Луиза Вильморен - Жюльетта. Письмо в такси

15 сентября, около полудня, князь д’Альпен и г-жа Фасибе вышли из магазина одного знаменитого парижского ювелира. В их элегантности, свидетельствовавшей о явной принадлежности к привилегированному космополитическому обществу, чувствовался налет какой-то бесподобной и в то же время какой-то весьма конкретной непринужденности, отличавшей их от всех прочих смертных и привлекавшей к ним внимание прохожих. В обращенном на князя взгляде г-жи Фасибе то и дело мелькали задорные искорки, но улыбка на ее губах не отражала ничего иного, кроме безмятежного счастья от еще живой любви. Князь тоже улыбался, но у него на лице витала тень беспокойства. Они остановились на пороге ювелирного магазина, чтобы побеседовать. Г-жа Фасибе поздравила князя, осведомилась у него о времени приезда его невесты и, задержавшись взглядом на крошечном пакетике, который он держал в руке, добавила: «Кольцо восхитительное, Эктор, надеюсь, оно ей понравится». Он ответил, что невеста прибывает в Париж вечером, и поблагодарил г-жу Фасибе за помощь в покупке кольца.

— Спасибо за ваши добрые советы, моя прекрасная Рози, — сказал он.

— Надеюсь, они принесут вам счастье, — ответила она.

Князь поцеловал ей руку:

— Я не в состоянии одобрить ваше новое увлечение, поверьте мне, этот мужчина вас недостоин, и я уверен, что вы скоро его бросите.

— Если бы вы знали Андре получше, вы бы так не говорили, — возразила она. — Мне просто очень повезло, вот и все. До свидания, Эктор, будьте счастливы, и я желаю, чтобы жизнь доставляла вам одни удовольствия.

Глядя ей вслед, князь отметил изящество ее походки. Затем его мысли приняли другой оборот. Он хлопнул ладонью по футляру, сунул его в карман, повернулся и открыл дверцу автомобиля.

Князь д’Альпен, красивый, обаятельный и богатый мужчина, успел в своей жизни изрядно попользоваться своим умением располагать к себе людей. Устав ложиться спать на рассвете, устав от роскошных отелей, от вилл и гондол, в которых жизнь, похоже, не укореняется, он решил вернуться на родину, чтобы там, в горном краю, зажить в своем родовом замке, обзаведясь детьми от юной невинной жены, способной вызывать чувство ревности, иногда путешествовать. Он испытал на себе тепло и жар всего, чему дано воспламеняться, знал все, что говорится и делается, знал цену букетов, знал, чем заканчиваются вечера, и, зная, как далеко можно заходить, зная также, чего от него ждут, был в состоянии много дать и продолжал возбуждать интерес. Ведомый более могучим инстинктом, чем инстинкт сердца, обольститель пользуется своим фатальным талантом покорять все без разбора и пресыщаться тем, что ему открывалось и покорялось. Обольститель, являясь сам жертвой, окружает себя другими жертвами, только жертвами, ибо такова природа этой инфекции. Князь д’Альпен принадлежал именно к этому разряду людей, и его жертвы были тем более многочисленны, что он обладал умом, фантазией, деньгами и своеобразной моралью, привносившей в его облик некоторый элемент тайны. В пятьдесят лет он собирался жениться на восемнадцатилетней мещаночке, встреченной на пляже. Это был брак по любви, но одновременно и по расчету.

В тот же день, 15 сентября, часов в пять вечера, г-жа Валандор и ее дочь Жюльетта садились в Бордо в парижский поезд. Г-жа Валандор, белокурая красавица, пухленькая, ухоженная, сохранившая в свои сорок лет, благодаря счастливому вдовству, которое позволяло ей, не чувствуя на себе никаких оков, дышать воздухом свободы, и свежесть, и цветущий вид. Ее личная жизнь состояла из череды маленьких тайн, но, поскольку она любила соблюдать приличия и отдавать дань условностям, ненавидела скандалы, всякого рода беспорядок, праздную мечтательность и недостижимое, то ей удалось дать своей дочери серьезное образование, снискавшее немало похвал от ее подруг. Превосходно воспитанная Жюльетта была, однако, мечтательной, увлекающейся, непостоянной во всем, за исключением своих фантазий, выводивших ее за пределы реальной действительности в заоблачные высоты, где и протекала ее жизнь. Трудно сказать, любила ли она князя, но в любом случае ей было приятно, как он за ней ухаживал. Она с удовольствием отмечала, с какой ревностью молодые люди и девушки ее возраста реагируют на поощряемое ею внимание, которое ей оказывал этот красивый пятидесятилетний мужчина, известный своим обаянием, своей элегантностью и хорошим вкусом. С не меньшим удовольствием она подмечала и плохо скрываемую обиду женщин, которые, будучи обделенными подобным вниманием, сердились на нее за то, что она лишала их возможности общаться с мужчиной, чья компания, более лестная, чем компания любого другого мужчины, подчеркнула бы их прелести. Жюльетте нравилось выглядеть победительницей в глазах всех этих людей. Удовлетворенное тщеславие порой может сойти за любовь, порой прокладывает ей путь, но иногда затушевывает истинные веления сердца. Море, вечерние сумерки, ветер, то чересчур горячий, то наполненный сентябрьской свежестью, привносили свою ноту в прогулки князя с Жюльеттой, и дымком взвихрившийся над дюной песок, ракушка на берегу, впервые наброшенная на плечи шаль, первый огонь в камине, букет, собранный вдвоем на опушке ночи, украшали их воспоминания переплетенными вензелями чувств. Они все более и более отдавали предпочтение гармонии природы перед гармонией партеров, и князь казался себе художником, а Жюльетта себе — Евой. Он рассказывал ей о своем крае как о нескончаемом вечере, мягким очарованием которого, звездой которого она должна была стать, и она, слушая его, видела мысленным взором леса, а в тех лесах — разгуливавших на свободе диких зверей. Князь любил Жюльетту, но ее молодость, ее еще совсем детская грация пробуждали в нем разные мысли. Он сравнивал себя и ее, обнаруживал различия и совпадения вкусов; окинув мысленным взором свое прошлое, он поместил Жюльетту на вершину горы в центре своего будущего и решил на ней жениться.

Предложение князя открыло перед ней дверь в неведомое, и она приняла волнительный эффект удивления за волнительный эффект счастья; опьяненная столь замечательной победой, но не сумев разглядеть покоренного ею мужчину, Жюльетта обратила на него свои огромные очи и прошептала: «Я согласна, да, да, я согласна». В этот момент они сидели на пляже, и она протянула навстречу губам князя припорошенные песком руки, отчего тот чихнул, не утратив, однако, самообладания. Он извлек из кармана платок и весьма непринужденно смахнул им песок с усов и с губ, после чего заключил Жюльетту в объятия, прижал ее к своей груди и поцеловал долгим поцелуем, который привел ее в ужас.

«Я буду творцом своей жизни», — сказала Жюльетта матери, сообщая о помолвке. Безразличная к творческим позывам дочери, г-жа Валандор сочла все же уместным обратить ее внимание на реальные факты и напомнила ей о возрасте князя. «В его возрасте человек уже не меняется», — ответила Жюльетта. Разумеется, г-жа Валандор не стала разубеждать дочь. Она согласилась, что князь, кстати выглядевший моложе своих лет, был прекрасной партией и обещал стать «мужем с жизненным опытом» или, как она еще говорила, «человеком с весом», а поскольку ей ужасно не нравилась любая неопределенность и поскольку поведение князя в отношении Жюльетты дало основание для всяких пересудов, она высказала пожелание, чтобы о помолвке было объявлено без промедления. Она радовалась возможности заставить замолчать злые языки и всех тех, кто, сравнивая простоту Жюльетты с представительностью князя, находил нужным сказать: «Она слишком высоко метит».

Три дня спустя буквально все разговоры на пляже сводились к будущему бракосочетанию Жюльетты. Страдающие от ревности женщины ластились к ней, а молодые люди не без грусти поздравляли ее. Князь, ощущавший себя ее господином, не покидал Жюльетту ни на минуту и поглядывал на нее взглядом человека расточительного, но внимательного к качеству покупки, будь то красивая собачка или какая-либо ценная вещица, привлекательности которой еще не успела навредить сила привычки. Все поздравляли г-жу Валандор и говорили о ней: «Счастливая мать». И правда, не прошло и недели с момента оглашения помолвки, как она начала производить на всех впечатление человека более счастливого, чем ее дочь. Жюльетта уже не пыталась говорить о будущем, слова «Я буду придумывать свою жизнь» уже не слетали с ее губ. Она старалась избегать любой возможности оставаться наедине с князем — она дулась. Привыкший к капризам женщин, князь проявлял особую внимательность к капризам юного создания, в которое он был влюблен, и не держал в своей душе обиды за эту перемену настроения. Он решил, что Жюльетта нуждается в отдыхе, чтобы прийти в себя от впечатлений последних дней и сообщил ей о своем намерении уехать в Париж и ожидать ее там. Г-жа Валандор оценила этот жест князя. «Он не только обаятелен, — сказала она дочери, — но и не лишен здравого смысла». Перед его отъездом она имела с ним серьезную беседу, где была затронута тема денег, драгоценностей и приданого, а затем было сказано несколько слов о характере Жюльетты и наконец — о дате свадьбы.

— Не будем слишком тянуть, — сказал князь, — осень — сезон, настраивающий на сентиментальный лад, и мне видится некое благородство в осенних красках. Что бы вы сказали, например, о 28 октября?

Г-жу Валандор эта дата вполне устраивала:

— Мы пробудем здесь еще неделю, — сказала она, — а 15 сентября поспешим к вам в Париж.

Передавая Жюльетте этот разговор, который, казалось бы, должен был вызвать у нее интерес, она не заметила в выражении лица будущей супруги ничего, кроме усталости и досады. Ее жених, прощаясь с ней, не скрыл от нее ни сожаления от расставания с ней, ни желания как можно скорее увидеть ее вновь. Затем он коснулся некоторых общих воспоминаний, на что она отвечала произнесенными шепотом словами, полуулыбками, вздохами и украдкой брошенными взглядами, в которых князь усмотрел доказательство внезапной и трогательной застенчивости.

После отъезда князя д’Альпена г-жа Валандор решила, наконец, выяснить, что думает Жюльетта о своем браке:

— Ты дуешься, ответь мне, почему?

Жюльетта только сжала губы и ничего не сказала.

Тогда мать обвинила ее в бессердечии:

— Тебе доставляет удовольствие нервировать меня. Ты хочешь свести меня с ума. Берегись, Жюльетта, ты двинешься навстречу своему несчастью.

— И мне тоже так кажется.

От этого ответа у г-жи Валандор перехватило дыхание. Несколько секунд она не могла произнести ни слова.

— Что? Как это понять? — промолвила она наконец.

— Я только хочу повторить твои слова, — ответила Жюльетта. — Ты хотела меня предупредить и сказала: «Берегись, ты движешься навстречу несчастью», — что ж, мама, я тоже так считаю.

— В таком случае, если я правильно понимаю, ты передумала, твои чувства изменились, и у тебя теперь другие планы? О! — стала корить дочь г-жа Валандор, — Жюльетта, ты вызываешь у меня страх, ты начинаешь напоминать мне своего отца. Подумай, до чего его довели его нерешительность и его фантазии. До могилы, дитя мое, до могилы, повтори это слово.

— Признаться, и я тоже думаю о смерти.

— О! Ты хочешь умереть? Ты хочешь доставить всему свету такое удовольствие, хочешь, чтобы все над тобой смеялись? Тебе не терпится дать почувствовать свою правоту тем, кто говорил: «она метит слишком высоко»? Все подумают, что князь бросил тебя и что ты покончила жизнь самоубийством, не снеся такого оскорбления.

— Я не люблю Эктора, — спокойно произнесла Жюльетта.

— Можешь ли ты это знать? А если и так? Не получится брака по любви, так получится брак, основанный на разумном решении. Часто именно такие браки бывают самыми крепкими и всегда — самыми продолжительными. — Она привела несколько примеров и продолжила: — Это даже очень хорошо, что ты не влюблена в него. Поверь мне, дитя мое, это гарантия счастья.

Жюльетта вздохнула:

— Мне хотелось бы верить твоим словам, но отвращение лишает меня мужества.

— Отвращение? Какое сильное слово! Да знаешь ли ты, что это такое? В твоих устах это слово, по крайней мере, неуместно. Будь благоразумной, прошу тебя.

И она принялась живописать портрет князя столь лестными красками, что перед желаниями Жюльетты стали открываться более радужные перспективы.

— Все, что ты говоришь, верно, — подтвердила дочь, — Эктор обладает всем, чтобы нравиться, — и, посмотрев матери прямо в глаза, добавила: — За него замуж нужно бы выйти тебе, а не мне.

От смелости сказанного у г-жи Валандор возникло подозрение, что дочь потеряла рассудок. Она убедила ее пойти лечь в постель, села у изголовья и завела с ней долгую беседу. Жюльетта не находила никаких аргументов, чтобы возражать ей, отчего ее смятение только росло.