Ее рот открылся еще шире. Эмили была удивлена всем, что рассказал старик. Она думала, что ее хозяин был джентльменом... ну, если не принимать во внимание его голос, который временами, как ей казалось, был немного грубоват. Но в основном он говорил как джентльмен; когда отдавал приказания, он говорил как джентльмен.

Девушка тихо спросила:

— А... а несчастный случай с хозяйкой?

— А, это. Это было весьма странно, а произошло очень просто. Однажды среди ночи она зачем-то спустилась вниз, поскользнулась на одной из плит на кухне и вывихнула что-то в спине. Ее нашли на следующее утро. Все думали, что она умрет.

— Все так просто?

— Да, девочка, так просто. Доктор сказал, что Рон сильно ударилась. Сначала она могла немного двигаться, потом стало хуже, а теперь... теперь она будет там, пока ее не вынесут.

И снова они смотрели друг на друга, пока Эмили не повернулась к маслобойке:

— Ой, я забыла. Но может быть, я достаточно крутила?

— Мы скоро увидим. — Старик поднял крышку, потом кивнул ей и слабо улыбнулся, говоря: — Сойдет, совсем неплохо. Оно, конечно, цвета хлопка, но достаточно густое.

— О, слава тебе Господи! А как быть с водой из него, то есть я имею в виду пахту.

— А... Кон любит ее. Я бы на твоем месте заставил сестру пить ее, это полезно при ее болезни, а остальное пойдет свиньям.

Эмили резко повернулась к нему:

— Болезнь? Какая болезнь?

— Чахотка. Ведь малышка больна ею, правда?

— Люси? Чахоткой? Нет, нет.

— Ну если ее кашель не указывает на чахотку, то, значит, я никогда не слышал, как кашляют чахоточные больные.

— Вы думаете, что это чахотка? — испуганно прошептала Эмили.

— Конечно. Разве ты не знала?

— Нет. Ну я знала, я чувствовала, что она больна, но думала, что это что-то вроде малокровия, но только не чахотка, не чахотка.

— Лучше попроси доктора осмотреть девочку, когда он зайдет в следующий раз. Это обойдется тебе в пару шиллингов, но это стоит того.

— Да, конечно, я так и сделаю. Спасибо. — Потом Эмили вдруг воскликнула:

— Ой, пирог. Я забыла про него. Я оставила его в духовке. Я потом вернусь и закончу. — Она уже убегала, когда старик ласково сказал:

— Не суетись. Я займусь этим. И я буду поддерживать огонь для воды. Ты сможешь вымыть посуду, когда у тебя будет время.

— Спасибо. Спасибо.

Она побежала через двор фермы, через арку в сторону кухни. В голове у нее перепуталось все только что узнанное: ее хозяин не джентльмен; ее хозяйка, вышедшая замуж за помощника на ферме; а ее отец был полковник. Потом снова ее хозяин, ухаживавший за дочерью миссис Рауэн. Да еще пирог из крольчатины! Ой! А вдруг он подгорел? И Люси, ее Люси больна чахоткой.

Когда Эмили ворвалась на кухню, она чуть не сшибла Ханну Рауэн, от чего ее спасла вытянутая рука Лэрри Берча.

— Ой. Ой! Кто-то торопится.

— Ох, извините, миссис Рауэн. Я очень сожалею, миссис Рауэн, очень сожалею. Но это все из-за пирога с крольчатиной. — Она быстро двигалась по кухне, указывая на духовку.

Эмили подняла тяжелую железную задвижку и открыла духовку, затем облегченно вздохнула и, повернувшись, сказала:

— Все нормально, он еще не допекся.

Лэрри Берч и Ханна Рауэн посмотрели на нее, потом друг на друга и одновременно расхохотались. Закрыв рукой глаза и опустив голову, Эмили тоже рассмеялась; в отличие от Люси она не сдерживала смех.

— Ну хорошо, я могу сказать о ней одно, — сказала Ханна Рауэн, глядя на Лэрри Берча, — по крайней мере, она очень быстро открывает двери и очень заботится о своей выпечке... До свидания, девочка.

— До свидания, миссис Рауэн.

— И тебе до свидания. — Ханна кивнула Люси, которая сидела возле раковины, и добавила: — Не оставляй ни одного глазка в картофелинах, или они будут подмаргивать тебе со сковородки.

Люси засмеялась, откинув голову.

Женщина вышла во двор, говоря через плечо:

— И вы сказали, что Кон сейчас работает там внизу, а что он там делает? Эти поля полны валунов и заросли папоротником.

Закрывшаяся дверь заглушила их голоса, а Эмили, повернувшись к Люси, воскликнула:

— Ты еще не закончила с овощами?

— Я уже заканчиваю, Эмили.

Девушка хотела сказать: «Пошевеливайся», но сдержалась и посмотрела на сестру, отмечая светлые волосы, перехваченные выцветшей лентой, узкие плечи и худое тело. Сама она тоже была худой, но худоба Люси была другой. Люси была болезненно худой. А ведь только сегодня утром она говорила себе, что Люси начала поправляться. Ее лицо казалось круглее. Неужели у нее эта болезнь? Ведь люди мрут от нее как мухи. Но больные кашляют кровью. У Люси, к счастью, такого не было. Эна Блейк с их улицы умерла, когда ей было семнадцать, а Джон Перли, живший за углом, умер, только начав работать. Но они оба кашляли кровью, она видела это. Их мама всегда говорила, что кашель Люси не постоянный и вызван нервозностью и малокровием.

Эмили медленно подошла к сестре и, обняв ее рукой за плечи, наклонилась к ней и спросила:

— Ты в порядке?

— О да, о да, Эмили. Сейчас я чувствую себя хорошо и больше нет усталости. А ты как?

— А я всегда чувствую себя хорошо.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Девушка и представить себе не могла, что с ней будет, если с Люси что-нибудь случится. Люси была не просто сестрой, она была для нее... ну, как ребенок. Эмили заботилась о ней с тех пор, как та была еще младенцем.

Вернувшись к столу, чтобы приготовить пудинг, она начала молиться, произнося молитвы, которые слышала от методистов в комнате миссис Мак-Гиллби, поскольку они казались ей более убедительными, более приближенными к Богу, чем те, которые она выучила в школе.


Было уже восемь часов вечера; Эмили вымыла кухню и накрывала стол для завтрака на следующее утро. Девушка поставила только два прибора. Они предназначались для хозяина и Кона, как она привыкла его называть. Эбби Ридинг не питался вместе с семьей; он даже не приходил к двери, чтобы забрать свою еду. Ей приходилось относить ему пищу в его жилище над конюшнями. Она и Люси завтракали после всех. В обеденное время и к ужину она накрывала стол для хозяина и Кона в столовой.

Закончив, девушка взглянула на Люси, та сидела у огня и дремала.

— Иди наверх и ляг в постель; я скоро приду.

— Я не хочу подниматься наверх одна, Эмили.

— Ты чего-то боишься?

— Нет, не боюсь, но идти слишком далеко.

— Ну не глупи. — Она подошла к младшей сестре, помогла ей подняться со стула и попросила: — Давай иди; ты уснешь, прежде чем твоя голова коснется подушки.

Когда Люси выходила из кухни, вошел Лэрри Берч и сказал:

— Спокойной ночи, Люси.

И та ответила:

— Спокойной ночи, сэр.

В это время Эмили высыпала ведро угля в очаг и не прекратила работу. Потом взяла большой чайник и выплеснула его содержимое на угли, затем отступила и закашлялась, когда от темной массы с шипением поднялся пар.

Она уже мыла руки, когда он заговорил:

— Подойдите сюда и присядьте, Эмили, я хочу с вами поговорить.

Девушка быстро оглянулась, схватила полотенце, висевшее над раковиной, послушно подошла к столу и села, вспомнив на мгновение кухню в Пайлот-Плейс и Сепа, сидящего за столом. Но мистер Берч совершенно не был похож на Сепа. Новый хозяин был намного интереснее, выше и не такой коренастый, к тому же он держался очень прямо. Она иногда думала, что его спина кажется слишком прямой, а его шея, казалось, вытягивается из воротника. Однако сейчас, когда Эмили смотрела на него, мистер Берч напомнил ей Сепа: плечи его были опущены, голова слегка наклонена так, что его подбородок почти касался груди. Он выглядел усталым, вернее, был таким же усталым, как она.

Не поднимая глаз, Берч сказал:

— Эмили, вы не должны терять время, расчесывая волосы своей хозяйке или купая ее.

— Не делать этого, сэр? — В голосе девушки звучало крайнее удивление. Она увидела, как он поднял голову и, глядя ей в глаза, сказал:

— Нет, Эмили. — Потом, поерзав в кресле, он положил руки на стол, сцепил их и, склонив голову набок, сказал: — Я должен сказать вам кое-что. Ваша хозяйка вполне способна расчесать себе волосы и обмыться. У нее не действуют ноги, но руки и верхняя часть в полном порядке. До сих пор она совершала эту часть туалета сама. Все, что от вас требуется, это принести ей воду и полотенца, застелить постель и поддерживать порядок в комнате.

