Гарри помог мне сварить кофе, и это было очень мило с его стороны, потому что я была довольно пьяная, а он — нет. Гарри уже начал бояться завтрашнего ланча и сказал, что его брат очень негативно относится к сельской жизни и постоянно шутит на тему навоза.

— Наверное, он просто завидует.

— Я так не думаю.

— Ну, никогда не знаешь наверняка.

— Поверь мне. Честно говоря, мне скоро в самом деле пора уходить, или у меня будет чудовищное искушение опять остаться до рассвета, а я уже немного устал.

— Очаровательно.

— Извини, я не это имел в виду. Просто я действительно был сегодня очень занят доставками, у меня был трудный день. А завтра будет еще хуже.

Джим качал орать из гостиной:

— Эй, вы двое, где наш кофе? Ну-ка признавайтесь, что вы там делаете — обжимаетесь, небось?

Мы услышали, как Эм стукнула его чем-то, по звуку похожим на диванную подушку, потому что голос его вдруг резко стал глухим. Гарри улыбнулся:

— Какая хорошая идея!


Когда Гарри уехал, мы открыли еще одну бутылку вина. Странно, но я почему-то почувствовала облегчение. Не считая всего прочего, Альфи спит в моей постели, а Джим ляжет на софе, так что если бы он все же решил остаться, нам пришлось бы разбивать в саду палатку. А у меня ее нет. Но, кроме того, в компании Эм и Джима тоже приятно расслабиться, не надо следить за своим поведением, что практически невозможно в обществе Гарри. С ним я все еще играю себя — втягиваю живот, когда думаю, что он может на меня смотреть, и все такое, а это ужасно утомляет.

— Ну, и каков же ваш вердикт?

— Нормальный парень, я бы сказал, хотя я все равно считаю, что травы — это как-то по-женски. По крайней мере, он может выращивать что-нибудь более мужское — виноградную лозу-убийцу, например. А его мать, как он о ней рассказывает, — просто кошмар. Но сам он кажется мне хорошим парнем, если ты это хотела услышать.

— Вообще-то, я спрашивала не тебя.

Эм сказала, что считает его взрослым, и я ему, кажется, действительно нравлюсь, а это самое главное.

— И он не кажется мне человеком, который вдруг заявит, что ему нужно «пространство» или еще подобная ерунда. Боже, какое чудесное вино.

— Черт, а он и вправду научил тебя, как правильно поддавать, этот твой капитан Кирк.

По какой-то одному ему известной причине Джим решил, что Лука имеет что-то общее с капитаном Кирком. Кажется, это как-то связано с Жан-Люком Пикардом из «Звездного пути».

— Заткнись.

— Смело идти туда, куда не ступала нога человека. А ты точно уверена, что это твой единственный мужчина, тот, кого ты искала? Вот в чем вопрос. Возможно, ты совершаешь ужасную ошибку.

— Не обращай на него внимания.

— Можешь смеяться надо мной, но когда его мамаша окажется клингоном, ты пожалеешь, что не слушала меня.

— А вот здесь ты прав. Хотела бы я получить один из этих лучевых телепортаторов. Шикарный свадебный подарок! Я могла бы отправить ее куда-нибудь, где она будет полезна, когда она станет слишком доставать.

— Для Альфи тоже может понадобиться такая штука. Я до сих пор не совсем уверена насчет идеи доверить ему твою фату. Он совершенно не умеет вести себя спокойно: начнет петь, танцевать на шлейфе твоего платья или еще что-нибудь.

Джим, кажется, пришел в восторг от перспективы, что Альфи начнет орать песни прямо посреди венчания.

— Я научу его некоторым милым мотивчикам, если хочешь: «Старый мусорщик», например, или «Правь, Британия». Ну же, развеселись.

Я жду этой свадьбы с огромным нетерпением.


Воскресенье мы провели читая газеты и пытаясь заставить Джима прекратить учить Альфи песне «Правь, Британия». К счастью, Альфи это на самом деле было не очень интересно. Он все подговаривал нас пойти к Молли и посмотреть на Эдди и других курочек. Джим уехал после ланча, и Альфи потащил нас прямиком к Молли. Эдди стал гораздо крупнее, и все цыплята бегали кругами, истерически хлопая крыльями и клюя друг друга. Эм сделала вид, что ей это интересно, и сказала, что Эдди — самая лучшая курочка, какую она когда-либо видела.

— Но разве Эдди — не сокращение от Эдварда? Это имя для мальчика, а Эдди курочка, а все курочки женского рода, ведь правда?

— Знаю, глупая тетя. Курочки-мальчики называются петушки. Но я хочу, чтобы ее звали Эдди. Девчонки могут носить мальчишеские имена. У нас в группе есть девочка, которую зовут Сидни.

— Совершенно справедливо.

Мы сидели в кухне и наблюдали за Альфи и Лили, чтобы убедиться, что они не слишком разыгрались в курятнике и не затопчут кого-то из цыплят.

— Знаешь, Молли, твой живот внезапно очень вырос.

— Знаю. Если так будет и дальше продолжаться, скоро я не буду влезать в машину. Дэн говорит, что устроит специальную раму в крыше, но меня эта перспектива не впечатляет.

— А я считаю, ты выглядишь чудесно. Мне нравилось смотреть на Элис, когда она носила Альфи.

Лицо Эм приобрело мечтательное выражение.

— Да, это просто прекрасно. Я не могу спать дольше часа подряд, потому что ребенок все время лежит на каких-нибудь жизненно важных органах, а потом еще Лили вскакивает на рассвете. Но даже если она спит, проклятый Бернард начинает кукарекать. Это чертовски действует мне на нервы, должна вам сказать. Думаю, я скоро пущу его на суп.

— Ты же вроде вегетарианка?

— Да. Но для Бернарда сделаю исключение.

— Я в самом деле завидую тебе. Это, должно быть, так замечательно — быть беременной.

— Чертовски мерзко, да, Элис?

— Абсолютно. Пока Альфи не родился.

Меня это весьма задевало.

— Да, я помню это чувство.

— И я тоже. Но оно скоро проходит, поверь мне.

— О, не будь такой ужасной, Элис, ты ведь обожаешь Альфи.

— Да, конечно, я его люблю, но никогда не думала, что это может быть так трудно. Я хочу сказать, твоя жизнь полностью меняется. Полностью. Я уже и вспомнить-то не могу, как это было, когда он еще не родился. Будто мне сделали какую-то операцию, и кусочек мозга навсегда потерялся. Тот кусочек, который мог часами читать или сосредотачиваться на каком-нибудь деле. И с памятью тоже что-то происходит. Раньше мне удавалось планировать и держать все в голове, а теперь приходится записывать на бумажку. Говорят, люди возвращаются к нормальной жизни, но я не могу.

— Я тоже, и мне все хуже. На днях я едва не заблудилась, когда ехала домой: проехала мимо поворота к нашей деревне. Почему? Одному богу известно.

— Да, я понимаю. Все эти разговоры о детях изрядно портят настроение. Ну, что еще?

Молли рассмеялась.

— Извини, это действительно прекрасно, правда, но меняет твою жизнь. Ты больше никогда не сможешь думать только о себе. Дети выходят для тебя на первое место. Навсегда.

— И ты так сильно любишь их, что все время боишься. Ужасно боишься. Иногда я смотрела на Альфи, когда он был крохой, и понимала, что люблю его так сильно, что мне больно. Физически больно. Они такие хрупкие, и только ты можешь их защитить. Иногда мне снятся кошмары, что я не могу спасти его, и это ужасно, словно с тебя сдирают кожу. Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь.

— Звучит довольно мило, ну, если не считать пассажа о куске кожи, пожалуй.

— Да, но Элис права, чувство действительно похожее. И потом, конечно, еще мышцы таза.

— Прошу прощения?

Мы объяснили насчет мышц таза и строжайших запретах чихать на публике, если, конечно, ты не делаешь упражнения каждые десять секунд до конца своих дней. Все мы посидели немного молча, с довольно напряженными лицами, сжимая и разжимая таз.

— Господи, это действительно трудно.

— Женщина, которая ведет курсы для рожениц в больнице, говорит, что нужно представить, будто это лифт. И ты поднимаешься с первого этажа на одиннадцатый, а потом спускаешься обратно.

Мы все приняли это во внимание.

— Я могу подняться только до четвертого.

— Я тоже.

— Вот черт.


Мама взяла с меня обещание вернуться с работы пораньше, чтобы выпить чайку в честь моего дня рождения. На работе у нас есть традиция, что ты покупаешь пирожные, а потом во время чая все стоят в неловком молчании, пока Джанет дарит тебе очень дешевую открытку. Но поскольку я собиралась уйти раньше, то произвела раздачу пирожных во время ланча. Джанет была недовольна.

— Ну, если ты настаиваешь, может, я и смогу съесть маленький кусочек прямо сейчас.

Терпеть не могу людей, которые режут шоколадный эклер на три части и съедают только краешек.

Мэлком прошествовал мимо и сгреб большой кремовый рожок, а затем довольно непривлекательно облизал губы.

— С днем рождения, желаю всего-всего. Ты с каждым днем молодеешь, Элис. Раскрой нам свой секрет.

— Я пью много джина.

Мэлком рассмеялся, но Джанет было не смешно. На этот раз Бренда сама подарила мне открытку, которую все подписали. К открытке был прикреплен бэйдж с надписью «Мне всего, и побольше». Бренда расспросила меня о последних новостях насчет свадьбы Эм. Я показала ей е-мэйл от Эм, к которому была приложена подборка ужасных платьев различных оттенков странного цвета. Эм называла его баклажанным, но на самом деле он был фиолетовым. Думаю, что она шутит, но не уверена.

— У нее только две недели, чтобы все организовать, так что приходится очень торопиться. А мать доводит ее до белого каления.

— Моя тоже меня доводила, я едва все не отложила. А потом Брайан напился на приеме и послал ее на три буквы.

— А у тебя, Джанет, были сцены в последнюю минуту перед свадьбой?

— О нет, моя свадьба прошла изумительно.

— Ну, не считая того, что лил жуткий дождь, а половина гостей получила пищевое отравление.

Джанет пришла в ярость. Думаю, она не ожидала, что Мэлком подойдет так быстро.

— Честно говоря, я хотела сказать тебе пару слов, Элис. Я заметила, что у тебя очень обширная электронная переписка с друзьями, а мы, знаешь ли, не поощряем такую практику, когда люди используют рабочий компьютер для личного общения. Он для этого не предназначен.

— Извините, Джанет. Обычно Эм пишет мне домой, но сейчас у меня глючит модем, и я попросила ее прислать письмо сюда. Надо сказать, что я нередко пользуюсь своим домашним компьютером для работы, так что, думаю, это уравновешивается.

Вот ведь скряга! Это должно заставить ее заткнуться.

— Я уверен, что уравновешивается, Элис, и уверен, Джанет не хотела, чтобы ты подумала, будто нам жалко. Правда, дорогая?

О боже! Теперь Джанет точно меня возненавидит. Публичная критика от величайшего из мужчин собственной персоной.

— И если тебе нужно что-то для работы дома, пожалуйста, скажи нам. Я не хочу, чтобы ты платила за то, что делаешь какую-нибудь работу для конторы, совершенно не хочу.

Все лучше и лучше.


Я поехала домой, и мужчина, который стоял за мной на заправке, довольно странно посмотрел на меня и подмигнул. Я вспомнила, что на мне висит бэйдж «Мне всего и побольше» и сняла его, потому что мама не сочтет это забавным. Бэйдж вроде «Мне всего и побольше» не в ее вкусе, хотя «Доместос» начал использовать их в своей рекламе.

Альфи стоял в саду перед домом и высматривал, когда я приеду. Я пообещала закрыть глаза, и он довольно быстро повел меня в гостиную. Я поклялась, что не подглядывала, тогда он сказал, что можно открывать глаза, и подарил мне большую коробку солодовых конфет. Альфи считал солодовые конфеты верхом искушения с тех пор, как однажды я сказала ему, что мы не можем купить большую коробку в деревенском магазине, потому что это только для взрослых.

— Спасибо, дорогой, это так мило.

— Да, и ты можешь съесть их все сама. Хотя делиться — это хорошо, ты же знаешь, мамочка. Очень хорошо. Хорошие люди делятся.


Мама устроила замечательное праздничное чаепитие с сосисками на палочках, чипсами и желе. Воздушные шарики, к сожалению, лопнули, когда мы пили вторую чашку чая, — Альфи постарался. Мама задернула занавески и выключила свет, как всегда делала это, когда мы были маленькими, и внесла торт со свечами. Альфи шел рядом и выплясывал нечто среднее между маршем и движениями кунг-фу. Глазурь на торте была розовая, как жевательная резинка, и ее было очень много, а надпись шоколадными буквами гласила: «С днем рождения, мэм». Это заставило меня почувствовать себя Кэтрин Куксон[2], пока мама не объяснила, что купила буквы в городской кондитерской, и должно было получиться «С днем рождения, мама», но Альфи съел одну букву «а». Мы задули свечи, и я загадала желание, а потом мы еще раз зажгли их, чтобы Альфи тоже мог загадать желание. Я знаю, что сын загадал собаку, он только об этом и говорил в последнее время. А я загадала, чтобы все дни рождения проходили так же, как этот, хотя, может быть, без такого количества лопающихся шариков. Когда мама уезжала домой с кусочком торта для отца, я обняла ее.