— Я иду, — отозвался Ландрекур.

Однако, не желая мешать их излияниям, он предоставил ей спуститься одной, медленно следуя за ней.


Рози, раскрыв объятия, бросилась навстречу князю и приникла к его груди.

— Эктор, мой маленький Эктор, как я рада вас видеть! Как это мило с вашей стороны!

— Все так же хороша? — произнес он, отстраняясь от нее, чтобы лучше ее рассмотреть. — Нет, я вижу, вы все хорошеете и хорошеете. И на что вы жалуетесь?

В этот момент Ландрекур показался на пороге дома и направился к ним. Князь д’Альпен улыбнулся.

— Очень приятно, — сказал он.

— Очень приятно, — ответил Ландрекур. Они подали друг другу руки и вошли в дом.

Г-жа Фасибе нашла уместным дать некоторые объяснения:

— Таинственный столяр забрал мебель из гостиной, теперь у нее довольно мрачный вид, — сказала Рози, — пойдемте лучше посидим в библиотеке.

— Какая приятная комната, — воскликнул князь, остановившись на мгновение в проеме двери, — и сколько книг!

— О! Но некоторых книг недостает, — заметила Рози. — А и альбомы? Я не вижу альбомов, куда они делись?

Ландрекур, словно не слыша ее, отвечал князю:

— Да, это довольно хорошая библиотека, идеальная комната для чтения и работы. Мой отец был историком.

— Историком? Это чрезвычайно интересно, потому что мой отец тоже был историком. Что же касается меня, то я предпочитаю всему остальному мемуары и поэзию, — сказал князь, приближаясь к книжным полкам, чтобы прочитать вслух несколько названий.

— Наша прелестная подруга сообщила мне, что вы собираетесь продать этот дом, — снова заговорил он, — но я могу предположить, что вы не собираетесь расставаться с вашей библиотекой. Интересно, вам не подходит здешний климат? Или вы хотите переехать поближе к какому-нибудь большому городу?

— Спросите у Рози, — ответил Ландрекур.

Князь тогда сказал, что г-жа Фасибе — избалованный ребенок, но что виноваты в этом друзья, так как у них вошло в привычку потакать всем ее желаниям.

— Вы сами, дорогой Ландрекур, не для того ли, чтобы доставить ей удовольствие, стали думать о перемене места проживания? Поверьте мне, вам никогда не удастся убедить г-жу Фасибе поселиться в деревне. Не так ли, наша очаровательная Рози?

Он повернулся к ней и взял ее под руку.

— Ну скажите же честно, — обратился он к ней, — и не упрекайте меня в том, что я говорю правду. — Затем, обращаясь к Ландрекуру, он добавил: — Я давно знаю эту очаровательную даму, но она сама себя не знает.

Ландрекуру стал вдруг симпатичен князь, он угадал в нем человека, которого Рози не удалось понять, но в нем вызывала ревность манера, с которой она принимала откровенность этого друга, предполагающая какую-то близость, какие-то общие тайны и воспоминания, которые он с ними не разделял. Разумеется, князь д’Альпен обладал большей независимостью ума и проницательностью, был более значителен как личность, чем г-жа Фасибе, и не склонен был, как она, презирать и критиковать людей, не живущих согласно правилам того маленького замкнутого общества, на которое он, не пренебрегая им, посматривал все же свысока. Воспитанный в вере во все то, что он собой воплощал, князь был склонен верить только в самого себя, не отворачиваясь при этом от других. От его воспитанности, основывающейся на старинных традициях, веяло тем несколько озадачивающим и даже внушающим робость обаянием, которое рождается от сочетания сдержанности и властности. Образованный, интересующийся природой, стремящийся быть в курсе человеческих достижений, изысканий и конфликтов, он имел вкус к познанию и к наблюдению и, любя красивых женщин как зрелище, как украшение общества и как своего рода отдохновение, беседовать обычно предпочитал с мужчинами. Люди, которые его немного знали, спрашивали себя, был ли он легкомыслен из меланхолии, грустен из легкомыслия или легкомыслен из любви к легкомыслию. Но на самом деле ни то, ни другое, ни третье не соответствовало истине. Князь д’Альпен был человеком серьезным. И когда им овладевала меланхолия, он переставал выходить из дома, поскольку легкомысленное времяпровождение не смогло бы отвлечь его от причины его грусти, а как только к нему возвращалось его легкомысленное настроение, он вновь обретал вкус к светской жизни. Женщины любили его за его состояние, за титул и за красивую внешность, а он сам, отрешенный от всего, что он привносил в любовь, и от того, что получал от нее, выбирал тех или иных женщин, менял одну на другую и любил одновременно их всех, что как раз их всех и разочаровывало. Женившись, он превратился бы в человека строгого, умело руководящего своей супругой в весьма замкнутом пространстве. Его многочисленные авантюры утомили его, причем не столько, может быть, его фантазию, сколько его склонность утолять определенного рода желания: он не стремился больше к нюансам. Князь д’Альпен подарил столько поцелуев, что у него не сохранилось отчетливых воспоминаний уже ни об одном из них, и уже давно губы, встречавшиеся с губами, не получали в ответ ничего, кроме одного-единственного неизменного поцелуя, поцелуя его собственного удовольствия. Он приехал сегодня, отозвавшись на призыв о помощи Рози, точно так же, как остановился бы во время прогулки и не поленился бы вернуть в родную стихию большую рыбину, выброшенную волной на берег. Он знал, что мужчина и женщина, не предназначенные судьбой друг другу, могут тем не менее просто испытывать взаимное влечение. Он знал также, какая досада возникает самопроизвольно в их душах из той самой связи, которую они пытаются установить, как их натура, замаскированная было страстью, выходит наружу от усталости, от малейшей неудачи, как она проявляется со всеми своими реальными запросами, подчеркивая недостатки, разногласия и противоречия, требуя жертв, вызывая упреки, разжигая злость и набрасывая мрачный флер на самые радужные воспоминания.

