Варя подскочила со стула, резво умчалась в комнату. А через пять минут вернулась, победно неся в руках пожелтевшую бумажную осьмушку:

– Вот! Нашла! Ну что, я звоню? Тут городской номер…

– Да как хочешь, Варь. Это же твой отец.

– Тогда звоню.

Гоша видел, как дрожали ее пальцы, когда набирала номер на своем мобильном. Как нервно прикусила губу, вслушиваясь в длинные гудки. И вдруг пожалел запоздало – зачем спровоцировал? Даже щелкнуло что-то внутри, заныло, будто струна лопнула. А Варя тем временем дождалась ответа на свой звонок…

– Здравствуйте! Могу я услышать Трифонова Николая Степановича? Ой, это вы?.. То есть ты. А это Варя Трифонова, ваша дочь. То есть твоя, конечно… Нет, ничего не случилось. Да, и с мамой все в порядке. Я просто так звоню, правда. Просто захотелось позвонить, и все. Я, наверное, не вовремя, да?

Варя замолчала, видимо, выслушивая отповедь Николая Степановича, и Гоша сидел, замерев и пристально глядя ей в глаза, лишь иногда кивая, что могло означать – молодец, мол, не волнуйся, я здесь, я с тобой. Не нравилось ему выражение Вариного лица. Обескураженное какое-то было. И потому нервно дернул кадыком, сглатывая слюну, показал жестом – включи телефон на громкую связь. Но она не поняла, вздернула вверх брови, улыбнулась жалко. И снова заговорила:

– Нет, правда, ничего не случилось! Просто я подумала… А может, мы встретимся где-нибудь, пообедаем? Я вас с женихом познакомлю. То есть тебя. Да, замуж… Где встретимся? Не знаю… – испуганно подняла она плечи, глянула на Гошу вопросительно.

– Спроси, в каком он районе живет, – тихо подсказал Гоша.

– А в каком ты районе живешь? – тут же уцепилась за его подсказку Варя. – В Парковом? Тогда, тогда…

– Скажи, в кафе «Космос», около памятника Гагарину. Если он живет в Парковом, должен знать!

– Давай в кафе «Космос», около памятника Гагарину. Знаешь, да? Ну и отлично… Да, прямо сегодня. В два часа. Да, я поняла, что ты в кафе не обедаешь, что тебе не по карману. Но это же я тебя приглашаю! Да, да… Конечно…

Варя нажала на кнопку отбоя, отбросила от себя телефон, и он шмякнулся о столешницу, чуть покрутившись на гладкой пластиковой поверхности. Лицо у Вари было неприятно озадаченным.

– Жалеешь, что позвонила, да? – тихо спросил Гоша.

– Не знаю… Мне кажется, он вовсе не обрадовался. Еще так спросил обидно, знаешь… Что, мол, богато живете, если в кафе обедать ходите? С такой подковыркой неприятной… Фу…

– Ладно, не переживай. Тем более дело сделано. Приедем к двум часам, разберемся на месте. Иногда человек такими неприятными подковырками просто защищается от своего же чувства вины. Может, ему просто помочь надо.

– А может, мы просто сами себе картины прекрасные рисуем, Гош? Если мы любим друг друга, значит, всем надо помочь друг друга любить? Мы поглупели и стали наивными и прекраснодушными идеалистами?

– Не знаю. Может, ты и права. Может, и поглупели. Посмотрим.

В кафе они приехали первыми, уселись так, чтобы просматривался вход с улицы. Варя была напряжена, сосредоточенна и грустна и явно жалела, что затеяла эту встречу. Гоша протянул руку через стол, сжал ее холодную ладонь:

– Перестань, Варюш… Ничего страшного не происходит. Ну, пообедаем, подумаешь… Тебе же ничего от него не надо? Будем считать, что это мне надо, что я очень хочу познакомиться с будущим родственником. Смотри, это не он идет? – показал он глазами за окно, где бодро входил в кафе седой импозантный мужчина с деловым портфелем.

– Нет, что ты… Совсем непохож. Если судить по той давней встрече, когда он к нам заявился. Он должен быть таким, знаешь… Рано постаревшим, обиженным новой властью пролетарием. Ой! А вот, кажется, и он… Видишь, через дорогу переходит? А кто это с ним? Тетка какая-то…

– Это его жена, наверное.

– Какое у нее лицо злое! Гош, давай, сбежим, а? Все, я передумала. Я не хочу эту тетку. Я ее боюсь! Зачем мы все это затеяли, Гош?

– Варь, прекрати! Не съест же она тебя. Ты сиди, а я пойду их встречать, ладно? Все, успокойся. Да, правильно, улыбнись и плечи расслабь… Вот так, молодец.

Гоша вышел из зала в маленькое фойе и вскоре вернулся обратно, ведя пожилую пару к столу. Они и впрямь выглядели пожилыми, припыленными злой настороженностью к жизни и к неожиданным событиям, в этой жизни происходящим. Вот как эта встреча, например, – что за событие? Особенно плескалась настороженность из глаз Николая Степановича – «не зря, не зря меня сюда позвали. На мякине не проведете…» А у женщины в глазах была скорее насмешливая злость, а не настороженность.

– Ну, давайте знакомиться! – бодренько заговорил Гоша, усаживаясь на свое место. – Меня зовут Георгий, я Варин жених, без пяти минут муж. А вы, стало быть, Варин папа, Николай Степанович?

