— А вам не хочется снять пальто? — спросила она наобум. Стояла жара 80 градусов по Фаренгейту, а он, между прочим, был одет в меховое пальто!

— Нет, я прекрасно себя чувствую, — солгал Дориан. Разумеется, он изнемогал от зноя, но здесь был Лос-Анджелес, где внешность играет гораздо большую роль, чем реальность или комфорт.


— Хай, меня зовут Джули, и я ваша официантка. — У их столика появилась юная блондинка в белых детских носочках, велосипедных штанишках и с корректирующей скобой на зубах. — Не хотите ли вы заказать себе что-нибудь из меню, сэр? — Она лучезарно улыбалась, заученно произносила слова и держала наготове блокнот с карандашом.

Дориан выпрямился, как пружина, и одарил ее ответной улыбкой.

— От вас, милочка, мне требуется двойной сервис, и, пожалуйста, без одежды. — Он флиртовал напропалую, не обращая внимания на брюнетку, которая висела в это время у него на плече. Она как будто ничего не замечала. Казалось, она пребывала здесь только телом, но не мыслями.

Джули слегка отшатнулась.

— Боюсь, что это невозможно, сэр… но, может быть, вы закажете себе что-нибудь из меню?

Как плохая актриса, бедная девочка выучила роль официантки наизусть, но ее никто не предупредил, что в пьесе возможны импровизации. Вместо того чтобы произнести положенное по сценарию «я бы хотел…», Дориан совершенно скомкал многократно отрепетированный диалог и превратил его в полную неразбериху.

Фрэнки наблюдала за происходящим с большим удовольствием. Девочка вела себя, как плохо отрегулированный, работающий в аварийном режиме и дающий сбои робот.

— О… — Дориан сделал вид, что разочарован. — Ну, хорошо, в таком случае мне придется последовать своему обычному правилу. Французский салат, пожалуйста! — Это был его коронный номер в произнесении двусмысленностей, но на Джули, казалось, он не возымел никакого действия. Она продолжала заученно улыбаться. — Спагетти и порцию копченого лосося для Элвиса. — Дориан наклонился и погладил собаку, которая изнемогала от жары и пыталась найти убежище под столом.

— А для вас, мадам? — Джули начеркала что-то в своем блокноте и, чтобы оградить себя от новых недоразумений, обратилась прямиком к Джемми. Казалось, обслуживание клиентов доставляло ей непередаваемое счастье, во всех ее движениях сквозил неприкрытый энтузиазм. Словно ничто на свете не могло доставить ей большее удовольствие, чем принести клиенту заказанную им чашечку кофе, накрыть на стол или наполнить стаканы водой со льдом. Джемми покачала головой. Несмотря на весь свой загар, она внезапно побелела как полотно. То, что она хотела, в меню не значилось. Она извинилась и нетвердой походкой отправилась искать туалет. Следом за ней пристроилась Рита, которая решила выудить из нее рецепт диеты — она подозревала, что такая худоба не может быть достигнута только с помощью салата.

Официантка Джули уже оправилась от сбоя в программе и вспомнила слова в сто раз отрепетированной пьесе.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросила она.

Дориан сузил глаза (будь у него усы, он бы наверняка их картинно сейчас покрутил за кончики).

— Не искушай меня! — произнес он патетическим тоном.

Официантка обратилась в позорное бегство: хвостик ее волос нервно болтался из стороны в сторону, носочки сверкали между столами, как молнии. Дориан и Фрэнки остались наедине друг с другом. Дориан немедленно переключил свое внимание на Фрэнки, которая смотрела в пространство, уносясь мыслями о Хью.

— И откуда, скажите пожалуйста, такая печальная физиономия?

Фрэнки вздрогнула, сознавая, что ее поймали с поличным. Чтобы как-то выйти из положения, она бросила взгляд на свою тарелку: тарелка была пуста. Она решила, что сегодня больше ничего есть не будет. Местное умопомешательство по поводу худобы оказалось заразным, и она уже почувствовала на себе его действие.

— Не стоит так убиваться, — продолжал Дориан. — Ты же в Лос-Анджелесе! Чего еще можно в жизни желать?

Его бесцеремонное вмешательство в ситуацию, о которой он не имел ни малейшего понятия, показалось Фрэнки неуместным.

— Возвращения моего бывшего бойфренда, работы и денег! — выпалила она. Она просто не могла удержаться. Он напомнил ей одного из тех комических персонажей, которые постоянно кричат: «Не бери в голову, дорогая, такого просто никогда не может случиться!» — именно тогда, когда это уже случилось.

Дориан не обиделся.

— То есть я, конечно, никак не могу повлиять на твои любовные дела, но если проблема в деньгах… — Он достал из кошелька огромную пачку стодолларовых купюр и перетасовал их, как колоду карт. — Сколько тебе нужно?

— О, нет, нет! — остановила его руку Фрэнки. — Спасибо, но я не то имела в виду. — Теперь она уже почувствовала себя смущенной оттого, что позволила себе такую несдержанность, в то время как он просто пытался быть любезным. — Я имела в виду, что мне нужно заработать сколько-нибудь денег. Найти работу. — Именно сейчас она впервые подумала об этом серьезно. Но мысль о том, что у нее есть всего лишь сорок фунтов — большая часть которых лежит на банковском счету, в чем она удостоверилась, когда нанесла визит кассовому аппарату в Хитроу, — и Хью что-то не умоляет ее о возвращении домой. А это значит, что ей придется задержаться в Ла-Ла на более долгий срок, чем она предполагала ранее, и что в этом случае ей нужна работа.

— А у тебя есть грин-карта?

Фрэнки покачала головой. В ее голове тут же возник образ видеокассеты, которая завалялась за диваном в Лондоне и лежит там, очевидно, по сей день.

— Хм, запутанная история… — Дориан взглянул на нее, увидел, как мрачнеет ее лицо, и добавил: — Но не безнадежная. — Женщине никогда нельзя говорить «нет», таково было его правило. Он открыл свой органайзер и погрузился в размышление — когда он держал в руках все эти электронные с массой наворотов штучки, то производил впечатление Джеймса Бонда за работой над ответственным заданием, — затем сделал звонок.

— Добрый день, — прочирикал он в серебристый сотовый телефон, — это Дориан. Вам все еще нужны люди на завтра? Нужны? Очень хорошо, я вам нашел прекрасного кандидата. Чудесная девушка. Красивая, талантливая, интеллигентная…

Фрэнки похолодела от ужаса. Неужели он это серьезно?

— Нет-нет, это не имеет отношения к моим шуткам. Так вам нужна она или нет? — Он замолчал, слушая ответ и слегка посмеиваясь в трубку с понимающим видом. — Нет-нет, она очень дешевая.

Фрэнки похолодела еще сильнее. Что это он такое говорит?

— Чудесно… — Зажав телефон между ухом и плечом, он что-то накорябал в своем блокноте. — Отлично… Вы хотите с ней поговорить? Ну, конечно, конечно… — Он захлопнул телефон и триумфально швырнул его на стол.

— Что происходит? — спросила Рита, появляясь из туалета и поймав конец разговора. Она села на свое место и испытующе посмотрела на Дориана. Годы секретарства, проведенные в офисе, не прошли для нее бесследно. Для нее просто непереносимо было сознавать, что где-то что-то происходит и она об этом не знает.

— Это знакомый моего знакомого. — Дориан нарочно выражался самым неопределенным образом, чтобы напустить туману.

— Так в чем же дело? — Теперь Рита обратилась к Фрэнки, которая сидела без движения, пораженная той скоростью, с какой здесь делаются дела.

— Он не мог с вами поговорить, у него шла съемка. — Дориан с помощью салфетки смахнул с губ остатки оливкового соуса и спокойно выдернул из блокнота лист бумаги. Нарочно не обращая внимания на сгорающую от любопытства Риту, он положил лист на стоящую перед Фрэнки тарелку. — Все детали здесь.

Фрэнки молча смотрела на лист. Суть происходящего доходила до нее с трудом. Одно дело разговоры про работу и совсем другое дело немедленное получение работы, — в буквальном смысле слова, на тарелке. Внезапно ее пребывание в Лос-Анджелесе стало более реальным. Приобрело более осязаемые формы. Это значило, что она перестала быть туристкой.

— И что за работа? — пробормотала она, внезапно обретая дар речи.

— Помощник фотографа. Его постоянный сотрудник заболел, кажется, что-то вроде тонзиллита. — Дориан откинул голову. — Так что как там у тебя с установкой треножников?

Но прежде чем Фрэнки успела ответить, у их столика появилась официантка Джули. Она принесла Дориану его спагетти, как будто это был военный трофей. По всей видимости, она была очень довольна собой и уже собиралась поставить тарелку на стол, как вдруг Дориан взмахнул в воздухе руками, словно защищаясь от невидимой опасности, и извиняющимся голосом произнес:

— Я дико сожалею, милочка, но я опаздываю. Упакуйте мне это для выноса.

