— А ты скажи им - так говорит Господь: вот, Я наполню вином до опьянения всех жителей сей земли и царей, сидящих на престоле Давидовом, и священников, и пророков, и всех жителей Иерусалима.

И сокрушу их друг о друга, и отцов и сыновей вместе, говорит Господь; не пощажу и не помилую, и не пожалею истребить их.

Слушайте и внимайте; не будьте горды, ибо Господь говорит.

Ну и ну! Эти слова как-то взволновали Эмили, она никогда не слышала подобных цитат из Библии. Наполню вином до опьянения. Ну и ну!

Но монотонный звук голосов начал вгонять ее в сон, пока резкий голос миссис Хейли не заставил ее очнуться и открыть глаза, когда эта дама воскликнула:

— Видел Я прелюбодейство твое и неистовые похотения твои, твои непотребства и твои мерзости на холмах в поле. Горе тебе, о Иерусалим! Ты и после сего не очистишься. Доколе же?

Ой! Только представьте, что все это написано в Библии, блудницы и все остальное. Это заставляет задуматься, не так ли!..

Теперь они читали заключительную молитву, все, встав на колени. Кроме миссис Мак-Гиллби, чья голова была наклонена вперед, а подбородок упирался в грудь.

— О Боже, дай здоровья, если такова Твоя воля, нашей сестре, прикованной к постели, но если Твоя воля не будет таковой, то мы воспримем ее страдания как искупление грехов других людей, и чем сильнее будет ее боль, тем большее прощение Ты ниспошлешь нам, несчастным созданиям, живущим на этой грешной земле. Прими благосклонно наши сегодняшние молитвы, о Боже, и доведи нас во здравии до зари нового дня, который мы постараемся провести в восхвалении Тебя. Прославлен будь, Боже. Аминь.

— Аминь.

— Аминь. Аминь. Аминь.

Затем посетители молча один за другим пожали руку миссис Мак-Гиллби, а та, не улыбаясь, кивала каждому из них. Потом они спустились вниз, возглавляемые мистером Мак-Гиллби, который встал у парадной двери и пожимал руку каждому из них, благодаря за то, что они были так добры и пришли помолиться вместе с его женой, что он проделывал каждый воскресный вечер.

Но, когда дверь за ними закрылась, Эмили заметила, как она замечала каждый воскресный вечер, что мистер Мак-Гиллби глубоко вздохнул, как будто радовался, что все наконец-то закончилось. Сегодняшний вечер не был исключением, только его вздох казался более глубоким, и все его тело, казалось, обмякло; но, возможно, причиной всему была жара, которая действовала на всех. Сеп Мак-Гиллби подошел к столу, который Эмили накрывала скатертью, готовясь подать ему ужин, и сказал:

— У меня не было времени спросить тебя, как прошел день, но надеюсь, что ты хорошо провела его?

Она немного помолчала, прежде чем ответить:

— Да, но я не ходила в парк, я водила сестру на песчаный берег.

— Ну, это прекрасно. Там, наверное, было прохладно, ей должно было понравиться. Как ее кашель? Ей лучше?

— Да почти так же, мистер Мак-Гиллби, спасибо.

— У тебя усталый вид, девочка, оставь все. Иди сделай хозяйке питье и отнеси ей. А я позабочусь о себе.

— О нет, нет, мистер Мак-Гиллби, хозяйке это не понравится.

Он оперся руками о край стола и наклонился к ней и тихо сказал :

— Что не видит глаз, о том сердце не болит.

— Да, мистер Мак-Гиллби! — Девушка прикусила губу, затем широко ему улыбнулась. Он так же широко улыбнулся в ответ и сказал:

— Теперь иди и хорошенько отдохни.

— Спасибо, мистер Мак-Гиллби, ну, я действительно очень устала. И... и можно, я скажу вам кое-что?

— Все, что хочешь, девочка.

— Я высказала сегодня все той женщине, Элис Бротон. Она побила нашу Люси, и я сказала ей, что обращусь в полицию.

— Очень хорошо, девочка, молодец.

— А знаете, что еще? — Теперь она наклонилась к нему. — Я урезала ей плату.

— Не может быть!

— Да. Я дала ей только шиллинг.

— А знаешь кое-что еще, девочка?

— Нет, мистер Мак-Гиллби.

— Ты дала на целый шиллинг больше. Ты не должна ни за что там платить, твой отец обеспечил их; ты сказала, что он оставил им свое уведомление о половинном жалованье.

— Да, я знаю, но, если я не буду ей ничего давать, она выместит свое недовольство на нашей Люси.

— Да, возможно, будет именно так.

Они посмотрели друг на друга, но теперь серьезно, потом он сказал:

— Ладно, в любом случае я рад, что ты смогла постоять за себя, это хорошее начало. Теперь иди. Спокойной тебе ночи.

— Спокойной ночи, мистер Мак-Гиллби.

Когда он вышел в гостиную, девушка взяла чайник с полки в камине и пошла в моечную. Там, наполнив чашку горячей водой, она положила в нее две полные чайные ложки какао и немного сгущенного молока; затем, поставив чашку на деревянный поднос, на который она постелила вышитую салфетку, Эмили понесла его наверх в спальню.

Нэнси Мак-Гиллби лежала, откинувшись на подушки, закрыв глаза; ее лицо было очень бледным.

Эмили, приблизившись на цыпочках к кровати, тихо сказала:

— Ваше какао, миссис Мак-Гиллби.

Миссис Мак-Гиллби открыла глаза и внимательно посмотрела на Эмили, потом сказала:

— Грех омерзителен Господу, и не обязательно использовать язык или руки, чтобы грешить, можно сделать это одними глазами.

Хозяйка и горничная смотрели друг на друга; потом Эмили сказала:

— Да, миссис Мак-Гиллби.

— Те, кто жаждет плоти, должны умереть от плоти.

Они снова посмотрели друг на друга, и снова Эмили сказала:

— Да, миссис Мак-Гиллби.

— Поставь поднос.

Эмили поставила поднос на боковой столик, потом она увидела, как миссис Мак-Гиллби положила руку на левую сторону груди. Хозяйка больше ничего не сказала и отпустила Эмили легким движением другой руки.

Девушка вышла, прошла через узкую площадку и вошла в свою комнату. Только что пробило девять часов, и сумерки начали сгущаться. Ей бы очень хотелось, чтобы миссис Мак-Гиллби не цитировала постоянно Библию. Она всегда произносила это так странно, что Эмили не понимала ее. Но это все ерунда, ведь миссис Мак-Гиллби была хорошей, доброй и заботливой. И, ох, она так устала. Как было бы хорошо, если бы она могла пролежать в постели всю ночь и весь день! О, прекрасно!

Эмили наполовину разделась, сидя на краю кровати, а когда она через несколько минут натянула ночную рубашку и легла, то уснула быстрее, чем можно было слово молвить.

Ей снился Сэмми Блэкет, живший в верхней части Кредор-стрит. Они ходили в одну и ту же школу, но он оставил учебу намного раньше ее, чтобы занять завидный пост ученика на верфи Палмера в Джарроу. Дважды он поджидал ее в конце их улицы и провожал домой в воскресный вечер, и все время он говорил о верфи и судне, которое он делал. Можно было подумать, что Сэмми делал его сам и что это была какая-то разновидность военного судна. Он сказал, что когда закончит обучение, то будет получать двадцать пять шиллингов в неделю. Она не поверила ему; никто не зарабатывал двадцать пять шиллингов в неделю, кроме, возможно, мистера Мак-Гиллби. Ведь он был десятником в доках и имел право направлять людей на суда или отказывать, в зависимости от настроения.

Теперь в ее сне появился мистер Мак-Гиллби. Он отталкивал Сэмми Блэкета в сторону и кричал ей:

— Ну же! Ну же, Эмили, проснись! Ты слышишь? Вставай!

Девушка резко села в кровати, уставившись в свете свечи на того, кто прервал ее сон, и пробормотала:

— Что такое? В чем дело?

— Вставай, Эмили. Не теряй времени на одевание, только накинь жакет и иди к хозяйке; мне нужно пойти за врачом. Ей плохо, ей очень плохо.

Свеча исчезла, Эмили осталась в темноте. Нащупав дорогу к двери, она сняла с гвоздя свой жакет и накинула на себя. Затем в темноте девушка открыла дверь и прошла через площадку в спальню. В комнате горела лампа, было жарко, и над всем витал запах рвоты.

Нэнси Мак-Гиллби лежала, распростертая, на подушках; ее голова была наклонена в сторону, глаза широко раскрыты, она болезненно хватала ртом воздух.

Эмили наклонилась над кроватью и тихо сказала:

— Все будет хорошо, миссис Мак-Гиллби, вы поправитесь. Хозяин поехал за доктором; он скоро будет здесь.

Когда рука Эмили дотронулась до пальцев, судорожно хватавшихся за стеганое пуховое одеяло, миссис Мак-Гиллби оттолкнула ее, и Эмили, выпрямившись, стояла, беспомощно глядя на хозяйку, которая пристально смотрела на нее, будто хотела что-то сказать. Потом она все-таки сказала. Широко раскрыв рот, она воскликнула:

— О-о-о нет! Не сейчас! — Затем ее грудь, казалось, провалилась внутрь, ее голова откинулась в сторону, ее пальцы перестали шевелиться, и она замерла.

На долю секунды Эмили приросла к тому месту, где стояла. Она поняла, что миссис Мак-Гиллби умерла. Девушка почувствовала тошноту. Ее могло вытошнить. Да! Да, ее сейчас стошнит. Она повернулась и ринулась из комнаты вниз по лестнице, достигнув моечной как раз вовремя.

Эмили сидела за кухонным столом, когда вернулся Сеп Мак-Гиллби. Он на мгновение остановился в дверях и посмотрел на нее; затем, слегка покачав головой, молча прошел мимо и стал подниматься по лестнице.

Глава 3

В день похорон шел дождь. Это был первый дождь за три недели, и все присутствовавшие на похоронах сожалели, что идет дождь, так как похороны миссис Мак-Гиллби должны были быть пышными. Гроб из светлого дуба с тремя парами медных ручек. Лучший катафалк из имевшихся в городе, сопровождаемый пятью кебами. Житель Уэстоу не мог иметь лучших проводов в последний путь.

После того как кортеж покинул дом, Эмили села на минутку в середине гостиной и вздохнула, но, сделав это, она сказала себе, что не время отдыхать, поскольку теперь, когда все уехали, нужно было накрыть на столы, расставить угощение, поставить чайники кипятиться. Девушка сказала себе, сидя в затемненной комнате, так как шторы все еще были полностью задернуты, что, учитывая ситуацию, ей лучше порезать ветчину, оставшуюся на кости, и сделать то же со вторым куском грудинки; язык уже был порезан по всей длине.

Она много готовила в последние два дня, потому что, как сказал мистер Мак-Гиллби, «все должно быть сделано должным образом», да и члены общины будут ожидать хорошего угощения.

Эмили все еще не могла осознать, что миссис Мак-Гиллби уже не было с ними и что в будущем она большую часть дня будет находиться в доме одна и никто не будет отдавать ей приказания.

Прежде чем уснуть прошлой ночью, девушка подумала об этом. Похоже было, что с ней произошло чудо. Но она очень упрекала себя за то, что посмела так подумать, когда миссис Мак-Гиллби лежала внизу в гостиной.

Но теперь миссис Мак-Гиллби больше не было, и, хотя весь дом был в глубоком трауре и будет еще много дней, она уже ощущала какую-то легкость повсюду. Несмотря на то что она устала как собака и ноги просто ужасно болели, чувство легкости проникало в нее.

Ох! Эмили с трудом поднялась. Что это она сидит здесь и мечтает? Если все не будет готово к их возвращению, ей открутят голову и прочистят мозги. С чего бы это? Ведь миссис Мак-Гиллби больше не было, и некому было ругать ее. Девушка понимала, что, как это ни странно, стала сама себе хозяйкой, потому что мистер Мак-Гиллби никогда не будет плохо с ней обращаться; он ни разу не сказал ей грубого слова с самого ее появления в доме.

Эмили почти выпрыгнула из комнаты и побежала в моечную, в течение следующего часа она множество раз пробежалась туда и обратно, а когда столы в передней комнате были накрыты на шестнадцать человек, а кухонный стол был накрыт еще на восемь, девушка оглядела плоды своего труда, потерла руки, а затем, взглянув на свой фартук, громко сказала: «Ого! Лучше мне сменить его до их приезда, а то выпученные глаза миссис Гудир скажут: «Ай-яй-яй!»

Эмили сдержала смешок, который чуть не вырвался у нее; она не должна проявлять такое неуважение к членам общины. Но вообще-то не так уж они ей и нужны, все эти пустомели. А потом девушка с удивлением подумала, что и мистер Мак-Гиллби был одним из них. Да, она была очень удивлена.

Девушка сменила фартук и, едва успев дойти до подножия лестницы, услышала стук в дверь. Открыв ее, Эмили увидела стоявшую на пороге женщину. Она была низкой и пухлой, да и не очень опрятной. Хотя женщина и не походила на побирушку, она была не из тех, кто мог бы прийти к миссис Нэнси Мак-Гиллби.

— Вам что-то нужно? — спросила Эмили.

В ответ женщина сказала:

— Значит, они уехали?

— Вы имеете в виду похороны?

— Да, именно это я и имею в виду. И я узнала об этом всего час назад.

Так как женщина прошла мимо нее в сторону моечной, Эмили протянула руку и закрыла дверь, ведущую на кухню, а потом спросила: