— Да, сэр. Но Люси никогда не бывает голодной.

— Это вполне понятно; больной человек никогда не хочет есть, а в ее случае проблема как раз состоит в еде. В будущем не давайте ей жирной пищи, по крайней мере в течение нескольких недель. Вся ее пища должна быть подсушенной. — Теперь он повернулся к Люси. — Тебе это не понравится. Уверяю тебя, тебе это не понравится, но это для твоей же пользы.

Люси кивнула:

— Да, сэр, — и продолжала улыбаться ему. А он снова заговорил:

— Сухой хлеб или тост, но не свежий; вареный картофель; ничего жареного; кусочек курицы или кролика; никакой свинины или бекона; необходимое количество жира ты получишь с молоком. — Он снова обратился к Эмили. — И всего понемногу, пока ее кишечник не начнет нормально работать. Ей нужно дать слабительное, чтобы очистить кишечник, а потом не кормить в течение двадцати четырех часов. После этого дать сухой тост или сухой хлеб. И, — он снова кивнул Люси, — тщательно прожевывай. Все нужно тщательно прожевывать... Ну все, можете идти. И ведите себя хорошо.

Сестры вышли из комнаты, но, даже когда девушки уже были в холле, они не заговорили, а только посмотрели друг на друга. Только когда они пришли в кухню, Эмили повернулась к Люси и, нежно взяв ее за плечи, наклонилась к ней и сказала:

— Ну! Извини меня, Люси. Я виновата. Я была не права.

— Все нормально, Эмили. Только я знала... я знала, что со мной ничего не было.

Эмили опустила голову и закусила губу, а потом закрыла глаза, чтобы скрыть слезы.

— О, я так виновата. Я должна была знать; я должна была поверить тебе; я должна была помнить, что много лет назад, когда ты ела жирную пищу, тебя всегда тошнило. — Она притянула Люси к себе. — Я вылечу тебя, твой живот и твой кашель, все. Я сделаю это. Сделаю, Люси.

Люси посмотрела на нее:

— Я знаю, что ты это сделаешь, Эмили, я знаю.

И тот груз ответственности, который доверие налагало на Эмили, теперь показался ей легким как перышко.


Минут десять спустя на кухню пришел Лэрри. Он широко улыбался и, переводя взгляд с одной девушки на другую, воскликнул:

— Как здорово! Все прояснилось. Тебе лучше, Люси?

— Да, сэр. О да, сэр.

— А вам, Эмили?

Она наклонила голову и прошептала:

— Я чувствую себя слегка больной, но это от облегчения.

Мистер Берч понимающе кивнул и повернулся к двери, но, прежде чем выйти, оглянулся через плечо и сказал:

— Доктор оставил слабительное; ей лучше принять его сразу же. И вот еще что. Я знаю, что у вас сегодня должен быть выходной, но вы не возражали бы отправиться с Коном на рынок? Нужно отвезти кое-какой товар. Из-за своей руки я не смогу управлять двуколкой. В любом случае, я должен... я должен сегодня быть здесь, кое-кто должен прийти. Кроме того, я думаю, что Кону надо развеяться. Он был слишком подавлен в последние дни. Я думаю, что вы заметили?

— Да, я заметила. — И Эмили, в ответ на его осуждающий взгляд, добавила: — Я думаю, что теперь вы можете его успокоить.

Ой, не надо было так говорить! Она не должна говорить с ним подобным образом. Получалось, что она совершенно не уважает его как хозяина.

С каменным лицом он ответил:

— Да, как вы говорите, я успокою его. Я могу также сообщить эту новость Эбби, но я сомневаюсь, что это его успокоит, потому что правда не дает повода для сплетен.

Когда дверь захлопнулась, Эмили прикусила губу. Он был прав, правда не давала повода для сплетен, а Эбби очень любил посплетничать. Она повернулась к Люси:

— Пойду принесу тебе лекарство, и тебе лучше сделать так, как сказал мистер Берч. Сразу же принять его. Но это значит, что ты не сможешь поехать с нами, тебя может прихватить по дороге.

— Я не буду переживать, Эмили; я не буду возражать, если это мне на пользу.

Она кивнула Люси:

— Это разумно. — Потом, посмотрев на потолок, сказала: — Одна вещь мне может доставить удовольствие - это сообщить хозяйке, что она была не права. И я не собираюсь это откладывать.

С этими словами Эмили раскатала рукава, застегнула манжеты, расправила фартук, поправила чепчик и вышла из комнаты.


Кон вел себя как мальчик, которому неожиданно разрешили пропустить занятия в школе. Он взял в руки вожжи, готовясь отъехать. Лэрри стоял возле небольшой телеги и здоровой рукой проверял веревку, которой был перевязан чехол, закрывавший две коробки, в которых лежали переложенные сеном яйца, бадейки с маслом и сыром. Взглянув на Эмили, он сказал:

— Не имеет значения, если вы не увидитесь с Уинтерсом, просто отдайте все его жене и скажите ей, что она все уладит со мной на следующей неделе. — Потом добавил: — Список у вас?

Эмили кивнула:

— Да... да.

— Ну хорошо, поезжайте.

Идя рядом с лошадью, Лэрри предупреждал Кона:

— И делай так, как я тебе сказал: держись подальше от дороги, проходящей через карьер. Лошадь очень волнуется, проезжая там, с ней трудно справиться.

— Хорошо... Лэрри. Я... я не поеду... мимо карьера, не... не бойся. — Он тряхнул головой, словно полностью контролировал все возможные отклонения в поведении лошади. Потом Кон направил лошадь со двора фермы под арку через внутренний двор и выехал на проезжую дорогу, а там закричал:

— Но! Пошла!

И они быстро поехали по дороге, ведущей в деревню.

Облака висели низко, и все говорило о том, что может пойти дождь. Стояла такая тишина, что Эмили подумала, что такое бывает перед грозой. Но это была морозная тишина, а в январе редко бывают грозы.

Посмотрев на холмы в отдалении, она поняла, что надежды на это мало. Да какое это имело значение?

Эмили чувствовала себя счастливой, легкой и даже в некоторой степени свободной. У нее была на это причина. Бедная Люси; все они думали, что она ждет ребенка, а у нее были всего-навсего проблемы с кишечником... Она купит ей что-нибудь, когда будет в городе. Что Люси любит? Она любит лакричные палочки и орешки. Да. Она купит ей немного; а еще две ленты, а может, еще и заколку. Да, ей понравится заколка для волос.

Уф! Эмили облегченно вздохнула. Как хорошо быть живой и ехать в повозке с Коном, который выглядел таким счастливым! Таким же счастливым, как и она, по поводу Люси. И он больше не приходил к ней со словами: «Я говорил тебе, что это не я». Бедный Кон. Она взглянула на него. Из-за какой-то неуловимой особенности в его сложении он никогда не будет выглядеть как настоящий мужчина, он всегда будет выглядеть как молодой человек... юноша. А жаль. Потому что у него было приятное лицо и чудесный характер.

У нее по отношению к Кону было особое чувство, она даже любила его. Ха! О чем она думает? Но... но это было единственное слово, которым девушка могла охарактеризовать свое отношение к Кону. Она смотрела на него и думала, что хотела бы быть его матерью и заботиться о нем все время. Одно Эмили знала точно: кто бы ни заботился о нем, тоже останется молодым, потому что вокруг этого парня витал легкий дух раннего утра.

Она подняла брови, удивляясь себе, и склонила голову набок. Опять ей в голову приходят странные мысли. Эмили кое-чего набралась, читая маленькую черную книжечку, которую дал ей Сеп. И это было правильное описание Кона, потому что вокруг него действительно витал легкий дух раннего утра.

Эмили снова обратила внимание на дорогу. Они уже въезжали в деревню, и вдали, возле кузницы, девушка увидела группу людей; и когда телега приблизились к ним, она узнала мистера Гудира, кузнеца. Он стоял возле человека, который сдерживал лошадь, но говорил он с невысоким человеком и махал перед его лицом пальцем, а коротышка кивал головой. В группе были две женщины, закутанные в шали; у одной женщины шаль покрывала голову, а у другой была накинута на плечи.

Эмили, обратила внимание на то, что женщина с непокрытой головой толкнула локтем кузнеца и указала на них. И все пятеро замолчали, ожидая, когда телега подъедет поближе. Одновременно Эмили осознала два момента: враждебность, исходившую от лиц, обращенных к ним, и неожиданную нервозность, охватившую Кона.

Когда телега проезжала мимо компании, женщина с непокрытой головой выбежала вперед и, уцепившись за телегу, прокричала Кону:

— Она родила. Она родила прошлой ночью. Ты слышишь меня? Ты, тупоголовый идиот! А в общем-то не такой уж ты идиот. Ты заплатишь за это; клянусь Богом, я сделаю все для того, чтобы ты заплатил. И ты, и он.

— Мы... не будем. Я ничего не сделал.