Официантка снова была поймана врасплох. Момент ее триумфа явно не удался, надежды размолоть черный перец или посыпать блюдо пармезаном таяли на глазах.

Когда она удалилась на кухню, Дориан взглянул на свои штучной работы стрелочные часы. Он никогда не мог провести более получаса на одном месте, и теперь его время истекло. Он был совершенно готов к тому, чтобы отправиться дальше. Излучая улыбки, он поднялся с места, бросил стодолларовую банкноту на стол, как будто это был автобусный билет.

— Прошу вас меня извинить, девушки, но дела зовут. — Он собрал свои пожитки, взял Элвиса под мышку и внимательно осмотрел стол, как будто что-то на нем забыл.

— Джемми, — напомнила ему Рита.

Словно по заказу, среди столиков тут же появилась виляющая задницей Джемми. Она довольно отфыркивалась, словно получила в туалете новый импульс жизни. Подойдя к Дориану, она поцеловала его в щеку. Он гордо выпятил грудь, и, взявшись за руки, они выплыли из ресторана, даже не удостоив взглядом официантку Джули, которая в полном недоумении стояла в стороне со свертком в руках, как преданная поклонница, предлагающая спортсменам, бегущим марафонскую дистанцию, напитки. Они сели в машину и умчались в направлении Мелроуз-авеню.

— Ну, слава богу, хоть что-то хорошее случилось. Кажется, ты нашла себе работу.

Видя, что они ушли, Рита отодвинула от себя тарелку с салатом. Противный салат. После путешествия в туалет выяснилось, что исключительная худоба Джемми напрямую связана не с тем, что она засовывает себе в рот, а с тем, что кладет в нос. Фрэнки слушала Риту, не особенно вникая. Она не знала, радоваться ли ей теперь или печалиться. Она — и вдруг помощник фотографа! Все ее знания в области фотографии ограничивались двумя вещами: она могла взять в руки камеру и нажать на кнопку. Остальное, на ее взгляд, было делом компании-производителя. Она снова посмотрела на лист бумаги и громко прочла:

— Частная студия. Восемь часов утра. Рилли.

— Рилли, — повторила Рита. — Не совсем обычное имя. Это, наверное, как раз и есть фотограф, твой новый босс. Интересно, как он выглядит?

Фрэнки закусила губу, не в силах избавиться от одолевающих ее сомнений.

— Какая разница, — сказала она.

ГЛАВА 15

На следующее утро в шесть тридцать она ехала на машине вниз по Лавровому каньону. Крепкая задним умом, она всю ночь, не переставая, укрепляла свою оборону. По существу, в ней уже говорил даже не задний ум, а сверхзадний, суперзадний, экстразадний. О чем она себе думает, согласившись на работу помощницей фотографа? Разве для этого она три года училась в университете и получила английский диплом? Разве для этого она восемь лет после этого карабкалась по журналистской лестнице? Неужели только затем, чтобы таскать за кем-то треножники и подвесные камеры? Она умеет писать тематические статьи. Вполне себе профессиональная журналистка, которая распрямляет себе кудри и одевается в брючные костюмы. Ну, то есть, когда она поступила на работу в «Жизненный стиль», то стала одеваться в юбки и очаровательные высокие сапоги от «Рассел и Бромли». Но тут ей пришлось сделать самой себе маленькое уточнение: она когда-то была автором тематических статей. А сейчас она нелегальная эмигрантка, вынужденная работать за поденную плату наличными, собирать волосы в малопривлекательный хвост и носить старые джинсы, непритязательные спортивные пуловеры и страшного вида спортивные тапки.

По радио зазвучал мотив Стинга «Англичанин в Нью-Йорке», и она, переделав слова, принялась подпевать ему «Англичанка в Лос-Анджелесе» сквозь стиснутые зубы, потому что одновременно изо всех сил сжимала руль взятой напрокат у Риты «Жар-птицы» и ни на минуту не могла отвлечься от дороги, которая все время шла вниз и отчаянно петляла, так что ее нога просто приросла к тормозной педали. Черт-знает-что-такое-черт-знает-что-такое-черт-знает-что-такое. Она сидела в самом любимом приобретении своей лучшей подруги — две тонны небесно-голубого с белым металла, имеющего около тридцати футов в длину и десять в ширину. Разница, как небо и земля, по сравнению с бывшим Ритиным «Мини».