— Если бы я имел такой дом, как ваш, — сказал князь Ландрекуру, — и если о нем можно судить по этой вот одной комнате, то не стал бы его продавать.

— Именно поэтому вам и следовало бы его купить, — чрезвычайно уверенным тоном заявила Рози, — для семьи ничего не может быть лучше.

Тут Ландрекур поздравил князя с его бракосочетанием.

— Мое бракосочетание? Какая мечта, — ответил он и этим ограничился.

Затем, заметив принужденную улыбку Ландрекура, он завел разговор о бесчисленных приятных сторонах жизни в деревне и даже сказал, что любовь нуждается в пространстве и обширных пейзажах, чтобы иметь больше возможностей теряться в них и вновь обретать себя и что горожане не умеют любить так, как любят друг друга те, кто живет вдали от города. Эти речи, произнесенные с такой легкостью, до такой степени очаровали Ландрекура, что он просто забыл о Жюльетте.

Но Рози, чьи мысли были заняты только отъездом, прервала князя и предложила ему осмотреть дом. Он ответил, что ему подобный осмотр доставит большое удовольствие, и Ландрекур попросил г-жу Фасибе показать князю все комнаты, пока он сам приведет в порядок свою комнату и соберет документы, которые ему хотелось бы взять с собой. Она согласилась: «Прекрасно, но поторопитесь». Он оставил их в обществе друг друга, а сам побежал к Жюльетте.

— Какой милый человек, — сказал князь.

— Да, милый, милый, но у меня нет ни малейшего желания показывать вам его дом. Пойдемте, поднимемся ко мне и, пока я буду надевать шляпу, вы расскажете мне о себе.

— Вы опечалили меня, — ответил ей князь. — Ваше поведение говорит об отсутствии сердца. Ваша красота, которая доставила вам столько побед, как мне кажется, убедила вас в глупости мужчин. Очень жаль. Я здесь для того, чтобы помочь вам, но не рассчитывайте на меня, если вы собираетесь обращаться с Ландрекуром как с идиотом. Он считает, что я здесь, чтобы осматривать дом, а я привык быть вежливым даже во лжи. Не забывайте, Рози, что только уважение к сердцу человека, которого бросают, может несколько смягчить досаду в его душе.

— Что же, осмотрим дом, — ответила Рози.

Они быстро прошлись по комнатам первого этажа, затем второго.

— Может быть, вы хотите подняться на чердак? — спросила г-жа Фасибе.

А между тем Ландрекур в это время был у Жюльетты. Он постучал в дверь, подождал немного и, не получив ответа, вошел.

— Я принес вам газету, Жюльетта Валандор, я теперь знаю ваше имя, — произнес он. — Получается, что только мне известно ваше местонахождение, и я пришел вам сообщить, что ваша мать пребывает в слезах и что я поеду сегодня вечером ее успокоить.

Не увидя Жюльетту, он подумал, что она, дразня его, спряталась, и стал звать ее снова, как вдруг его взгляд упал на листок бумаги, лежащий на краю шезлонга. Он наклонился и прочел: «Я не думала, что вы можете быть таким злым, вы бука».

«Я не думала, что вы можете быть таким злым, вы бука. Что это может значить?» — думал он, а тишина говорила ему, что Жюльетты здесь больше нет. «Где же она?»

А Жюльетта уехала. Она услышала, как во двор въехала машина, и услышала голос князя, обращенный к Рози: «Я вижу, вы все хорошеете и хорошеете. И на что вы жалуетесь?» Не веря своим ушам, она высунулась в окно, увидела князя и сделала вывод, что история ее исчезновения, вероятно, еще накануне обошла все газеты, что Ландрекур уже успокоил г-жу Валандор и что посланный ею князь приехал за ней. «Счастье, может, и явилось сюда собственной персоной, — сказала себе Жюльетта, поскольку она признавала достоинства князя, — но это счастье не для меня: то мгновение неприязни предупредило меня об этом». Она написала слова прощания Ландрекуру, положила в карман деньги, которые накануне он оставил ей для продолжения путешествия, взяла яблоко, послала воздушные поцелуи сотворенному ею вокруг себя миру, открыла дверь и быстро спустилась на второй этаж. Шум голосов в библиотеке успокоил ее, она быстро скатилась с лестницы, прошла через кабинет на кухню и вышла из дома. «У меня нет выбора», — подумала она, подбежала к машине Ландрекура, села в нее, бесшумно закрыла дверцу, включила мотор, нажала на газ и исчезла.

«Она уехала, — прошептал Ландрекур, — и не оставила мне ничего, кроме своего имени». Он бросил газету на шезлонг, и прощальное письмо Жюльетты, поднятое движением воздуха от упавшей газеты, вспорхнуло в пустынной комнате и упало к ногам Ландрекура. Он поднял его, смял в ладони и вышел.

Подобно человеку, обремененному тяжким грузом, он спускался по лестнице, делая короткую паузу на каждой ступеньке, как вдруг, находясь чуть выше уровня второго этажа, услышал голос Рози и остановился от ее слов: «Вы и я». В своей комнате, открытая дверь которой выходила в коридор недалеко от лестницы, г-жа Фасибе разговаривала с князем д’Альпеном.

— Разорвать с вами? Это невероятно, просто какое-то безумие! — говорила она. — Но утешьтесь, Эктор, вы чуть не женились на дуре. Может, у меня и нет вашего ума, но мне кажется, что я имею достаточно оснований утверждать, что я вас знаю, и мне думается, мы с вами похожи. У нас более или менее одни и те же вкусы. Мы любим одних и тех же людей, одни и те же вещи, один и тот же образ жизни. Мы великолепно понимаем друг друга, Эктор, мы старые друзья, — и более нежно, тем тоном, который Ландрекур прекрасно знал, тем тоном ласкающегося ребенка, который и вроде бы решается сделать что-то рискованное, и одновременно ищет защиты, она добавила: — Мы с вами: вы и я? В конце концов, Эктор, мой дорогой, почему бы и нет?

— Почему? — отвечал князь. — Да прежде всего потому, что вы меня не любите, Рози, и потому что я люблю Жюльетту. Оглянитесь вокруг себя: самые привлекательные мужчины на свете призывают вас и протягивают вам руки.

Ландрекур медленно пошел дальше вниз по лестнице в своем доме, который теперь казался ему наполненным туманом.

Иногда женщина находит свое место в жизни мужчины, если нуждается в утешении. Князь улыбался Рози, полагающей, что ее несправедливо заподозрили в корыстном расчете. Она почувствовала себя смущенной и мысленно обвиняла себя в неловкости.

— О, Эктор, я пошутила, — продолжала она. — Надеюсь, вы не подумали, что я говорила серьезно? В этом доме все представляется в деформированном виде: люди, слова, намерения, и, похоже, здесь не узнают друг друга даже самые лучшие друзья. Пойдемте посмотрим, что делает в своей комнате Андре. — Она была удивлена, не найдя его у себя, и позвала его. — Это странно, — заметила она, — его здесь нет. Пойдемте.

Ландрекур в библиотеке открыл бутылки с газированной водой, поставил три стакана и раскладывал в них лед.

— А! Вот вы где. Почему же вы прячетесь? Уже время уезжать, — сказала ему Рози, входя.

Он посмотрел по очереди на князя и на г-жу Фасибе и предложил им виски.

— Угощайтесь, — обратился он к ним, — а я пойду вынесу багаж и вернусь.

Князь предложил пойти с ним и помочь ему.