Даже Эмили была напугана неожиданным ответом Кона, поскольку его обычной реакцией на всякого рода обвинения были слезы. Но сейчас, переложив вожжи в одну руку, он резко вытянул вторую в сторону женщины, и, хотя его пальцы были достаточно далеко от нее, этот жест вызвал возобновление воплей.

— Ты, подонок! Ты заплатишь, заплатишь.

Буквально через несколько секунд пущенный кем-то камень приличного размера ударил Кона в ухо и упал на спину лошади, отчего та ринулась вперед. Эмили схватилась за железные поручни, прикрепленные к сиденью, и в панике подумала, что хорошо, что камень заставил побежать лошадь, потому что, когда она оглянулась, она увидела, что мужчины бежали по дороге за повозкой.

Они уже были в миле от деревни, когда Кон остановил лошадь. Всхлипывая и мотая головой, со слезами на глазах, он повернулся к девушке.

— Я не виноват, Эмили. Это не я.

Взяв его руку, она крепко зажала ее в своих руках.

— Я знаю, что это не ты, Кон. Я знаю. Кто они? Ты их всех знаешь?

Юноша кивнул головой и, продолжая всхлипывать, сказал:

— Человек с... с лошадью - это Джон Ролстон. Не нравится он мне. Убил... убил моего барсука... ручного барсука. — Он расставил ладони приблизительно на тридцать сантиметров друг от друга. — Он был таким... маленьким, когда я его нашел. А одна из... женщин - жена этого типа. Второй мужчина - это... Джо Брикберн... погонщик... погонщик скота.

Эмили кивнула головой.

— Да, я видела его раньше. И вторую женщину. Она жена кузнеца, ведь правда?

Кон опустил голову и начал мотать ею из стороны в сторону, всхлипывая:

— Мама Беллы. Белла часто... просто смеялась... просто смеялась вместе со мной... на сенокосе, когда мы собирали сено в стога... она просто смеялась. С ней было... весело. Но... но это все, Эмили. Я никогда не делал ничего плохого.

Девушка тихо сказала:

— Не волнуйся... Успокойся и поехали.

Они поехали дальше, но теперь больше не разговаривали. Эмили казалось, что тучи опустились еще ниже, а радостное настроение куда-то исчезло. Она ощутила страх. Девушка пока еще не могла определить, чего она боялась, но она удивлялась, что в мире столько скверных людей. Похоже, что на одного хорошего было десять скверных: Элис Бротон, Тим Пирсли, миссис Мак-Гиллби - она тоже. Никуда от этого не деться, миссис Мак-Гиллби была отвратной в своей религиозности, да еще та - наверху в своей спальне. Что ни делай для нее, никогда доброго слова не услышишь. А какой шум она подняла из-за Люси! Но она ей все высказала, когда поднялась наверх сегодня утром, а та ничего не сказала в ответ. Но она могла поспорить, что сегодня, когда она вернется домой, ее постель будет уделана; Рон нарочно это проделывает. О да, это на нее похоже. Она бы спелась с этими людьми в деревне... в них много общего.

С другой стороны, были также люди, подобные Сепу и ее папе. Отец был неплохим человеком. А еще была тетя Мэри. И наконец, был он... хозяин. Но относительно Берча у Эмили бывали сомнения. Иногда он был очень приятным человеком, но иной раз, когда он начинал говорить напыщенным тоном и изображал хозяина поместья, Лэрри ее раздражал, поскольку что ни говори, а он не был настоящим хозяином поместья.

Но в ту ночь, когда Берч ее поцеловал, что она подумала о нем тогда?..

О чем ей нужно думать сейчас - Эмили резко прервала свои мысли, - так это о том, как бы им проехать назад через деревню без лишних проблем. Она обратилась к Кону:

— Есть ли какая-нибудь дорога, не проходящая через деревню?

Прежде чем посмотреть на девушку, он покачал головой:

— Нет, нет, Эмили... не для телеги, а только... через проезд в изгороди... и по полевым дорогам... окольный путь.

Да, подумала Эмили, если бы не список, который он дал, перечисляющий все, что ему было необходимо: муку, кукурузу и корм для лошади, - она оставила бы телегу и лошадь у кузнеца в Феллберне, а они бы прошли пешком весь обратный путь по полевым дорогам... Но что будет, когда они придут домой? Он наверняка напустится на них и назовет их идиотами за то, что испугались косых взглядов.

Может, она и была идиоткой, потому что были только косые взгляды; во всяком случае, до тех пор, пока Кон не поднял руку. Однако она решила сейчас, что первое, что она сделает, когда они вернутся в деревню, - она заставит Кона пустить лошадь в галоп, а если дела примут плохой оборот, она использует кнут, чтобы отбиться от недоброжелателей.