Эмили сидела, с застывшим лицом, крепко сцепив руки на коленях, а потом спросила:

— А если она потребует, чтобы я это делала, сэр?

— Скажите, что я разрешил вам проводить только полчаса в ее комнате, кроме тех дней, когда вы убираете помещение, а это нужно делать только один раз в неделю. Делайте только то, о чем я вам сказал, а потом уходите.

— А если она рассердится?

— Да пусть!

Эмили уставилась на него, потому что Берч почти кричал. Она увидела, что он настолько крепко сцепил пальцы, что их суставы побелели.

Он снова опустил голову, и в кухне наступила тишина, только слабое шипение все еще доносилось из очага.

Когда Лоренс Берч поднял голову, он серьезно посмотрел на Эмили и заговорил. Его голос был спокойным, он говорил медленно, со значением:

— Есть кое-что, что вам необходимо знать о нас, Эмили. Я не сомневаюсь, Эбби уже рассказал вам обо мне и моем положении в этом доме.

Она не смогла сдержать румянец, заливший ей лицо, и заморгала, а он продолжал:

— Да, я так и думал. Вы можете верить, чему хотите, но вот что я вам скажу: Эбби - ожесточенный старик, неудачливый ожесточенный старик, который считает, что я узурпировал его место здесь. Более того, он всегда обожал мою жену, ведь она выросла на его глазах. Но что бы ни говорил по этому поводу Эбби Ридинг или кто-либо другой, меня это абсолютно не волнует. — При последних словах интонации его голоса стали вызывающими, из чего Эмили поняла, что в данном случае Берч говорит неправду. Люди не впадают в бешенство из-за чего-то, что их не раздражает, а то, что о нем говорили, явно действовало ему на нервы. И это было вполне естественно.

Она разжала руки, лежавшие на коленях, и откинулась на спинку стула. Странно, но у Эмили было полное ощущение того, что она снова на Пайлот-Плейс и что напротив нее Сеп, поскольку сейчас она испытывала те же чувства к этому человеку, что раньше испытывала к Сепу. Ей было его жалко, из чего следовало то, что он нравился ей. Может быть, Берч и выскочка, как сказал старик Эбби, но она уже начинала понимать, что ему приходилось слишком со многим мириться.

— В любом случае, — он дернул головой, — меня не волнует Эбби. Я просто хочу, чтобы вы знали, как обстоят дела. Вы будете получать указания от меня... И я должен предупредить вас кое о чем еще... должен рассказать вам. Из-за своей болезни моя жена страдает от нервных срывов. В такой ситуации она вполне может схватить что-нибудь и запустить этим в вас. Если это случится, вы не должны показывать ей, что боитесь, или выбегать из комнаты. Знаете, что нужно сделать? — Он наклонился к ней через стол и, понизив голос и с язвительной улыбкой на губах, сказал: — Если она это проделает, пригрозите ей, что запустите чем-нибудь в нее, и сделайте вид, что вы собираетесь это сделать. Вы меня понимаете?

Да, Эмили поняла его. Берч говорил о том, что она может швырять чем попало в хозяйку, если та слишком перевозбудится. Тогда уж точно она потеряет работу, стоит только замахнуться.

Как будто прочитав ее мысли, он сказал:

— Не волнуйтесь о ее реакции, если она поймет, что запугала вас, то с вами будет покончено. Я имею в виду вашу возможность справиться с ней. На этом попалась Крисси... та девушка, что была до вас. Она ей уступила, показала, что боится ее. — Берч снова замолчал, а потом широко улыбнулся. — Но что касается вас, Эмили, мне почему-то кажется, что вы не испугаетесь, ни ее, ни кого-либо другого. Я прав?

Она сжала губы и заморгала, затем, улыбнувшись, ответила:

— Да, я никому не позволю вытирать об меня ноги, сэр. Однако я не представляю, — она снова сжала губы, — я не представляю себя швыряющей что-то в хозяйку.

Лоренс Берч тихо рассмеялся, широко раскрыв рот, а в углах глаз собрались морщинки. Эмили обратила внимание на его красивые ровные зубы.

Успокоившись, он покачал головой.

— Я очень рад, Эмили, что вы приехали сюда. Да, вот еще что. Не удивляйтесь, если обнаружите ее дверь запертой: иногда она не хочет, чтобы к ней входили.

— Заперта! — У Эмили округлились глаза. — Но как мадам может запереть дверь, сэр? Ей не дотянуться до замка.