Донна Клейтон - Жизнь прекрасна

Последовало растерянное молчание. Дилан провел пальцами по подбородку, о чем-то размышляя.

– Я сожалею. Я искренне сочувствую тебе, – в конце концов прошептал он. Его голос стал мягче:

– С того времени, как ты убежала из мастерской сегодня днем, я все пытался понять, почему ты вернулась. Почему ждала десять лет? Хорошо. – Он замолчал, посмотрев на нее сквозь темноту. – Я понимаю.

Тесc была вся внимание. Так он думает, что она подчинилась воле отца и причина ее приезда – его смерть.

– Отец умер, – медленно проговорил он, немного запинаясь, – и теперь ты смогла сделать то, что хотела, так?

Да нет, не смерть отца привела ее в Сосновую Рощу! Это сделала банковская чековая книжка! Огромные деньги лежали на его счете в банке Минстеров.

Кажется, мозаика начинала складываться в картину. Отец. Дочь. Любовь. И большая сумма денег. Десять лет отсутствия. Кровь стучала в ушах, сердце бешено колотилось.

Совершенно точно, что доктор, принимавший роды, – преступник. Она никогда бы не заподозрила отца в причастности к чему-то ужасному, мерзкому. Отец любил ее. Мог ли он? Вдруг она широко раскрыла глаза и посмотрела на Дилана. А если он тоже часть этого кошмарного заговора? Неужели весь мир был против нее все эти годы?

Почувствовав дрожь в руках, она с силой сжала руль. Дилан тревожно нахмурился, заметив, как она дрожит.

Он ждал ответа, но, Господи, она не может вспомнить его вопрос.

Ей нужно время, нужно уединение, чтобы все обдумать. Прояснить. Ей просто необходимо уехать подальше от Дилана. Сейчас же.

– Тебе пора, – выпалила она, едва сдерживаясь. – Твоя машина в двух минутах ходьбы. Тебе лучше уйти.

– Но…

– Эрин ждет, – напомнила она ему. Ее самообладание ускользало. – Тридцать минут истекли. Мы поговорим потом. Завтра. Я приду к тебе в мастерскую, пока Эрин будет в школе.

Дилан так увлекся разговором, что забыл о времени. Он быстро взглянул на часы.

– Хорошо, мне действительно…

– Иди, – сказала она громче, чем хотела. Смущенно кивнув ей на прощание, Дилан вышел из машины и пошел прочь. Тесc долго смотрела ему в спину, пока его силуэт не скрылся в темноте.

Мозаика наконец сложилась.

– О, папа, как ты мог? – прошептала Тесc.

Она закрыла лицо руками и заплакала.

Ее отец продал ее ребенка.

Тесc сидела в машине, чувствуя, как воздух становится спертым, так что уже нечем было дышать. Она сидела до тех пор, пока не выплакала все слезы.

Ее отец продал ее ребенка.

Тесc никак не могла осознать эту мысль. Это было слишком странным, слишком ужасным, чтобы быть правдой.

Отец ведь так любил ее, так многим жертвовал ради нее, заботился о ней, учил ее. А потом забрал у нее самое дорогое – и, более того, нажился на нем… Непостижимо.

Когда она нашла чековую книжку и все эти нераспечатанные конверты, то не знала, что и думать. Вариант, что отец принял деньги от родителей Дилана, которые хотели выгнать ее из города и из жизни их сына, был наиболее логичен. Но сейчас…, после того, как она увидела Эрин собственными глазами и узнала, что ее ребенок родился не мертвым, а был украден…

Нет, сказала Тесc себе твердо, в конце концов найдя в себе силы посмотреть правде в глаза, не украден. Продан. Ее отцом. Тесc не могла найти более правдоподобное объяснение огромной сумме денег, лежащей на счете отца.

Но кто положил туда эти деньги? Родители Дилана? Его жестокий отец-тиран и властная мать? А может, это Дилан заключил сделку с ее отцом?

Он отец Эрин, поэтому в ряду подозреваемых стоит на первом месте. Может быть, Дилан решил, что не хочет связывать свою жизнь с дочерью простого мастерового, с девочкой из бедной части города, с девочкой без аристократических корней, у которой нет перспектив, нет будущего. Может, он решил, что не хочет видеть ее в роли матери своего ребенка, но самого ребенка хотел. Во всем этом был какой-то смысл.

Хотя подожди-ка, мелькнула другая мысль, почему тогда Дилан был так разъярен, так настаивал, что она знала об Эрин, что она сознательно отправила Эрин обратно в Сосновую Рощу?

Да просто пыль в глаза пускал, хотел скрыть свой ужасный поступок и заставить ее чувствовать себя виноватой.

Правда, на Дилана это не похоже.

Тесc вздохнула, напомнив себе, что прошло десять лет. Все что угодно может произойти с человеком за столько времени. Он был другим уже перед ее отъездом. Отвергал ее, оскорблял такими словами, что, она не могла поверить, пока сама не услышала.

Она не знает Дилана. Не знает, каким он был. И каким стал.

Будь осторожна, отзывалось эхом в мозгу. Ты не знаешь, виноват ли он. Ты не знаешь наверняка.

Нет, она не будет молчать. Она все выяснит, и если узнает о его причастности к этой страшной запутанной истории, то проявит к нему такое же милосердие, какое он проявлял к ней все эти годы. Никакого.

– Знаешь, па, – сказала Эрин тонким голоском, – у меня какое-то неприятное ощущение в животе.

Дилан нахмурился, изучая лицо дочери, на котором был отпечаток боли, щеки пылали, взгляд был уставшим и изможденным.

Может, вчерашняя головная боль была предпосылкой гриппа или чего-нибудь еще. Забавно, но она не упоминала о болезни до этого момента.

Эрин уже почти закончила свои утренние сборы. Она позавтракала, переоделась, застелила постель. Если она чувствует себя плохо, то обычно говорит об этом сразу, как только проснется, поэтому Дилан был удивлен, услышав ее жалобы. Но все-таки, может, он не прав, и эта тошнота никакое не притворство.

– Но сегодня тебе действительно нужно пойти в школу, – мягко сказал он без малейшего оттенка осуждения. Дочь перенесла вчера сильное потрясение, и все, что ей сейчас нужно, так это понимание, а не властный отец, дышащий ей в спину. – Спасибо твоей бабушке, ты догнала всех, но если пропустишь еще раз…

– Да уж, – драматично закатила глаза Эрин, – спасибо бабушке за две страницы задания по математике и нуднейшую главу по обществознанию, которые я делала весь вечер и пропустила из-за них свою любимую передачу, и…

– Все ясно, – мягко убеждал он ее, – но бабуля все делает только тебе на благо. Девочка восхищенно захихикала.

– Если она услышит, что ты назвал ее бабулей, она скрутит твои уши в трубочки.

Дилан усмехнулся отражению дочери в зеркале.

– Скорее всего. Поэтому это будет нашим маленьким секретом, согласна? Он поднял указательный палец. Привычным движением Эрин обхватила его палец своим и быстро, но мягко дернула. Это было их секретным “пожатием” – давняя традиция. Он взял расческу.

– Ну, что делаем сегодня? – спросил он, распуская длинные рыжие волосы. – Оставим распущенными? Конский хвост? Коса?

– Косичку, пожалуйста. Только одну. Прямую.

– Одну косичку? Ну, тогда поднимайся. Он разделил волосы на три части и начал вплетать прядь за прядью. Пальцы двигались легко. Не всегда он был так искусен, не один раз Эрин приходилось уходить в школу с кривой, неровно заплетенной косичкой. Но заплетание кос похоже на игру на музыкальных инструментах, приготовление мяса или ремонт двигателя – практика и только практика.

Он проводил все утро вместе с Эрин, помогая ей собраться и провожая в школу. Готовил завтрак и мыл посуду, пока она одевалась, всегда причесывал – иначе она уйдет со слипшимися после сна, неубранными волосами. Упаковывал ланч, пока она собирала портфель. А потом она целовала его на прощанье и бежала к большому желтому школьному автобусу, который останавливался перед домом.

Он получал удовольствие от этого утреннего ритуала. Эти ранние часы помогали ему начать день с улыбки. Даже в те дни, когда ему было не до веселья. Такие, как сегодня.

Он не мог понять, на что Тесc вчера обиделась. Неужели она всерьез думала, что он поверит в ее историю относительно Эрин? Но это просто невозможно…

– Может быть, – спросила Эрин, немного запинаясь и пристально глядя на него в зеркало, – мне пойти с тобой в мастерскую?

Дилан пришел в замешательство. Выражение ее дорогого маленького личика, в котором смешивались настойчивость и смятение, он читал как по книге. Там уже не было и упоминания о желудке. Там были мысли о Тесc. Знакомая история. Помнится, ребенком он сам чувствовал себя лучше, получив доллар.

– Я думаю, тебе все-таки нужно пойти в школу, – заметил он.

– Н-но…, а что, если она приедет? Трепет, страх и волнение смешались в этом едва различимом, произнесенном тихим шепотом вопросе. Дилан понял, что желание Эрин увидеть свою маму совершенно естественно. Он только хотел знать, что в голове Тесc. Чего эта женщина своим визитом в Сосновую Рощу хочет добиться? Он не позволит ей навредить Эрин. Просто не допустит этого.

– Да, возможно, она придет сегодня в мастерскую, – ответил он и увидел вспыхнувший огонек надежды в темно-шоколадных глазах. – Но ты, юная леди, будешь в школе. Тесc…, э…, а… – он начал запинаться, но затем совладал с собой, – твоя мама и я должны кое о чем поговорить.

– Я хочу видеть ее.

Дилан старался говорить спокойно, но твердо:

– Я понимаю. И у тебя будет достаточно времени для этого. Но только после школы.

– Че, правда? – Она извивалась в предвкушении, как червяк. – Сегодня?

– Потерпи. – Часть его существа всеми силами противилась этому. Но он взял себя в руки, понимая, что встреча с Тесc будет самым лучшим событием в жизни дочери. Он накручивал на палец маленький хвостик от косы до тех пор, пока он не превратился в чудесную кудряшку.

– Все, готово. Время собирать книги. Автобус скоро будет.

Эрин быстро вышла из кухни, как будто желая ускорить ход времени до наступления заветного момента. У Дилана тревожно сжалось сердце, когда он представил все возможные последствия встречи Эрин с матерью. Хорошие впечатления или плохие – все зависит от Тесc. Он не может контролировать эту женщину, и вот это-то его и беспокоило.

Дилан заворачивал сэндвич с сыром, когда Эрин спросила:

– А ты не думаешь, что она уедет из города, не поговорив со мной?

Ему не понравилась тревога, с которой она смотрела из-под нахмуренных бровей.

– Мм, – произнес он, надеясь вызвать у нее улыбку, – почему ты думаешь, что она сделает такую глупость?

Но губы Эрин были нервно напряжены. Помолчав, она с яростью сказала:

– Ты заставишь ее остаться до тех пор, пока я не приду из школы.

Легкий смешок вырвался у Дилана.

– Милая, я не думаю, что смогу заставить Тесc сделать что-либо, если она этого не захочет.

Он вспомнил время, когда все было по-другому. Тесc делала все, ходила за ним везде, чтобы доставить ему удовольствие. Проклятье, она могла прыгнуть в огонь, если он попросит ее, только чтобы сделать его счастливым. Но это было давно. Целая вечность прошла с тех пор.

После быстрого поцелуя в щеку Эрин выбежала за дверь, и Дилан остался наедине с беспокойными мыслями.

Тесc Геллуэй. Боже, как эта женщина изменила его жизнь. Теперь в ней не осталось ничего от той Тесc. От того длинного и тощего подростка с острыми локтями и коленями, каким он увидел ее впервые. И на протяжении всех этих лет она именно такой и оставалась в его памяти – худющая и долговязая.

Поднеся кружку ко рту, Дилан сделал маленький глоток горячего кофе и улыбнулся. Он вспомнил, как в первый раз встретил ее: зашел в обувную мастерскую ее отца, чтобы сделать новые дырки на своем любимом кожаном ремне.

Мать сильно огорчила его тем утром, сообщив, что выбросила его любимый старый ремень и купила новый. Но Дилан был очень упрям, и ему не нужен был новый. Он видел, как родители чрезмерно разбрасываются деньгами, скупая все вокруг. Так что с того, если он потратит несколько долларов? Он не был слишком прихотливым. Все, что ему было нужно, – это пара новых дырок в ремне, и это его вполне устроит.

Сейчас, возвращаясь мыслями в прошлое, Дилан понимал, что ремень был только поводом. Ему хотелось насолить отцу и матери, и то, что мастерская находилась в “Коттеджах”, было почти оскорбительно для его высокомерных родителей.

Дверь в мастерскую застряла, когда он попытался открыть ее, и ему пришлось сильно толкнуть ее ногой. Воздух внутри был сухой и горячий, сильный запах кожи и обувного полироля ударил в нос. Молодая девчонка стояла за прилавком, в длинных развевающихся рыжих волосах играли золотые лучи солнца.

Она приветливо улыбнулась, и Дилан невольно приосанился.

Он тут же смутился от своей реакции. С какой стати он важничает перед этой соплюшкой? Она слишком молода, чтобы заинтересовать его. Намного моложе, ей не больше тринадцати-четырнадцати. В представлении семнадцатилетнего парня из старших классов эта девчонка была просто ребенком, а понравиться ребенку было хуже чумы.

Но когда он объяснил ей, что ему нужно, и она взяла ремень из его рук, с ним произошло что-то необъяснимое. Его взгляд снова и снова тонул в этих мерцающих темно-ореховых глазах, скользил по кремовой коже, покрытой крошечными веснушками вдоль носа и лба. Она была остроумна.