Своим стильным квадратным ногтем Тина прошлась по списку имен в своем планшете и напомнила Фрэнки одну из тех красивых девушек, которые стоят возле охранников у дверей торгующих наркотиками баров в Сохо и с наглым видом объявляют дрожащим клиентам, не имеющим счастья водить компанию с разными Робби Уиллиамсами и Бобби Ричардсами, что они «в списке не значатся» и поэтому им вход запрещен. Но Тина совсем не была похожа на сволочную и зловредную англичанку. Она была полной энтузиазма и доброжелательной американкой.

— Чудесно! — зачирикала она, черкнув какую-то закорючку в своем планшете. — Ваше место возле декораций джунглей, и поэтому… — Тут ее слова были прерваны назойливым прерывающимся бибиканьем пейджера. — О да, мужчина, — выдохнула она, хватаясь за голову и без всякого перехода переходя от радости к трагедии, как плохая начинающая актриса. — Мне срочно нужно в костюмерную. Подождите здесь. — Она отчаянно взмахнула рукой по направлению к клеткам со львами и устремилась через павильон, громко разговаривая по уоки-токи и пытаясь добиться правильного соотношения между «крайней озабоченностью» и «полным самообладанием».

Возле клеток со львами? Фрэнки заколебалась. Наступал момент истины. Она должна выглядеть так, словно знает, чего она хочет и зачем сюда попала. Добиться этого состояния было не так-то просто. Она нервно посмотрела на царей джунглей, которые облизывали свои лапы и смотрели на нее голодными глазами. Интересно, что испытывает человек, когда его бросают в клетку со львами?

ГЛАВА 16

Через десять минут после начала работы, которая заключалась в ползании в углу на четвереньках, расстегивании многочисленных молний на сумках, разгрузке чемоданов и установке треножников, Фрэнки поняла, что подтвердились самые худшие ее опасения. С этой работой вообще невозможно справиться. Ах, почему она не послушалась своего внутреннего голоса, а заодно и всех остальных голосов, которые ее предупреждали о том, что этого делать не надо? Почему не сделала разворот на 180 градусов на бульваре Заходящего Солнца и не отправилась домой спать? Она вступила в схватку с треножником. Какие мозги нужно иметь, чтобы приручить эту штуку, думала она, пытаясь распрямить ножки, которые норовили вырваться из рук и брыкнуть ее? Как может вещь, у которой всего три ножки, быть такой сложной в обращении? Но эту свою претензию она отвергла. Посмотрите на людей. У них всего две ножки, и совершенно никто не может с ними справиться.

Краем глаза она увидела Рилли, который только что вошел в павильон и дружески здоровался, ударяясь ладошками, с остальными членами команды. С шутками и смехом он стянул с себя куртку, повесил ее на спинку стула и отправился в отсек питания, где налил себе кофе. Фрэнки почувствовала зависть. Ей самой до смерти хотелось кофе. Ей пришлось встать в такую рань, и к тому же она проспала будильник, так что ни о каком кофе дома уже и речи быть не могло. Она смотрела, как он болтает с Ширлином, который усердно подкладывает ему пончики. В животе у нее громко заурчало. На завтрак у нее тоже, разумеется, не было времени.


Облокотившись на стену, Рилли обмакнул край своего пончика в полистироловую чашку, полную искрящегося горячего кофе, и помешал его там, наблюдая, как растворяется в коричневой жидкости сахарная глазурь. Парниша, ну зачем тебе все эти неприятности? Он искоса посмотрел на Фрэнки. Надо же, кому-нибудь рассказать такое — не поверят. Из всех женщин Лос-Анджелеса его новой ассистенткой стала именно она, эта заносчивая, со всякими фокусами англичанка. Он готов был убить Дориана. Когда тот вчера ему позвонил и сказал, что его подружка ищет работу, он подумал, что речь идет об одной из его многочисленных пассий, которые вьются вокруг него косяками. Надо было сразу ответить нет, что он и собирался сделать по первому позыву, но потом передумал: все доводы головы пересилили доводы другого органа. Какой мужик устоит перед перспективой провести день с красивой женщиной? Может, удастся немножко поразвлечься, слегка пофлиртовать. Горячий кофе обжег ему язык. Флирт? Вот так штука!


Фрэнки тоже посмотрела на Рилли и посмаковала мысль о том, чтобы вывесить белый флаг и попросить о помощи. Но что-то ее остановило. Это «что-то» было Тиной, Ширлином и стилистами, которые постепенно, друг за дружкой, подтягивались к нему со всех сторон и наконец образовали вокруг него круг, словно стая голодных детенышей. Оживленно болтая и смеясь, они с жадностью ловили каждое его слово. Тина распустила волосы, придав себе тем самым рекламный шик; даже французская стилистка с каменным лицом, у которой был такой вид, словно она сражалась в Сопротивлении, и которая к «зебе и звоей габоте относилась отшень сегьезно», хихикала, как сумасшедшая, с раскрасневшимися щеками и с круглыми, как у енота, глазами, в то время как Ширлин сажал жирные пятна на ее безупречной чистоты джинсовый пиджак и флиртовал с ней, как кавалерист.

Господи, ничего удивительного, что у него такое раздутое эго. Фрэнки была раздосадована. Вот вам, пожалуйста, бабский магнит, а она должна корячиться где-то в углу, и он не обращает на нее внимания, словно ее не существует. Стиснув зубы, она решила его проигнорировать и продолжать работу. В самом деле, ведь кому-то же нужно это делать.


— Эй, послушай, может, тебе помочь?

Фрэнки подняла голову и уже собиралась коротко отрезать Рилли: «Нет, спасибо, у меня все в порядке».

Но это был не Рилли. Это был покрытый поддельным загаром Тарзан в набедренной повязке.

— О!

— Эй, ты чего? Я не кусаюсь! — Он протянул ей свою коричневую руку. — Меня зовут Мэтт.

Мэтт был потрясающе сложенным загорелым блондином из Малибу, который пытался пробиться в настоящее кино.

— Это мой первый договор. Я, того самого, очень волнуюсь, — объяснил он, поигрывая своими длинными, до плеч, волосами, покрытыми толстыми, желто-белыми мазками крема. Казалось, он не обращал внимания на то, что был практически голым, если не считать куска леопардового окраса материи, плотно обернутой вокруг его бедер — вежливость французской стилистки, — и пары поношенных башмаков. Фрэнки тоже решила не обращать внимания. Да и кому придет в голову возмущаться при взгляде на такое тело? Здесь все было похоже на кино, а она разговаривала вовсе не с Дэвидом Хаслехофом.

Она улыбнулась:

— Меня зовут Фрэнки.

— Ты австралийка?

— Нет, англичанка.

— Ой, послушай, какой класс! — Он заулыбался и начал рассеянно теребить свои волосы. — У меня в Англии есть друг. Может, ты его знаешь, его зовут Стефен. — Мэтт говорил медленно, словно чуть заедающая старая пластинка 33 оборота.

Она покачала головой:

— Боюсь, что нет.

Чтобы сразу не разочаровываться, он сделал еще одну попытку:

— У него темные волосы, и роста он примерно моего.

Фрэнки виновато улыбнулась. Какой величины, по его мнению, Англия? С почтовую марку?

— Нет, извини. — Она чувствовала себя очень виноватой. Он был столь искренен, столь сильно надеялся, что она знает его друга! Может, ей стоило солгать?

— Ну, хорошо… — Словно щенок лабрадора, он отпрыгнул назад. — Я просто тут рядом болтался… Болтался тут рядом на лианах! — Он сам засмеялся своей шутке. — Ты же знаешь, я Тарзан, болтаюсь на этих хреновинах…

— Да-да, я знаю. — Она энергично закивала головой, показывая, что поняла его шутку.

— И я подумал: эй, парень, она так классно выглядит, ей надо помочь.

— Спасибо. — Она благодарно улыбнулась. После принудительного одиночного заключения в этом углу она чувствовала настоящее облегчение от возможности поговорить с человеком. Даже несмотря на то что речь этого человека больше похожа на детский лепет. — У меня тоже это первый договор, — призналась она, понизив голос и стараясь подражать его жаргону.

Мэтт отпрыгнул назад, в огромных глазах его читалось потрясение по поводу столь невероятного совпадения.

— Слушай, да это просто сногсшибательно! — Он засмеялся, схватил треножник и поднял его одной рукой, словно доску для серфинга. Его мускулы заиграли по бокам, как клавиши на панели управления. — Да это классно!

К сожалению, непритязательной болтовне Мэтта и раскрытию его способностей к ручному труду очень скоро пришел конец, потому что в их углу появился Кедрик из отдела макияжа — то есть он просто влетел на сцену, как фурия, — с пластиковой бутылкой в руках. Задыхаясь, как спортивный комментатор, он начал прыскать Мэтта детским маслом и втирать в него новые порции поддельного загара.

— Быстрее, быстрее, тебя все ждут на площадке! — закричал он строгим голосом и при этом страстно похлопал Мэтта по голой заднице.

Мэтт посмотрел на Фрэнки извиняющим взглядом.

— Ну вот и все, мне пора. — Он пожал плечами и сонно улыбнулся. — Держись молодцом, Фрэнки. — Он взмахнул рукой и побежал, практикуясь на ходу в неестественных ужимках Тарзана, в то время как Кедрик засеменил сзади, поливая его по ходу дела маслом, словно тот был жареным гусем.


Рилли видел, как мускулистый парень, играющий Тарзана, разговаривает с Фрэнки. И о чем это они беседуют так долго? Кажется, он помогает ей с оборудованием? И почему она все время улыбается? Чувствуя себя слегка задетым, потому что при разговоре с ним она всегда только хмурилась, он извинился перед людьми, которые его окружали, — в основном это были женщины, знакомые ему по прежним съемкам, — и, прихватив с собой еще одну чашку кофе, направился к ней. Он нашел ее на карачках, в окружении вороха подводящих проводов для синхронизации, упаковок с батарейками, треножников.

— Закончила? — спросил он, не в силах устоять перед соблазном ее слегка подковырнуть.

Фрэнки нахмурилась и даже не подняла головы. Она продолжала бороться с треножником.

— Если развинтить этот болт, то ножки сами встанут на место.

Может, ты сам это сделаешь, чертов подонок, подумала Фрэнки, немедленно накаляясь от того, что он стоит над ней и дает советы. Но она прикусила язык, сделала, как он сказал, и поставила треножник в правильное положение. После этого она почувствовала одновременно досаду и облегчение.

— Легче легкого, когда знаешь как, — продолжал он, прихлебывая свой кофе.

Господи, этот звук. Как он прихлебывает: хлеб-хлеб. Она сжала зубы. Лакает, как собака из миски. Она встала на ноги, отряхнула грязь с джинсов и вытерла руки о джемпер. Волосы ее растрепались, из хвоста выбилось несколько прядей. Она сняла заколку и потрясла головой, после чего снова попыталась привести волосы в порядок.

Рилли наблюдал за ее действиями, мысленно пытаясь удержать ее от завязывания хвоста. У нее красивые волосы. Темно-каштановые.

— Ты знаешь, я принес тебе кофе. Подумал, что, может, тебе захочется подкрепиться.

Фрэнки посмотрела на него подозрительно, но страсть к кофеину оказалась сильнее гордости. С обиженным видом она взяла у него из рук чашку кофе.

Рилли со вздохом почесал свою щетину. Ему всегда было трудно постоянно над кем-то издеваться — для этого надо прилагать столько усилий! И к тому же он чувствовал, что его раздражение постепенно выветривается. Вместо этого он почувствовал себя перед ней виноватым. Хорошо, пусть она будет сто раз такая закомплексованная, унылая и мрачная сучка, которая утащила у него из-под носа тележку, велела ему исчезнуть на вечеринке и теперь расколошматила его машину — все равно, он уже сыт по горло всей этой борьбой с ней.

— Послушай, я знаю, что наше знакомство началось не лучшим образом, но нам же с тобой сегодня вместе работать. Работа не такая уж трудная. Мне нужно сделать несколько фотоснимков для рекламного агентства и еще несколько для прессы… но, знаешь, нам обоим будет гораздо проще, если мы перестанем все время цапаться. Давай заключим перемирие. — Он протянул ей свою веснушчатую руку, его пальцы все еще были измазаны сахарной пудрой от пончика. — Я вовсе не такая сволочь, какой кажусь с виду.

Фрэнки была в этом не очень уверена. Но в главном должна была с ним согласиться. Ей тоже осточертела эта баталия. Она протянула ему свою руку.

— Мир.

Они пожали друг другу руки. Его ладонь была жесткой, как наждачная бумага, сильной и грубой. И к тому же липкой от пончика. На его лице расплылась ленивая улыбка, уголки глаз сморщились, как конфетные обертки. Казалось, он вот-вот собирается зевнуть. Фрэнки не смогла устоять и тоже улыбнулась в ответ.

Таким образом, военные действия между ними были прекращены. Разумеется, только временно.


Съемка рекламного ролика, казалось, не закончится никогда. Целый день в павильоне раздавались пропущенные через стереодинамики звуки джунглей, сопровождаемые бесконечными ударами хлопушки и выкриками ведущего; дубли следовали за дублями, набедренную повязку Тарзана пришлось сменить несколько раз, в какой-то момент в кадре понадобилась банановая пальма, а одного весьма свирепого льва необходимо было убедить прорычать прямо в камеру. К счастью, Ширлин благополучно разрешил эту проблему, дав льву несколько очищенных от мяса говяжьих костей, и тот в знак одобрения прорычал куда следует. То же самое сделал и дрессировщик, который стоял в сторонке, вооруженный транквилизаторами, предназначенными как для него самого, так и для льва. Для Фрэнки все это было полным откровением: она понятия не имела, сколько усилий и времени требуется для того, чтобы прорекламировать простую зерновую кашу. Больше никогда в жизни она не сможет проглотить хоть крошку какой-нибудь еды или отхлебнуть кофе, когда по телевизору идет реклама.