и станет легче. Желание увидеть Тимура пройдёт, тоска утихнет. Но проходил день за днём, легче не становилось. Она не раз до боли сжимала телефон в руке, разрываясь от желания позвонить и услышать бы его голос. В голову лезли идиотские мысли полететь в Смоленск, найти его и поглядеть хоть издали. Кармель представляла себя, подглядывающую за Тимуром – на время это охлаждало её пыл. Спасибо работе на мебельной фабрике, она стала занимать всё её время. Отец принял на полставки дизайнером мебели и не делал поблажек. Близилось время выпуска первой партии складной мебели. Кармель волновалась, понравится ли потребителям её разработка, найдёт ли своих покупателей или окажется проектом, убыточным для фабрики. Закончив с мебелью для походов и пикников, увлеклась мебелью-трансформером для детских комнат.

В начале октября она съездила в Захарьино, подготовила дом к зиме, закрыла ставни, отключила свет. Втайне Кармель надеялась увидеть Лиску, поэтому осталась переночевать в доме. После полуночи ей показалось, что пушистая проказница скользнула под бок. Она провела рукой по постели – ничего. Всего лишь почудилось.

Утром Кармель собралась проведать деда Ефима и бабу Лизу. Приготовила им подарки: деду новую косу взамен старой, еле отыскала в городе обычную косу, во всех хозяйственных магазинах ей предлагали лишь новомодные газонокосилки, бабе Лизе с не меньшим трудом нашла её любимую карамель «Клубнику со сливками». Добринка стала просто сказочной. Осень расцветила красками деревья и кустарники, приодев заброшенное село в праздничный наряд. Погостив у стариков, Кармель медленно пошла по центральной улице к мосту. В садах, одуряюще остро пахли неубранные с деревьев яблоки и груши. Заметив оранжево-жёлтые шары на раскидистом дереве у поваленного забора, приблизилась к нему – ветви гнулись от тяжёлых налитых соком плодов. Сорвала ароматный шар айвы, вдохнула её свежий нежный запах. В прозрачном осеннем воздухе необыкновенно чисто звучали голоса птиц. Кармель обтёрла мягкий пушок с айвы и с наслаждением вонзила в неё зубы. Чуть терпкий кисловатый вкус плода напомнил ей детство. Осенью она помогала бабушке Маше укладывать айву в ящики, обёртывая каждую в клочок газеты. Упакованные таким образом фрукты хранились до февраля, наполняя кладовую изысканным ароматом. В безоблачном пронзительно-синем небе раздались крики диких гусей, улетающих на юг. Кармель проводила взглядом клин – посмотрела на дорогу. Взор её зацепился за тёмный мужской силуэт, кто-то двигался от моста, перепрыгивая через ямы и выбоины. Она замерла, наблюдая за приближением человека. Душа её безошибочно угадала в незнакомце Тимура, но глаза отказывались верить в его присутствие в этом месте, забытом людьми. Кармель скорее бы поверила в призрак, морок или наваждение измученного думами ума, чем в живого Авилова. Тем не менее, это был он. Тимур заметил её, замершую в полном оцепенении, ускорил шаг и уже через пару минут молча стоял перед ней, пытливо вглядываясь в лицо. Потом вздохнул и глухим голосом, словно каждое слово, давалось ему с болью и мукой, произнёс: