— Жанна, — я повернулась на голос мужа, вошедшего в комнату, — ты скоро? Мама звонила, она уже едет. И все остальные тоже скоро будут.

— Да, — я встала и пошла к шкафу с одеждой, — я сейчас. А где Анюта?

— Ждет, когда ты ее нарядишь.

— Хорошо… Ты иди, я скоро буду.

— Может, тебе помочь? — Он улыбнулся и закрыл дверь.

— Нет, не нужно. Думаю, я справлюсь сама. Не без труда, конечно, но справлюсь.

— Ты уверена? — Он подошел ближе и, прижав меня к себе, расстегнул молнию моего платья. Его руки погладили мою обнаженную спину. Я чувствовала, что от него пахло лосьоном после бритья. Я помнила, что утром муж был небритым. Когда он целовал меня, его щетина царапнула мою щеку.

Запах лосьона был таким знакомым. Он всегда ассоциировался у меня с мужем, и мне стало немного спокойнее в его руках. А вот Денис, похоже, немного увлекся. Он уже целовал мою шею, слегка прикусывая кожу.

— Нет, не уверена. — Я высвободилась из его рук. — Помоги, пожалуйста, выбрать духи. Их так много, не могу решить, какие подойдут.

— Выбери те, что тебе нравятся.

— Мне нравятся все.

Муж отвернулся к разноцветным коробочкам и принялся открывать некоторые из них. Когда он повернулся опять, я уже была одета и почти готова встречать гостей.

— Вот эти. — Он протянул мне флакончик. — Я пойду Лешке позвоню, узнаю, где они. И маму, наверное, уже нужно встречать. Не задерживайся.

Он вышел. Я посмотрела на себя в зеркало. Что-то мелькнуло на миг в отражении. Какая-то тень… Наверное, показалось. Я причесала волосы, думая о том, что мне давно пора отдохнуть от семьи. Побыть наедине с собой. Тогда мне не будет мерещиться всякая ерунда. Если честно, я немного устала.


* * *

— Жанна! Что с тобой? Проснись!

Я была в своей постели, и Денис рядом держал меня руками за плечи. Но ужас, который я ощущала во сне, еще не отпустил меня. Я хватала ртом воздух и не могла отдышаться.

— Это просто сон, малыш, — муж привлек меня к себе и погладил по волосам, — тебе приснился кошмар, все хорошо, я рядом.

Денис был прав, просто сном это не назовешь. Вокруг меня был полумрак и пустота — ни предметов, ни смутных очертаний, только какой-то плотный тягучий туман, сквозь который ко мне медленно приближалась темная размытая фигура — лица не разобрать. Фигура мне знакома, мне бы приглядеться получше и подойти поближе, но пошевелиться я не могу, тело как будто ватное и не подчиняется командам хозяйки, а по мере приближения этой фигуры во мне нарастает паника, дикий неконтролируемый страх. Уже не важно, кто там скрывается во мраке, я не хочу видеть его лицо, все мои инстинкты кричат: «Беги! Спасайся!», но я остаюсь на месте, парализованная животным ужасом, так, наверное, смотрит кролик на удава. Фигура все ближе и ближе, вот она — уже прямо передо мной, я вижу лицо и… просыпаюсь от собственного крика.

Этот сон стал мне сниться недавно. Впервые темная фигура подошла так близко, впервые я смогла разглядеть лицо, но, проснувшись, не могла вспомнить, кто же это все-таки был. Я не знала, что означают эти сны и почему они мучают меня. Денису я о них ничего не рассказывала.

Денис снова уснул, обнимая меня. Я лежала и боялась шевельнуться. Я хотела, чтоб он уснул крепче и не проснулся, когда я встану с кровати. Часы на полке чуть слышно тикали. Мне нравилось засыпать под эти звуки. Днем их было почти не слышно, а ночью тиканье становилось громче. Когда я не могла заснуть, я лежала, вслушиваясь в эти мерные звуки, считала секунды, минуты и незаметно погружалась в сон.

Денис дышал ровно и спокойно, видимо, усталость взяла свое. Я осторожно взяла его руку и убрала со своей талии. Подождала немного. Он продолжал спокойно сопеть. Я встала с кровати и пошла в комнату дочки.

В комнате Анюты горел ночник. Тот самый ночник, что стоял в нашей спальне, когда она родилась. Почему-то меня ужасно раздражал этот красный свет, заполнивший комнату моего ребенка. В нем мне виделось что-то опасное, что-то страшное. Я не могла понять почему. Обычная лампочка, стандартный плафон. Однако ничего не могла поделать с собой.

