— Уборщик только недавно навел чистоту, — застенчиво сказал Рилли, когда они вошли в сводчатую гостиную и он зажег свет.

Фрэнки огляделась кругом. В комнате стояли два больших и старых бархатных дивана, местами протертые до дыр и выцветшие от солнца, огромная книжная полка, битком набитая книгами и компакт-дисками, из которых все, судя по некоторым признакам, были распиханы по чужим упаковкам, и низкий деревянный стол, отмеченный следами тысяч выпитых за ним чашек кофе, бутылок красного вина и оливкового масла. Гостиная производила приятное впечатление. У дальней стены стоял настоящий камин с почерневшими внутри кирпичами, на его полке стояло множество безделушек, привезенных из разных экзотических стран: кусок сплавной древесины, резная африканская скульптура с утраченным копьем, игрушечная модель самолета, сделанная из жестяной банки из-под пива «Будвайзер», серебряная рамка для фотографий лежала лицом вниз.

Фрэнки ее подняла. Стекло выпало или разбилось, но фотография все еще была на месте. Она поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. На ней был сфотографирован Рилли с женщиной, с той самой женщиной, снимок которой она уже видела у него в бумажнике. Оба они стояли на берегу моря, тесно обнявшись. Женщина смеялась прямо в камеру и придерживала волосы, которые от ветра падали ей прямо на лицо, а Рилли смотрел на нее и улыбался. На фотографии он выглядел совершенно другим. Моложе, тоньше, счастливее. Волосы его в то время были гораздо короче.

— Это твоя бывшая жена?

Он молча кивнул головой, чиркнул спичкой и наклонился, чтобы зажечь свечи в подсвечнике, который стоял на каминной решетке и был покрыт толстым слоем расплавленного воска.

— Да, это Келли и я. Еще до того, как мы поженились.

— А где же стекло?

— Разбилось. — Он виновато улыбнулся. — Не могу припомнить, кто его уронил: она или я. — Он исчез на кухню и снова появился оттуда с бутылкой «Джека Дэниэля» и двумя стаканами. — Хочешь выпить?

— Хочу, почему бы и нет? — Алкоголь, возможно, несколько умерит ее похмельный синдром, и, кроме того, ей даже понравилась идея пить виски в кожаных штанах, находясь при этом в доме мужчины — в доме Рилли — в три часа утра. Она взяла стакан и отхлебнула коричневую жидкость, наслаждаясь ее обжигающим вкусом. Она улыбнулась про себя. Вот если бы Хью мог ее сейчас видеть. Она снова посмотрела на фотографию, стерла с нее пыль большим пальцем.

— А как долго вы были женаты? — Разглядывая лицо Келли, Фрэнки сама удивилась, что чувствует к ней ревность.

— Меньше двух лет. В разводе я провел больше времени, чем в браке.

— А ты скучаешь по ней? — Стоило ей это сказать, как она тут же пожалела о своих словах. — Прошу прощения, это не мое дело. — Она снова поставила фотографию на прежнее место, потом передумала и положила ее, как было, лицом вниз.

Рилли с минуту наблюдал за ней, не говоря ни слова, потом открыл ящик стола и начал что-то искать среди наваленного там хлама. Потом наконец он нашел то, что искал, и вытащил на поверхность пачку папиросной бумаги «Ризла» и прозрачный пластиковый пакет с порошком.

— А ты скучаешь по своему бывшему другу? — Он лизнул липкую сторону бумаги «Ризла» и начал скручивать папиросу.

Фрэнки заколебалась. Ее первой рефлекторной реакцией было желание закричать «Да!», но что-то ее остановило.

— Я думаю о нем. — Она провела рукой по шершавой, покрытой обоями стене и подошла к окну. Повернувшись спиной к Рилли, она стала смотреть в открытое окно, в темноту сада, слушать отдаленный вой койотов. — Я иногда спрашиваю себя, что он делает, с кем проводит время. И скучает ли по мне. — Она говорила очень спокойно, словно сама с собой.

— И когда вы разорвали свои отношения?

— О, около семи недель назад, а точнее, семь недель, пять дней и… — Она снова повернулась к Рилли и посмотрела на свои часы, — почти десять часов. — Она улыбнулась, сделала глоток из стакана и смотрела, какой будет реакция Рилли. — Это шутка, разумеется.

— Я понял. — Рилли тоже улыбнулся. — Я не такой уж безмозглый американский чурбан, за которого ты меня держишь. — Он злобно усмехнулся, потом покрутил конец папиросы, поджег ее и стал наблюдать, как скручивается бумага и постепенно превращается в пепел. Потом вложил папиросу в рот и сделал глубокую блаженную затяжку. Пустив колечко дыма, он протянул папиросу ей. — Не хочешь познакомиться с лучшим товаром Дориана?


Фрэнки не курила марихуану уже много лет и успела забыть, насколько ей когда-то это нравилось. Рилли вставил в магнитолу пару компакт-дисков с музыкой каких-то американских групп, о которых она никогда раньше не слышала, и они легли рядом на диване, прихлебывая виски, покуривая, смеясь и болтая. Время затеяло с ними какую-то подлую игру и притворилось, что стоит на месте, но стоило им только отвернуться, как оно начинало нестись с головокружительной скоростью. Часовые диски начинались и кончались, а им казалось, что прошло всего пять минут. Папиросы подходили к концу в ту самую секунду, когда они их зажигали, и за все это время они с Рилли ни минуты не переставали болтать. Им ни разу не пришлось остановиться и подумать о том, что нужно сказать, в их беседе ни разу не воцарилось неловкого молчания. Фрэнки что-то не могла припомнить, когда это в последний раз она чувствовала себя так хорошо с человеком, который был не Хью.


— Как тебе нравятся мои новые брюки? — Чувствуя себя в доску пьяной и одурманенной наркотиком, она не могла устоять перед соблазном немного пофлиртовать. Она подняла вверх ноги и начала поворачивать их то в одну сторону, то в другую, чтобы показать ему брюки во всей красе.

— У тебя потрясающий вид. — Он улыбнулся, глядя, как она вертит в воздухе ногами. В пьяном состоянии Фрэнки вообще выглядела очень забавно. — Ты всегда выглядишь потрясающе. Ну, если не считать того дня, когда мы встретились с тобой в аэропорту… — Ему пришлось увернуться, потому что она запустила в него подушкой.

Смеясь, она подтянула колени к груди, чувствуя, как ремень от брюк впился ей в живот.

— Это была Ритина идея, — объяснила она, сделав затяжку папиросой, которую он ей передал. — Она сказала, что мне нужно сменить имидж, но я все еще не очень уверена, я это или не я. — Внезапно поняв, что она начала заговариваться, она вернула ему папиросу. Теперь-то она понимает, почему в университете пропустила столько лекций. Голова ее начала кружиться.

— А кто же ты?

Смех Фрэнки внезапно смолк, и она выглядела очень задумчивой.

— Господи, мне кажется, что я уже ничего не знаю. Много лет подряд я думала, что я — это успешная карьера, красивая квартира, брак с Хью… — Она вздохнула и снова откинулась на диван. Голова ее стала внезапно очень тяжелой, и она замерла на подушке.

— И почему же ты не вышла за него замуж? — На его майку упал горячий пепел, и он щелчком сбросил его на пол до того, как он прожег в ткани дыру.

— Хью не хотел жениться, по крайней мере на мне. — Она начала крутить на пальце завиток волос, потом медленно его раскручивала. — Он сказал, что ему нужно пространство. — Она помолчала, вспоминая сцену на дне рождения, жуткую следующую ночь, все свои переживания, которые, как ей казалось, никогда-никогда не кончатся. По ее щекам без всякого предупреждения потекли слезы. — Почему он мне прямо не сказал, что больше меня не любит? — пробормотала она тихо.

— Эй, послушай! — Он наклонился, убрал с ее лица волосы и тут увидел, что она плачет.

Фрэнки засопела, чувствуя себя смущенной, словно ее поймали с поличным.

— Прошу прощения, не обращай на меня внимания. Я не собираюсь грустить. — Она вытерла слезы, размазав по щекам тушь. — Это все алкоголь… и Дориан, и полиция, и все на свете. — Черная слезинка повисла на кончике ее носа. — Господи, ты наверняка считаешь меня дурой…

Рилли посмотрел на ее несчастное лицо, заплаканное и измазанное в туши, и ему внезапно захотелось ее обнять. Она казалась ему такой хрупкой, такой беззащитной.

— Послушай, ты слишком часто расстраиваешься. Брось это никчемное занятие. Люди постоянно получают от жизни всякие щелчки и оплеухи. В этот раз это случилось с тобой. — Он сжал ее руку обеими ладонями. — Если это доставит тебе некоторое утешение, то я могу сказать, что думал о Келли месяцев шесть, может быть, с год. До тех пор, пока однажды утром не проснулся и не понял, что все это уже позади, пройденный этап. По существу, это давно уже был пройденный этап, только я этого не заметил.

— А как ты узнал, что это пройденный этап? — Она потерла распухшие глаза.

— И ты точно так же это узнаешь. — Он потянулся к столу и снова наполнил оба стакана. — Однажды наступит день, когда ты услышишь по радио песню, которая нравилась вам обоим, и не заплачешь. А утром проснешься и поймешь, что твоя первая мысль была не о нем. И последняя твоя мысль тоже будет не о нем, когда ты будешь засыпать вечером. И вовсе не его лицо предстанет перед тобой, когда ты закроешь глаза, или в толпе, когда ты будешь бродить по улицам. И когда тебе станет радостно или грустно, то вовсе не с ним тебе захочется разделить свои чувства. — Он взял у нее из рук папиросу и с чувством пососал, но она погасла. — Ты забудешь номер его телефона, может быть даже, день его рождения и вашу годовщину. Но ты никогда не забудешь его самого. — Он снова зажег папиросу и закурил, выпуская в воздух спиралью закрученный голубоватый дымок. — Виноват, это все наркотик, это он заставляет меня стать немного психотерапевтом. — Он смущенно улыбнулся.

Фрэнки чувствовала себя очень усталой и вытянулась на диване.

— Так почему же вы с Келли расстались?

Он пожал плечами.

— Просто наша связь не сработала. Она хотела кого-то с большими амбициями, с карьерой. Я доводил ее едва ли не до истерики, когда разъезжал повсюду на своем грузовичке, бездельничал, снимал мало. Я все собирался начать жить, как она хочет, да так и не смог собраться. — Он на минуту отвлекся, чтобы щелчком сбить со стола мокрицу. — Она сказала, что мне нужно повзрослеть, но ее представления о моем взрослении означали, что я должен ходить в строгих костюмах и работать в офисе. — Он уныло улыбнулся и посмотрел на Фрэнки. — В конце концов она бросила меня с одним парнем со своей работы. Каким-то богатым адвокатом, который ездит на «Мерседесе» за сто тысяч долларов и играет в гольф в элитном клубе.

— Хью тоже играет в гольф. — Фрэнки не могла удержаться, чтобы его не перебить.

— А он адвокат?

— Нет, он государственный служащий. — Эта мысль внезапно показалась ей очень забавной, и она заулыбалась. — Но он ходит в костюме… и даже с галстуком!..

Ее настроение без всякого перехода резко переключилось с печали на радость, и она захихикала в полный голос. Рилли смотрел, как ее лицо морщится от смеха, волосы разметались по подушке. Он снова протянул руку и убрал колечко с ее глаз, слегка коснувшись при этом ее лба. Ее смех тут же стих, словно выключили механическую игрушку, и, отдышавшись, она снова вытянулась на диване и с минуту полежала спокойно. Потом искоса посмотрела на него. В предчувствии, что вот-вот должно что-то случиться.

— Я хочу пить. — Она не выдержала напряжения момента и вскочила с дивана. Какая-то часть ее все еще сохраняла верность Хью. Нетвердой походкой она направилась на кухню. Но тут ее взгляд упал на некий предмет, стоящий в дальнем углу комнаты возле окна. Это было маленькое пианино.

— Ты что, играешь? — Она подошла к нему, подняла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Раздался приглушенный звук, который напомнил ей о детстве, когда ее отец играл для нее на рояле разные танцы и классические произведения.

— Немного. В школе я развлекался тем, что сочинял песенки.

— Может, сыграешь что-нибудь?

— Ой, ради бога! Уже поздно! — Он вытянулся на подушках и зажег сигарету.

— Ну, пожалуйста! — Она умоляюще посмотрела на него.

Как он мог отказать? Поднявшись с дивана, он подошел к пианино и сел на деревянную скамеечку. Несколько раз провел рукой по волосам, потом положил обе руки на клавиатуру и сыграл нечто вроде попурри из старых песен «Битлз», потом по нескольку отрывков из Боба Дилана, из Кэта Стивенса. Она внимательно слушала, облокотившись на пианино и наблюдая за его руками.

— Очень хорошо, серьезно, сыграй еще что-нибудь. — Наклонившись к нему, она вытащила свисающую из угла его рта сигарету. — Сыграй одну из своих песен.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Для меня!

Он начал колебаться.

— Ты уверена? — спросил он. Несмотря на пьяное состояние, он почувствовал, что волнуется. Он не играл своих вещей уже несколько лет. Со времени своего развода.

Фрэнки поощрительно улыбнулась и покивала головой.

— Уверена!

После некоторой паузы он снова пробежался пальцами по клавишам, так что Фрэнки даже подумала, что он собирается увильнуть. Но тут он наклонился вперед и сыграл несколько аккордов, потом чуть-чуть помедлил, словно искал нужные ноты, и снова заиграл. Простые, открытые созвучия песни, медленной и нежной, наполнили комнату, и вдруг она услышала его голос, низкий и мягкий, произносящий слова почти речитативом: