Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

 - Поняла…

 - Умница! Укол готовь, будем под местной анестезией.

 Мне стали обкалывать рану, от боли я дернулся. Почувствовав  как  сбоку,  меж ребер вонзилась  игла,  уже не выдержал и  заорал настолько сильно, насколько хватило мочи, но вместо крика доктор услышал  только сдавленный, слабый, едва слышный стон. 

 - А – ай! Мутти… Шмерцафт… (Мамочка... больно...), – вырвалось у меня.

 - Что он говорит? – удивленно спросила девушка.

 - Больно ему, – ответил доктор. – Чего врешь? Неправда, потерпишь.

 Кровь, скопившаяся внутри, под давлением, через иглу вырвалась наружу вместе с пузырьками воздуха, отчего я вздохнул и почувствовал облегчение. Боль тоже уменьшилась, и стало значительно легче дышать. До этого было чувство, что внутри все сдавило тисками.

 - Ну вот, дыши,  щас  легче станет…-  ободрил Соколов.

 После этого я успокоился и даже губы, которые были уже синими, приобрели бледно-розовый оттенок.

 - Вот видишь? Катя, смотри, у него уже и губы порозовели… Слава тебе Господи! Откачали…- доктор даже вспотел.

 Я все еще чувствовал боль, хотя и тупую, опять застонал. Доктор вставил какой-то инструмент, я испытывал неприятные ощущения, было слышно, как ковыряются в ране.

 - Легкое кажется не задето…скопление крови в плевральной полости… Чего стонешь? Не больно уже! Ишь ты, маму ему давай. Я тебе покажу мамочку и папочку тоже. А ну не дергайся, а то все брошу сейчас! – ругал меня доктор. – Зажим давай, – обратился к девушке. Видишь сосуд? Надо сшивать, – пережал пинцетом поврежденные сосуды.

 Я почувствовал, как что-то тянули. Сжав зубы, я старался терпеть, пока меня латали как дырявый носок. Во время операции доктор разговаривал со мной, пытаясь удержать меня в сознании, приободрял:

 - Всё уже, всё… Потерпи ещё немного… Молодец! Глаза не закрывай! Хороший «фриц», конечно мёртвый «фриц», но ты ещё живым пока нужен, так что погоди ещё пока помирать. Сначала расскажешь, что знаешь, а потом уже на тот свет отправляйся… Да? Будешь жить? Или не хочешь? Посмотри на меня… Видишь, нитки? Какой иглой тебя штопаю? Какая дыра… Кто так постарался?  Мастер прямо…скосил правда немного… Точнее бить надо! Так что тебе повезло…

 Минут за десять меня зашили, стали накладывать повязку. Я пять стал терять сознание...

 - Дыши же, дыши! Не хочет ведь жить зараза!

 Мне поднесли вату с нашатырным спиртом, я пришел в себя. Доктор снял наконец перчатки.

 - Еще бы сантиметра два правее, чуть ниже и был бы покойник. Едва сердце и аорту не задело. Вообще рана серьезная.

 В сердце мне не попали, но повреждено было несколько крупных сосудов, что привело к сильному кровотечению. Может, и кровотечение было не столь значительным, так как края раны в этом случае быстро спадаются, но пока меня доставили, прошло слишком много времени. Этого было достаточно, чтобы мое состояние значительно ухудшилось, и я потерял много крови. В начале я не чувствовал себя так плохо и даже мог идти своими ногами.

 - Вот уж не думала, что придется еще и «фрицам» помощь оказывать, – сказала Катя.

 Доктор снял меня со стола, на руках перенес в палату, уложил на кровать.

 После того как рану зашили, мне стало лучше, я пришел в себя, перестал терять сознание, но еще не совсем отошел от шока. У меня немного помутился рассудок, и я плохо соображал -сказались последствия стресса и психологической травмы. Я вспомнил о товарищах, которые погибли на моих глазах, друзьях, которых потерял, со мной случилась истерика. Пока наркоз еще действовал, я не чувствовал сильной боли. Сам не зная почему я вдруг вскочил с постели и бросился бежать, наверное со страху, но тут же упал. Девушка вскрикнула, доктор едва успел меня подхватить!

 - Стой! Куда?! Бежать собрался? - Кинул меня на кровать и стал удерживать руки. Насколько хватало сил, я пытался отчаянно сопротивляться.

 - Ляссен зи ан!(Пустите!)

 - Лежать! А ну, успокойся!

 - Найн… Хильфе! Во майне фройнде? Алекс! Кристиан! (Нет! Помогите! Где мои друзья?  Алекс! Кристиан!)

 У меня поехала крыша, я плохо соображал, все еще не веря в реальность происходящего, не мог осознать, что я в плену. Мне казалось, что это страшный сон и сейчас я проснусь! Все закончится! Мне ужасно хотелось домой, к своим близким, в Германию.

 - Лежи же, сказал! – доктор прижимал меня к кровати, удерживая руки.

 - Кристиан! – на глазах моих были слезы.

 Силы иссякли, и сопротивляться я не мог, только всхлипывал и беспомощно рыдал как ребенок. Мне было тяжело дышать и не хватало воздуха.

 - Катя морфину в шприце набери. Быстрей же! - Доктор держал, повернув меня на бок.- Быстрее давай коли!

 - Вас ист? Ихь виль нихьт… (Что это? Я не хочу…)

 - Потерпи, – успокоила девица, – сейчас тебе хорошо будет, только укольчик подействует, уснешь зараза! – вколола шприц…

 - Ма - а – а – ма!!! – вырвался у меня отчаянный крик, чисто на русском.

 Сам не знаю почему, совершенно бессознательно, может произнести мне это слово было легче, чем на немецком.

 Доктор был в шоке! Девушка тоже. На секунду они просто оторопели.

 - Совсем, наверное спятил? «Мама» на русском орет! – произнес доктор. – Не понял что за «фриц». Ты кто еще такой?!- Но видя мои безумные глаза, вдруг стал меня успокаивать, сменив тон на более спокойный. - Все, все, все… Тише, тише! Сейчас уснешь, успокойся. Все хорошо…

 Укол начинал постепенно действовать. Хороший был укольчик! После него мне действительно стало хорошо, даже очень! Боль абсолютно прошла, дышать стало легче, я успокоился и уже не сопротивлялся.  Мне стало все безразлично, захотелось спать, глаза закрывались.  Голоса отдавались эхом и казались какими-то отдаленными, все расплывалось. Я что-то еще бормотал бессвязно.

 - Шш…л…афн… ихь…(спать… я…) – хотел сказать: «не хочу», но не мог.

 Только сквозь сон услышал, слова девушки:

 - Всс- се-е –о он уже с-с-с-пи-и-ит. - и провалился.

 Минут через 15-20 я заснул и больше ничего не помнил...

 - Слава Богу! Успокоился, наконец, – сказал доктор девушке. - Пусть немного поспит, только смотри за ним, дыхание контролируй. Глаз не спускай! – он поправил ноги, накрыл раненного простыней.

 - Странный какой-то, – сказала Катя. – Болтал на своем. Почему он на русском «мама» кричал?

 - Не знаю, – ответил доктор. – Может, знает что-то по-русски, мало ли? Хотя, конечно… Действительно что-то здесь… Может из разведки, или переводчик скорее всего? Немцы тоже русский знают.

 - А он умрет?

 - Не знаю. Крови потерял много, хорошо успели еще вовремя привезти. Дай мне бинты, – он привязал пациенту руки к кровати  за запястья.

 - Это еще зачем? Чтобы не убежал? 

 - И это тоже. Чтобы с кровати не свалился, а то мало ли что. Просыпаться будет, неизвестно, как себя поведет.

 - Я даже испугалась, когда он вскочил, не думала что он в таком состоянии сможет еще с кровати подняться!

 - Все может быть, это последствия шока и стрессового состояния. Так что ничего удивительного, – объяснил врач.

 - А я ни одного немца живого еще не видала,  честное слово! – призналась девушка. – Хм?… Парень вроде как парень?

 - Увидала теперь? Не видала! Чего на них смотреть, такие же люди, с руками, с ногами, на руках по пять пальцев. Такие вот звери!

 - Да… А он и нестрашный совсем, даже вроде ничего, хорошенький когда спит. Не ужели они все могут быть такими злыми, людей убивать?

 - Все они хороши, когда спят, зубами к стенке, а лучше мертвые. Хороший «Фриц»- мертвый «фриц». Никто Катюша не виноват, они сами нарушили все законы, не мы начали эту войну.

 - А что с ним потом будет, когда он в себя придет?

 - Что? Допросят его, а потом отправят отсюда, куда уж не знаю, начальству видней.

 Пока доктор с медсестрой управлялись с раненным «Фрицем», майор Савинов докладывал в штабе, командиру дивизии Слышкину и его заместителю, полковнику Джанджгаве.

 - Разрешите товарищ генерал?

 - Да, конечно. Подождите немного, - ответил Слышкин.

 - Это срочно, товарищ комдив. Только что наши разведчики вернулись с задания, уничтожили группу немцев из шести человек, ошивались в березовой роще. Одного из них удалось взять живым, правда ранен. Доставили его в таком состоянии, что не знаю, сейчас в санчасти. Вот документы, все, что удалось найти.

 - Давайте сюда. Это все? Немца допросили? - спросил Джанджгава.

 - Нет, не успели. Он в тяжелом состоянии, ножевое ранение в грудь, сейчас хирург наш с ним возится. Если выживет…

 Полковник мгновенно рассвирепел, разозлившись не на шутку. Как так они «языка» брали?

 - Да что это такое? Его что не могли живым взять?!

 - Разведчики говорят, они сопротивление оказали, пришлось их всех уничтожить. Вы же знаете, что у Колесова все ребята профессионалы, не могли они значить иначе, так получилось. Тем более на задании Мелешников был…

 - Черти что! Ну не везет так, что ли? Ладно, с ними я еще сам разберусь, что и как было, – комдив продолжал рассматривать изъятое у немцев. – Военных билетов, у них с собой тоже не было? Документов удостоверяющих личность?

 - Нет, вероятно, это тоже разведка. Откуда у них документы?

 - Ясно. А личность этого немца, тоже не установили?

 - Известно только что лейтенант, фамилия, кажется Краузе, что ли? Это с его слов, все, что удалось узнать, - показывает на фотографии. – Вот он.

 - Этот? Так… Карта, с обозначениями заданного района наблюдения, расположение наших позиций… все ясно! А это что? Тут еще бумага какая-то, похожая на письмо или записку. Вы знаете немецкий, переведите.

 Майор рассматривал клочок бумаги, запачканный кровью.

 - Да, это письмо домой, кажется маме… - Он перевел его:

 "Здравствуй дорогая мамочка! Прости, что долго не писал, не было времени, только сейчас выдалась свободная минута, да и не хотел тебя лишний раз огорчать. Погода стоит замечательная, тепло, поют птицы. На фронте затишье, сражений не было уже давно, но скоро этому придет конец, все изменится. Готовиться масштабное наступление, когда оно точно начнется, не знаю. Я сейчас под городом Орел, это средняя полоса России. Если бы ты знала, какая она большая! Очень скучаю по тебе и сестре, а особенно по моей дочке, она наверное уже совсем большая. Хочу тебе сообщить, что пока жив, здоров, со мной все в порядке, что будет потом, не знаю. Если со мной что-нибудь случиться, не плачь, ты же у меня сильная. Если погибну, значить такая у меня судьба. Прости, я вынужден остановится, нас срочно вызывают в штаб, вероятно, опять какое-то задание, если вернусь обязательно напишу. Господи, только бы успеть отправить тебе это письмо!" - На этом письмо обрывалось. - Надо же, как будто чувствовал, когда его писал! - поразился майор. - Не попадет теперь письмо его мамочке.

 - М-м-м… да! Это уж точно… - задумался комдив. - Подожди, это письмо ведь писалось совсем недавно, возможно вчера? Там написано, что немцы должны перейти в наступление, значить они действительно его готовят? Мы знаем об этом и это лишний раз подтверждает наши предположения. Уже кое-что. Он пишет, что точно не знает когда оно начнется, значит, дата этого наступления вероятно еще не определена и нам не придется ждать его со дня на день.

 - Верно! – согласился Савинов.

 - Значить у нас есть еще время. Как видно даже из простого письма немецкого солдата можно сделать какие-то выводы!  Вот-вот… Что вы на это скажите?

 - Но всё равно, пленного во что бы то ни стало надо допросить, - добавил Джанджгава.

 - Согласен, - ответил комдив. - Пленного допросить сразу же, как только это будет возможным. Да, Алексей Константинович узнайте еще как его состояние, и позовите мне этих ваших… кто на задании был.

 Чтобы во всем окончательно убедится, пленного нужно было обязательно допросить, как можно быстрее. Савинов направился в санчасть.

 - Ну что с фрицем? Жить будет? Надо его допросить.

 - Не знаю, – отвечал доктор. - Сейчас сложно, что-либо сказать, мы сделали все что могли. Состояние пока еще очень тяжелое, насчет допроса, я думаю надо пока подождать, все равно говорить не сможет. Пока спит, пришлось наркотик ему вколоть. Думаю, только завтра придет в себя, если выживет. Кровопотеря серьезная, если справится, будет жить, если нет… Донор бы нужен.

 - Ладно, делай с ним что хочешь, но только чтобы заговорил, остальное, меня не волнует, - майор заглянул в палату, глянул на спящего немца, в бинтах, – Очнется, скажите мне.