Когда мою мать лишили родительских прав, я была слишком мала, чтоб что-то понять. Бабушка забрала меня из детского дома. Она согрела меня и дала мне столько любви, сколько не всякая мама может дать своему ребенку. Но, все равно, я скучала по ней. И часто представляла, как мама однажды войдет в дверь нашей квартиры и останется с нами навсегда. И будет любить меня, а я буду любить ее.

Немного повзрослев, я поняла, что мать никогда не вернется. Никогда. А потом и бабушки не стало. Наверное, я никогда не смирюсь с ее смертью.

Прошло уже три года, а для меня те горестные воспоминания все еще так свежи, словно все случилось совсем недавно.

Если бы не Мишкина поддержка тогда, я точно сошла бы с ума. Но он был рядом. Как всегда. Держал меня за руку, гладил по волосам и говорил, что мы справимся. Что я должна теперь быть сильной. Я теперь самостоятельная и должна быть ответственной. Он еще много чего мне тогда говорил. Я уже и не помню, что именно. Я просто чувствовала, что не одна. Что он здесь, рядом со мной.

Да, я многим ему обязана, и он навсегда останется для меня самым близким человеком на свете.

Сейчас я чувствую, что очень устала, и мне нужен отдых. Скоро, после экзаменов, я, наконец, смогу отдохнуть и ни о чем не думать. Пережить бы только этот Риткин праздник.

Нужно позвать с собой Мишку. Он скоро должен приехать. С ним мне всегда спокойно и хорошо. О чем я буду разговаривать с одногруппниками, с которыми никогда не общалась вне институтских стен? Или с Ритиными друзьями, с которыми даже не была знакома? Как же просто было с Мишкой! С ним можно поговорить обо всем. У нас не было запретных тем.

К тому же он такой большой и сильный, если он будет рядом, никто не посмеет меня обидеть.

Но Мишка не пойдет. Он никогда не любил подобные сборища. Это я точно знаю. Опять оправдается тем, что слишком занят.

Придется пойти одной. Буду делать вид, что мне безумно весело среди подвыпивших одногруппников. Кто знает, может мне и правда понравится.

В конце концов, почему нет? Один потерянный вечер ничего не значит.

Приняв решение, я снова подумала о своем лучшем друге.

После нашего знакомства в парке, мы с ним почти не расставались. Вместе нам было интересно, мы никогда не скучали вдвоем. С посторонними Миша обычно был замкнут и держался отстраненно. Меня всегда это немного удивляло. Со мной он был совсем другим. Мы могли часами болтать обо всем на свете. Делиться нашими планами на будущее.

Когда я поступила в институт, мы уже не могли общаться так часто, как раньше, учеба отнимала много времени. А Миша учился в другом городе. И теперь приезжал ко мне в гости. Я ужасно скучала по нему и всегда с нетерпением ждала его возвращения.

Глава 2

Я росла необщительной и замкнутой, но не потому, что была «букой», а потому, что была очень застенчивой и неуверенной в себе. Разговаривая с людьми, я все время сомневалась, а интересно ли им то, что я говорю, или они притворяются из вежливости; интересно ли другим детям играть со мной, или они позвали меня только потому, что я «бедная, брошенная на бабушку малышка без матери», как говорили им родители. Я предпочитала играть одной, чем быть принятой в игру из жалости. По крайней мере, в компании самой себя мне никогда не было скучно.

В школе настоящих друзей я так и не завела, я общалась со всеми понемножку, но предпочитала держаться в стороне и от таких же одиночек как я, и от сложившихся компаний. Вердикт школьного психолога: «Неконтактный ребенок». Согласна. Если быть «контактным» ребенком означает бегать по коридорам, орать, глупо хихикать с девчонками и даже драться, я согласна быть неконтактной… Учиться я совсем не любила, особенно мне не нравилась история. Ну, какая разница, кто и что сделал несколько сотен лет назад? Важно ли, какой полководец выиграл древнюю битву, если больше половины его войска погибло? Русский язык, география, физика, биология тоже не вызывали никаких теплых чувств. На этих уроках я откровенно скучала. Только математика мне нравилась. Мне всегда казалось, что в цифрах есть какая-то магия, что-то загадочное и непостижимое.

Моей подругой в какой-то мере всегда была бабушка. Она поддерживала меня и была всегда готова выслушать. Она понимала мою тоску по маме, и если я просила, рассказывала мне забавные истории из ее детства. Лет до 9 я еще верила, что мама вернется к нам, что сейчас она не может, но потом она обязательно будет со мной. Потом я обижалась, что она так и не появилась. Лет с 11 я ее ненавидела, а в 16 мне стало все равно.

Я взрослела, а друзья у меня так и не появились. Бабушке поначалу это даже нравилось — не пропадаю до ночи на улице, не свяжусь с плохой компанией. Потом она стала волноваться, я видела, что ее беспокоит мое одиночество. На все ее вопросы я отвечала: «Все хорошо».

Хорошо… Что на самом деле означает это слово? Не плохо, но и не прекрасно. Просто хорошо. Даже если тебе плохо и совсем не хочется жить, всегда можно ответить любопытным: «все хорошо», и правдоподобно улыбнуться.

Равнодушных вполне удовлетворит такой ответ. Равнодушных, посторонних, чужих мне людей, да. Но только не мою заботливую бабушку. Она стала часто наблюдать за мной. Интересовалась, есть ли у меня в школе подруги. Подруг у меня не было. Она спрашивала почему. Мне не нужны подруги. Снова — почему? Я не знала почему.

У меня был только Мишка, но о нем она слышать не хотела. Я никогда не смогу понять, почему моей бабушке никогда не нравился Миша. Почему она наотрез отказывалась общаться с ним и мне запрещала это делать. Она никогда не приглашала его зайти и избегала разговоров с ним.

Бабушка умерла, так и не рассказав мне о причинах своей антипатии к моему другу. Только теперь, будучи взрослой, я поняла, что бабушка боялась повторения маминой истории со мной в главной роли. Еще бы! Мишка из неблагополучной семьи, отец- алкоголик, мать постоянно на работе, а мальчик целыми днями предоставлен сам себе.

Было еще кое-что, что не давало покоя бабушке. Мне стали сниться кошмары. Сначала я действительно думала, что это сны. Но нет. Все было так реально и страшно. Я боялась наступления темноты и оттягивала момент, когда мне нужно было пойти в мою комнату и лечь спать.

Все происходило по одной схеме: я ложилась в кровать и, укрывшись одеялом, пыталась уснуть. И мне это даже удавалось. Я засыпала, и желала только одного, чтоб кошмар не повторился. Чтоб эту ночь я провела спокойно. Чтоб проснулась я утром, когда в окна светит солнце, освещая все уголки комнаты и превращая все мои страхи в глупые сны. Но нет. Я просыпалась глубокой ночью. В темный предрассветный час. Было тихо. Тишина оглушала меня, а потом я слышала тихие звуки музыки. Далекой, ненастоящей. А потом страх. Дикий безотчетный панический страх. Я пыталась укрыться с головой под одеялом, но чувствовала оцепенение в теле. Я не могла пошевелиться, не могла! Я могла лишь закрыть глаза, боясь увидеть что-нибудь или кого-нибудь у своей кровати.

Однажды я, приоткрыв глаза, увидела у своей постели темный силуэт. После этого я не открывала глаз, просыпаясь в темноте.

Иногда я слышала тихое дыхание под своей кроватью. Кто-то дышал совсем рядом, а я не могла встать и убежать в комнату бабушки! Иногда я чувствовала прикосновения ко мне через одеяло. Если бы у меня была кошка, я могла бы представить, что это она тихо крадется по моей кровати. Но кошки у меня никогда не было. А тихое мурлыканье по ночам было.

Я боялась смотреть, я зажмуривала глаза и мечтала только о том, чтоб скорее уснуть. Провалиться в забытье, и будь, что будет.

Потом музыка стихала, оцепенение проходило, я чувствовала, что стремительно падаю куда-то. Так, наверное, бывает у всех. На грани сна и реальности появляется чувство полета, но оно длится недолго, и после бывает резкое пробуждение. Так вот, у меня все было совсем не так. Я падала, и падала, и падала… И никак не могла остановиться, проснуться.

А потом все проходило так же резко, как и наступало. Уходил страх, тело расслаблялось. Я переводила дыхание и засыпала. Теперь уже до утра.

Однажды я смирилась с тем, что со мной происходит. Укладываясь спать, я знала, что проснусь. И знала, что мне нужно лишь немного потерпеть, и все пройдет. Снова наступит утро, и мне будет совсем не страшно. Я выучила молитву и, чувствуя приближение кошмара, с закрытыми глазами тихо шептала ее. Кошмар не проходил, но мне было легче. Я была не одна, я верила в высшую силу, которая должна защитить меня.

В то время я больше всего на свете любила солнечный свет. И больше всего на свете боялась темноты.

Я начала понимать, что я не такая как все. Что я отличаюсь от остальных людей. И вместе с тем, глядя на себя в зеркало, я видела совершенно обычную девочку. Такую, каких много можно встретить на улицах города. Я ничем не выделялась из серой массы окружающих меня людей. Темные волосы, разве это диковинка? Темные глаза. Невысокий рост. Я такая же, как все. И в то же время, другая.

А потом произошла та странная ссора с бабушкой, после которой я оказалась в психиатрической больнице.

Я не помню, из-за чего мы поругались, но это и не главное. Главное как…

Я кричала на нее, топала ногами, рыдала… И все это из-за какой-то ерунды, кучки хлама, который она выгребла из-под моей кровати. Потом, обессилев, я упала на кровать. Бабушка подумала, что я успокоилась, и вышла из моей комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. А я чувствовала себя так странно. Встала с кровати и мерила комнату шагами, не могла найти себе места. Не могла успокоиться. Тогда я оделась, выбежала из квартиры и направилась в парк.

Именно тогда я встретила Мишку, и моя жизнь изменилась.

Когда я вернулась, бабушка была очень взволнована моим внезапным исчезновением. Она обнимала меня и что-то причитала. Я пыталась успокоить ее, говорила, что меня проводил новый друг до самого подъезда, нечего было беспокоиться.

Когда прошло несколько месяцев, в течение которых бабушка упорно пыталась заставить меня выбросить Мишку из головы, я начала злиться на нее. Злиться и нервничать. И однажды наш разговор опять чуть не закончился истерикой. Бабушка вовремя успокоилась сама и успокоила меня, сказав, что я могу дружить, с кем захочу.

На следующий день она заговорила о больнице. Ее беспокоила моя склонность к истерикам и нервным срывам. Плюс ко всему мои ночные кошмары давно тревожили ее. А потом бабушка добавила, что дочь ее подруги недавно страдала бессонницей. Ей помогли в одной клинике, она прошла там курс лечения, и теперь у нее все хорошо. Мне не понравилось, куда она клонит. Но в то же время я понимала, что дальше так продолжаться не может. Мне была нужна помощь. Когда я рассказала об этом Мишке, он предложил пойти на прием вместе со мной.

Я согласилась поехать в больницу, но с условием, что Миша поедет с нами. Бабушка отреагировала странно спокойно. Она, молча, покивала головой, соглашаясь. По дороге в больницу она тоже молчала.

Я как сейчас помню тот день. Мы приехали в больницу ранним утром. Психиатрическую больницу… Я не понимала, зачем мы здесь. Я ведь совершенно нормальна. Я просто немного устала, переутомилась в школе. Бабушка сказала, что это обычный психолог, и подросткам полезно иногда его посещать. Все для моей же пользы. Может он разберется с моей неуверенностью, избавит от комплексов, поможет научиться общаться с одноклассниками и найти друзей. С ним я смогу поговорить обо всем, что меня тревожит.

Мы вошли в кабинет. Я огляделась. У окна стоял стол. За столом сидел немолодой мужчина. Справа и слева от стола, вдоль стен стояли стеллажи с какими-то тетрадями и книгами. В углу, в кресле, сидел взрослый парень и читал какую-то книгу. Я не видела название. Увидев нас мужчина, доктор, встал и, протянув моей бабушке руку, показал на стул у его стола.

— Здравствуйте, вы…

— Здравствуйте, Александр Николаевич. Я — Анна Васильевна. Вы нам назначили на сегодня прием. Это Жанна.

Парень в кресле закрыл книгу, устроил ее у себя на коленях, сверху положил открытую тетрадь и, взяв ручку, посмотрел на меня. Я растерялась и не могла понять, кто мой доктор и с кем мне разговаривать.

— Жанна, — позвал меня мужчина за столом, — проходи сюда, ближе ко мне. Садись. Это мой сын, Матвей. Он проходит здесь практику, не обращай на него внимания.

Я села и спросила, можно ли Мише остаться со мной. Доктор бросил равнодушный взгляд на моего друга, потом посмотрел на бабушку — та лишь пожала плечами, мол, ничего не могу сделать, и, секунду поколебавшись, кивнул. Только попросил Мишу сидеть тихо. Тогда я успокоилась.

Бабушка вышла за дверь. Мне было немного неуютно, я ожидала дурацких вопросов о галлюцинациях и потусторонних голосах, представляла, что мне будут показывать странные картинки и спрашивать, что я вижу. Но все оказалось не так ужасно. Доктор был спокойным, дружелюбным и внимательным. Он расспросил меня о Мише, о других друзьях, о школе, о бабушке. Поинтересовался, не занимаюсь ли я в каких-нибудь кружках. Например, в танцевальном. Не катаюсь ли зимой на лыжах. Я ответила, что у меня совсем нет сил для этого. Что мне порой целый день не хочется вставать с кровати. Что мне руку поднять порой лень, а тут — танцы и лыжи. Доктор что-то записал на листе бумаги, лежащим на столе перед ним. Он спросил меня, как я сплю. Я не стала рассказывать о своих кошмарах. Сказала лишь, что часто просыпаюсь ночью и долго не могу заснуть. Тогда доктор сказал мне, что если я хочу, чтоб он помог мне, я не должна его обманывать. Я должна рассказать ему все-все. Как священнику. Потому что врачам и священникам не врут. Я была крещенной, и бабушка часто водила меня в церковь. Слова доктора пробудили во мне доверие к нему, и я все рассказала. Он выслушал внимательно, задавая вопросы. Как часто это происходит? Что именно я чувствую? Я осмелела и призналась, что это не сны. Что все происходит со мной на самом деле. Доктор кивнул и снова что-то записал.