Я подошла к Аниной кроватке. Она спала, лежа на боку и подсунув под щечку кулачок. Я положила ладонь на ее спинку. Она мерно поднималась и опускалась от дыхания ребенка. Я смотрела на нее и думала о том, как мне защитить ее от всех опасностей жизни. От людей, которые могут предать и обидеть ее, от всех тех ужасов, про которые иногда смотрит по телевизору в утренних новостях ее отец. Эти страхи не давали мне покоя. Я боялась, что однажды Анюта вырастет, и я не смогу постоянно быть рядом с ней, как сейчас, когда она маленькая и нуждается во мне. У нее появятся подруги, которых она будет слушать охотнее, чем меня, появятся парни, которым не стоит доверять, но она не спросит у меня совета.

Я думала о том, сколько опасностей несет в себе окружающий мир по отношению к ребенку, и мне хотелось, чтоб она никогда не вырастала, а навсегда оставалась такой вот маленькой крошкой, за которую все решаю я. Я решаю за нее и я защищаю ее. И если с ней что-то случится, я не знаю, что будет со мной.

Тогда почему я постоянно пытаюсь это себе представить. Почему в мою голову лезут страшные, ужасные мысли о том, что может случиться с моим ребенком? Почему я представляю себе эти ужасы, каждый раз ложась спать?

Наверное, потому, что, на самом деле, я — плохая мать.

Я вернулась в спальню и залезла под одеяло.

Проснувшись утром, я сказала Денису, что устала сидеть дома целыми днями. Мне нужно куда-то выйти одной. Пройтись по магазинам, погулять, побыть наедине с собой. Не думать ни о чем. Ни о ребенке, ни о том, что обед не готов, а дома не убрано. Просто расслабиться и отдохнуть. На улице поздняя весна, тепло, мне тесно гулять по газону во дворе.

Денис немного удивился и спросил, неужели я устала от собственного ребенка. Я несмело кивнула. Он помолчал, переваривая. Денис считал, что мне для счастья, кроме него и постоянной заботы об Анюте, больше не нужно ничего. Но, подумав, он пообещал позвонить маме и договориться, чтоб она ненадолго осталась с Аней. Меня вдохновило его согласие, и я предложила на следующий день завезти дочку к ней на такси. А потом он мог бы забрать нас обеих домой.

Я так и сделала. С самого утра завезла Анюту бабушке, и, быстренько объяснив ей, что с ребенком делать, когда ей спать, когда есть, чем кормить и куда звонить в случае чего, я закрыла дверь квартиры свекрови и не торопясь спустилась по лестнице.

Я действительно прошлась по магазинам, вернее, заглянула в парочку. Посидела на лавочке в парке и пошла домой. Я давно не была у себя дома. Нужно проверить, как там дела. Живет ли там Мишка, я сто лет не виделась с ним. Больше года. Может, его там уже нет. Я скучала по другу и чувствовала себя виноватой перед ним за то, что не смогла вырваться раньше. Он, наверное, ждал меня, а я даже позвонить ему не могла. Так сильно боялась, что Денис меня разоблачит. И ему свой номер не давала, потому что опасалась, как бы ему не пришло в голову позвонить мне.

Я не знала, что ждет меня дома, и почему-то боялась туда идти. Я села на лавочку у подъезда и решила собраться с мыслями. Я смотрела вокруг себя и вспоминала свое детство. В этом дворе, кажется, жизнь остановилась. Те же лавочки, покрашенные в те же самые цвета, те же деревья, с которых весной летел пух, и жители дома каждый раз негодовали по этому поводу и собирались куда-то написать, кого-то попросить, чтоб эти деревья спилили. Но они как стояли, так и стоят. Еще и меня, наверное, переживут.

Окна квартиры были темными и сиротливо пустыми, я смотрела на них и вспоминала, как бабушка, завидев меня, идущую домой из школы, машет рукой из окна кухни. Как же давно это было! Тогда я была другой. Я была счастливой маленькой девочкой, которой от жизни ничего не нужно было, кроме того, чтоб бабушка не забыла показаться мне в окошке, когда я возвращаюсь домой.

На глаза навернулись слезы, и я зажмурилась, чтоб не расплакаться.

— Привет, Жанна. — Совсем рядом раздался знакомый голос.

Я открыла глаза. Рядом на лавочке сидел Мишка и смотрел на меня.

— Привет. — Я не знала, о чем с ним говорить, мы так давно не виделись.

— Давненько тебя не было. — Миша отвернулся и теперь смотрел куда-то в сторону.

— Я не могла вырваться.

— Твой муж, что, тебя насильно дома удерживает?

— Миш, у нас дочка, вообще-то, родилась, Анюта… В честь бабушки.

— А, ну да, я забыл, извини. Значит, твой муж привязал тебя пеленками? — Он все еще не смотрел на меня. Сидел и нервно стукал об коленку зажигалкой.

— Миш, а как у тебя дела? Где ты живешь? Здесь? — Я решила сменить тему, так как помнила, что разговоры о моей семье и моем ребенке ни к чему хорошему не приведут, только усилят непонимание.

— Живу здесь. А что?

— Ничего. Просто я, наверное, теперь часто буду приезжать.

— Мне нужно переехать? — Он повернулся, и меня немного удивило его сердитое выражение лица.

— Нет, конечно. Наоборот, я рада, что ты никуда не уехал. Миша, тебе что за шлея попала под мантию?

— Извини. Просто тебя так долго не было. Я думал, ты больше никогда не придешь. Пойдем домой. Поговорим. — Он натянуто улыбнулся и, оглядываясь по сторонам, встал с лавки, на которой мы сидели.

Я улыбнулась. Я все еще ему нужна. Встала с лавочки и пошла к подъезду.

Глава 12

У двери квартиры я достала ключ и вставила его в замочную скважину. Миша переминался с ноги на ногу за моей спиной и молчал. Мы вошли. Дома воздух был спертым, словно квартиру давно не проветривали. На зеркале в коридоре лежала пыль.

— Миш, — я повернулась к другу, — ты когда приехал? Когда ты здесь был?

— Приехал сегодня. Меня не было недели три. К своим ездил. Да и бываю я тут теперь не особо часто — работа, сама понимаешь.

— Ясно. Придется навести здесь порядок. Я до вечера свободна, Денис заберет меня после работы.

Мы с Мишкой принялись наводить дома марафет. Вытирали пыль, пылесосили стареньким бабушкиным пылесосом (моим ровесником, наверное), меняли постельное белье. Мы перекидывались шутками, как будто и не было этих месяцев разлуки, Миша рассказывал о себе, о матери, о новой работе, на которой он, оказывается, преуспел.

Потом мы сидели на кухне, которая сияла первозданной чистотой, и пили чай. Как всегда.

— Мне, наверное, пора. — Я посмотрела на часики. Денис скоро приедет к Татьяне Васильевне за дочкой. Я обещала дождаться его там. Мне нужно было еще дойти до дома свекрови.

— Торопишься? — Мишка перестал улыбаться.

— Да, муж скоро будет звонить и… — Я замялась.

— Ясно. — Миша нервно встал со стула, на котором сидел. — Все муж… муж… Ты о чем-нибудь другом можешь говорить кроме мужа и дочери?

— Но, Миша, у меня в жизни больше ничего нет, кроме мужа и дочери!

Друг нервно мерил кухню шагами.

— А я, Жанна? Я так давно тебя не видел, я скучал. Я не знаю, когда твой тиран еще тебя сюда отпустит…

— Отпустит! Он обещал.

Миша снова сел за стол и уронил голову на руки.

— Прости, Жанна. Не знаю, с чего я так завелся, правда. Я все хотел тебя спросить…

— О чем?

— Помнишь, когда мы виделись в последний раз, ты говорила, что плохо себя чувствуешь.

— Помню.

— Ты купила таблетки?

— Нет. Их не продают без рецепта. А рецепт мне взять негде. Может, все-таки признаться Денису во всем? Надоело обманывать, хитрить, оглядываться…

Я действительно однажды задумалась об этом. Будь что будет. Не разведется же он со мной. Он добрый, он не оставит Анюту без отца… или без матери.

— С ума сошла? Ни в коем случае! Теперь нельзя, Жанна. Помнишь, что ты мне рассказывала? Он же просто упрячет тебя в психушку навсегда. Чтоб ты не навредила его дочке. Все так и будет, Жанна, поверь мне.

— Да, наверное, ты прав. — Похожие мысли приходили в мою голову, правда, не в такой грубой форме. Но Миша правильно говорит. Денис так и сделает. Он считает «шизиков» опасными для общества, и, конечно, изолирует от своей обожаемой дочурки сбрендившую жену.

— Жанна — друг протянул ко мне руки и взял мои ладони в свои, — ты должна доверять мне, как раньше.

Я кивнула.

— Ладно, я пойду. Хочешь со мной? С Анечкой познакомлю.

— Нет уж, избавь меня от этого удовольствия.

Я с удивлением посмотрела на него. Откуда эта злость на ребенка? Я никак не могла понять, и терпение мое висело на волоске. Еще одно слово на эту тему, и я поссорюсь с ним. Мишка, видимо, почувствовал мое раздражение, вызванное его словами, и торопливо добавил: