Взгляд его упал на лежащую рядом, испачканную в крови немецкую форму, которую не успели убрать. Лицо его изменилось.

 - Этому «фрицу»?!

 - Нет, я не буду! Ни за что!

 - Если вы не сдадите кровь, он умрет, – сказал врач.

 -  Ну и что,  а мне какое дело? Почему я должен какого-то «фрица спасать?

 - Не какого-то «фрица», а офицера, он лейтенант, – возмутился доктор. - Это пленный и его нужно допросить, а для того чтобы допросить, надо сперва оказать ему помощь. Вам ясно? Это приказ! И вы должны его выполнять. Если вам прикажут оказать помощь солдату или офицеру вражеской армии, значить так надо, и вы должны ее оказать.

 - Все равно не буду! Ни капли ему своей крови не дам! Пускай подыхает. Как хотите, ищите другого донора!

 - Как знаете. Можете идти, но если он умрет и мы не получим из-за этого каких-либо  важных сведений, вы за это ответите. Я лично доложу командиру полка и комдиву. Идите, вы свободны.

 Солдат оторопел.

 - Чего стоишь? Иди!- кричал доктор.

 Тот вышел, едва не хлопнув дверью с досады. Неужели столько ненависти у него было ко мне?!

  - Черт! Что детский сад какой-то! – произнес Соколов с досадой. – Если донора не найдем, отправишься на тот свет. Понял?

 Я все понимал, хотя мне было так плохо, что в тот момент самому жить не хотелось, поэтому мне было все равно. Меня тянуло туда, хотелось покоя, я чувствовал холод, меня пробивала мелкая дрожь.

 - Кальт.

 - Что? – спросила девушка.

 - Х-холодно, – произнес я на русском.

 - Ты что? По-русски все-таки понимаешь? Шпрехэн зи русишь? Рус ферштэтэн? Ну! Чего молчишь? – закричал на меня доктор.

 - Да.

 - Вот те на! Какого хрена тогда молчал? Изображал из себя идиота! Придурялся? Думал не догадаются? Ладно, с этим мы еще разберемся. Умник нашелся. Укрой его чем-нибудь, - он обратился к девушке, – возьми одеяло. – Сел на табурет и нервно закурил. До утра вряд ли протянет. Говорить сможешь?

 - Не знаю, мне плохо, – выговорил с трудом.

 Голос был слабый и громко говорить я не мог, говорил очень тихо.

 Постепенно нарастало сердцебиение, дышать становилось тяжело. Я не мог оторваться от подушки, сразу начинала кружиться голова, и приступ тошноты повторялся, на лбу выступал холодный липкий пот, пробивал озноб. Состояние мое опять ухудшалось. Через какое-то время я снова забылся, то терял сознание, то опять приходил в себя.


 В дверь постучали.

 - Войдите…

 Вошел тот самый солдат, который отказался быть донором.

 - Что? – спросил врач.

 - Я согласен.

 - Что согласен?

 - Согласен быть донором.

 - Поздно! Раньше надо было. Ладно, готовься.

 Придя в себя, я открыл глаза.

 - Слава Богу! – произнес доктор.

 У солдата взяли 400 мл крови, проверили на совместимость. Убедившись, что кровь подходит, приготовили сосуд, заправили капельницу.

 - Ну что? Будем переливать вам кровь не арийскую. Не смущает? Другой извините, нет.

 - Нет, доктор, мне все равно. У меня есть русская кровь.

 - Вот как? Ну, тогда мы ничего не испортим! – весело сказал врач. – Есть, значить еще добавим. Дурную кровь вашу немецкую выпустим, заменим на русскую, будешь знать! Чего улыбаешься?!

 - Руку в кулак сожми, – сказала девушка, – кулачком поработай.  Вены у тебя неплохие, хорошие, – она вколола иглу, ловко попав с первого раза.

 Я смотрел, как в меня по каплям вливалася «жизнь», не заметил как уснул.


 К вечеру боль снова стала невыносимой, так, что я не мог спокойно лежать, опять застонал.

 Пришлось делать укол.


 Проснулся я уже утром, в окно светило солнце, освещая все помещение ярким светом. Оно заходило туда именно с утра, значить, окна были расположены на восток.

 Проснувшись, снова увидел девушку, как мне показалось, очень красивую.

 - Я, наверное, умер и в раю, если вижу ангела? - подумал я. В белом халате, она действительно была на него похожа.

 Светлые волосы, соломенного цвета, милый курносый нос, чуть вздернутый кверху, зеленые глаза, пухлые губки.

 Катя что-то делала на столе, обтирала графин. Обернувшись, увидев, что я на нее смотрю, она едва не выронила стакан.

 - Ой! Григорий Яковлевич, идите сюда!

 Зашел врач. На вид ему было лет сорок или что-то около этого. До этого мне как-то не удавалось его, как следует рассмотреть.

 - Ну что, проснулся? Гутен морген! – он осмотрел меня. – Говорить сможешь?

 - Да, – я моргнул глазами, обратился к девушке. – Развяжите мне руки, пожалуйста.

 - Зачем?

 - Мне так не удобно.

 - А ты не убежишь? – спросила она. – Драться не будешь?

 - Нет.

 Вопрос меня насмешил. Развязав осторожно мне руки, Катя все же немного шарахнулась в сторону и отскочила. Но, увидев, что я продолжаю спокойно лежать, взяла себя в руки. Неужели похож я был на дикого зверя?

 Человек есть человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Мне захотелось в туалет, было неловко, но пришлось об этом сказать. Доктор помог мне справить нужду.

 - Катюша, ты пока за ним посмотри, а я схожу, доложу майору.

 - Хорошо.

 После того как он ушел, мы с Катей с минуту, молча смотрели друг на друга.

 - Фройлен, а фройлен? Вас кажется, Катя зовут? Пить, воды… можно?

 - Хорошо, сейчас принесу, – подала мне стакан с водой.

 - Спасибо. Одежда моя где? Там в кармане…

 - Что там?

 - Пожалуйста, посмотри.

 Катя пошарила в карманах.

 - Нет ничего.

 - Дай мне.


 Из внутреннего кармана, я достал маленький сверток в серебристой фольге, кусочек швейцарского шоколада. Он был надломлен, но весь его съесть я не успел, так что там оставалось еще довольно прилично. Это от пайка, что нам выдавали. Много еды с собой мы не брали, но сухие консервы и шоколад, носили с собой всегда, на случай если нам вдруг придется задержаться, этого должно было хватить надвое суток. Еще носили спички, фонарик и прочую ерунду, которая могла бы нам пригодиться. Об этом знает каждый разведчик.


 - Что это?

 - Шоколадка, возьми…

 На лице Кати отразилось смятение, на секунду она растерялась, уже было взяла…

 - Не хочу! Не нужен мне твой шоколад! Шкура немецкая! - разозлилась вдруг на меня.

 Мне стало обидно.

 - Подумаешь, как-кие мы гордые!

 - Забери его себе! – она зло швырнула сверток прямо мне в ноги, так что тот надломился, и порвалась фольга.

 - Ну вот… Получай фашист гранату!

 Глаза у Кати расширились, как будто от удивления, и через секунду, она вдруг рассмеялась как колокольчик, звонким и заразительным смехом. Не сдержавшись, я сначала улыбнулся, а затем, сам начал смеяться сквозь слезы, корчась от боли.  Любое резкое движение причиняло мне боль.

Глава 24

 Допрос.

 В штабе комдив явно нервничал.

 - Ну что там с пленным? До сих пор ничего неизвестно. Можно его допросить или нет?

 У Слышкина было дел по горло, которые нельзя было отложить, и не было времени. Комдив обратился к полковнику Джанджгаве:

 - Вот что, Владимир Николаевич, лично вам поручаю, как моему непосредственному заместителю во всём разобраться и проконтролировать это дело. Вы лично отвечаете за это, поскольку я вынужден отлучиться.


 Пока мы смеялись, в санчасть вошли трое, доктор и с ним еще два офицера, майор и капитан. Лица их мне показались знакомы.

 - Что за смех? – спросил майор сурово и строго. – Что здесь происходит?

 Я вздрогнул от неожиданности.

 - Товарищ майор, этот клоун меня насмешил, - ответила Катя.

 - Насмешил? Ну что ж юморист, посмотрим, как дальше смеяться будешь, – сказал он серьезно.

 Мне стало не по себе, душа ушла в пятки, улыбка сползла с моего лица.  Я почувствовал, что началось и сейчас мне влетит по полной программе!

 - Выйдите пока, – майор обратился к девушке. – А с тобой мы сейчас поговорим.

 Придвинули стул, сели рядом…

 - Ну что, сволочь? Тебя на немецком допросить или по-русски хорошо понимаешь? Ну?! Я так понимаю переводчика вам не понадобиться? Тем лучше. Ну что, будем говорить?

 - О чем? О птичках? Может… сразу капут?

 - Капут будет, потом, когда все расскажите. Значит так, зовут меня Савинов Алексей Константинович, майор, и сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы должны на них отвечать. Только не смейте мне врать! Ясно? И так, кто вы такой? Откуда? Имя? Фамилия? Звание? Номер части? Что делали в нейтральной зоне вблизи русских позиций? Я слушаю…

 - А если я не скажу?

 - Ну что ж, тогда считаю до трех, больше не умею, – ответил Савинов, достал пистолет и приставил его ко мне, к подбородку. – Ра… два… - начал отсчет, – Говорить будем?

 - Стреляйте, – произнес я спокойно.

 - Ты что щенок?! Героя из себя корчишь?

 Майор на меня замахнулся, и чуть было не дал мне пощечину, но сдержался.

 - Мне жить надоело, я умереть хочу. Все равно расстреляете.

 Сообразив видимо, что выбрал не ту тактику, что запугать и что-либо добиться от меня таким способом не удастся, майор решил действовать по-другому.

 - Нет, если все скажите, не расстреляю. Обещаю вам, даю честное слово. Вас вылечат, а потом отправят в лагерь для военнопленных.

 - Не н-надо, не обманывайте меня, пож-жалуйста.

 Доктору, очевидно передали, что комдив сбился с ног разыскивая Савинова, и попросили сообщить ему об этом.

 - Он здесь, у меня, – сказал доктор.

 Дверь осторожно приоткрылась, и в нее заглянула Катя.

 - Товарищ майор, там… - произнесла она робко.

 Тот оборвал ее на полуслове и закричал, так что стены содрогнулись.

 - Выйди сейчас же!!! У меня допрос!

 Увидев сцену, я явно обалдел, причем здесь девушка и почему он так на нее кричит? Не выдержав, я попытался вступиться.

 - Зачем на девушку кричите?

 - Тоже мне, защитник нашелся!  Сколько таких девушек, как эта Катя, в наших городах, деревнях селах убиваете, насилуете, пачками в Германию увозите!

 - Неправда,  я женщин не обижал! – он нашел во мне все-таки слабое место и задел за живое, надавив на мою больную совесть, которая у меня наверное еще осталась.

 - Да что вы! А сколько вы мирного населения истребляете, бомбите города, сжигаете наши деревни и села? Мы к вам с мечом пришли? Вы что вообще творите, волки позорные?! Нам вас за это миловать?! Головы вам оторвать мало!

 Это выдержать я уже не смог. На глаза навернулись слезы и я зарыдал как мальчишка. Господи! Я почувствовал, в каком дерьме оказался!  Мне было так плохо, что хотелось провалиться сквозь землю! Я впервые пожалел, что не умер.

 - Хорошо, товарищ майор, я все расскажу.

 - Тамбовский волк тебе товарищ!

 - Господин майор…

 - Это у вас господа!

 - Я не знаю, как к вам…

 - Ладно, я слушаю... Имя? Фамилия?

 - Краузе, Ханс Вильгельм.

 - Год, место рождения? Дата рождения?

 - Штеттен, тысяча девятьсот двадцатый. Двадцать восьмого мая.

 - Звание? Должность?

 - Лейтенант, заместитель командира взвода, переводчик.

 Капитан все записывал в протокол.

 - Номер воинского подразделения, части?

 - 258-я пехотная дивизия, 478-й полк, 2-й батальон, 9-я рота, подразделение разведки.

 - Что делали в данном районе, в близи Тагино?

 - Вели разведку на местности, определяли границы, передовых позиций. Отслеживали передвижение людей, военной техники, фиксировали все, что происходит на передовой, по возможности, захват пленных. Ночью мы вели наблюдение, группой в количестве шести человек, утром, возвращались с задания. В близи Тагино, в лесу, наша группа попала в засаду, и была уничтожена. Пять человек убито. Я был ранен и взят в плен.

 - Вы командовали группой?

 - Нет, обер-лейтенант Иоганн Вейсман погиб. Унтер-офицер Пауль Шольц, ефрейтор, младший сержант и связист тоже.

 - Где находится ваша дивизия? Сможете указать? – он показал мне карту.

 Я указал примерное расположение.

 - Здесь, восточнее Тагино, в районе поселка «Садовод». Слева танковый корпус, сорок шестой, справа артиллерийская батарея, соседняя, шестая пехотная дивизия…

 Я рассказал все что знал: кто командующий, расположение частей, сколько людей в дивизии и многое другое. Допрос продолжался почти час, минут сорок. Меня окончательно вымотали, выжали как лимон и вытянули все соки.