– Да, я, стало быть, Николай Степанович, – тяжело заговорил, будто камни переворачивал, Варин отец. – Только я сразу тебя должен предупредить, дорогой жених и без пяти минут муж, что денег на свадьбу не проси, нет у меня денег. Откуда? Я не бизнесмен и не олигарх, я вообще полгода без работы сижу, никуда устроиться не могу, в бюро по трудоустройству безработным числюсь. Нынче вообще честные работники не в цене, нынче не любят, когда им на ошибки указывают.

– Так, стоп! – с улыбкой выставил Гоша перед собой ладонь. – Позвольте вас перебить, Николай Степанович! Давайте сразу определимся – мы от вас ничего не хотим! Абсолютно! Может, наоборот, поможем чем-нибудь… Если захотите.

– А чего тогда звали, не понял? – коротко глянул Николай Степанович в суровое лицо жены, поджатое усмешливой гримаской. И, будто опомнившись, торопливо представил: – Это жена моя, Светлана Ивановна.

– Здрсть… – почти не разжимая губ, выдавила из себя женщина, неловким жестом оправляя голубой шарфик на шее.

– А это вот дочка моя от первого брака, Варвара, – немного заискивающе склонился к ней Николай Степанович, одновременно показывая ладонью на Варю. Ладонь была скукоженной, будто он милостыню просил.

Светлана Ивановна мотнула головой – под голубым шарфиком тоже мотнулась дебелая складка второго подбородка. Варя сидела ни жива ни мертва. И отчего-то старательно отводила взгляд от глаз-буравчиков Светланы Ивановны, будто боялась, что они пробуравят ее насквозь.

– Замуж, значит, собралась? – тоже уставился на дочь Николай Степанович.

– Да… – тихо подтвердила Варя.

– Однако припозднилась с годами-то, вроде неправильно это. Девушкам замуж-то раньше выходить полагается, если по-хорошему, – насмешливо проговорил Николай Степанович, явно испытывая облегчение после решения материальной стороны вопроса.

– А старые правила нынче отменены, Николай Степанович! – ответил за Варю Гоша. – Нынче чем позже, тем лучше.

– Да? И где ж такое прописано?

– Нигде не прописано, стихийно сложилось, – сказал Гоша.

– Да знаю, знаю… Нынче вас, молодых, не поймешь, совсем распоясались, никаких правил не признаете. Живете в блуде, детей рожаете в блуде…

– Мы не в блуде, Николай Степанович. Видите, жениться решили. Все по правилам, значит.

Голос у Гоши был самую чуточку насмешливым, будто он оставлял себе надежду на присутствие чувства юмора у Вариного отца. Хотя бы мало-мальского. Но по виду Николая Степановича понял, что надежду надо оставить. Бог с ней, с надеждой. Еще бы выпутаться как-то из неказистого обстоятельства, в которое Варю втравил.

– Ну, ладно… – солидно кивнул головой Николай Степанович. – Это хорошо, что собираетесь жить по правилам. А куда ты, к примеру, молодую жену поведешь, а, жених? Можно полюбопытствовать? Тещу теснить будешь или свое жилье есть?

– Нет, мы никого теснить не будем. Мы сами по себе.

– Значит, своя жилплощадь имеется? – настойчиво уточнил Николай Степанович.

– Да, имеется.

– Собственная жилплощадь или съемная?

– Собственная. Но я думаю, это не важно, правда? – начал слегка раздражаться Гоша. – Давайте лучше заказ сделаем, вон официантка идет!

– Да не утруждайся, мил человек, мы есть ничего не будем, в расход тебя не введем. Посидели, повидались, и хватит. Да и Светлане Ивановне некогда, ей во вторую смену идти надо, она в супермаркете продавцом работает, а там строго со временем-то. Не дай бог опоздать, сразу могут уволить. Где-где, а в торговле нынче порядки железные, так что не обессудьте.

Светлана Ивановна снова мотнула головой, подтверждая мужнины слова, и снова пришел в движение мягкий мешочек под голубым шарфиком. Вздохнув, женщина начала медленно подниматься со стула, опираясь ладонью о столешницу, другой же ладонью нанесла короткий удар мужу в плечо – вставай, мол, чего расселся. Удар получился сильным, почти боксерским. Но, видимо, Николай Степанович был привычен к подобному обращению, быстро встал со стула, заторопился с прощальной речью:

– Ну, вот и повидались, Варвара… Счастливо тебе замуж сходить. А наше дело стариковское, уж извини, что денег не дал. Сам бедствую, не знаю, как до законной пенсии дожить. У жены на шее сижу. Она работает целыми днями, а я дома хозяйничаю, стало быть. Борщи да постирушки.

– Да пошли уже! – снова поддала ему в плечо тяжелой ладонью Светлана Ивановна. – Опаздываю я! Расквасился тут, надо же! Зря только время потеряли.

Они двинулись к выходу, устранив со своего пути спешащую к их столику официантку. Хорошо еще, та первой уступила дорогу, иначе Светлана Ивановна и ей бы в плечо поддала.

– Ваши гости не будут обедать? – с улыбкой сожаления на лице пропела официантка.

– Нет, наши гости не будут обедать, – грустно покачал головой Гоша, виновато глядя на Варю.

– А вы?

– Гош, пойдем отсюда, а? – тоскливо произнесла Варя, глядя в окно. – Сейчас они уйдут, и мы тоже уйдем. Попроси, пусть пока воды принесут… Мне плохо что-то, трясет всю.

– Может, вам чаю принести? – сочувственно глянула на нее девушка-официантка. – Крепкого, сладкого чаю с лимоном? А лучше с коньяком или с ликером!

– Да, чаю… С чем-нибудь, мне все равно. И чтобы очень-очень горячий был, пожалуйста.

– Сейчас принесу.

Варя поставила локти на стол, спрятала в ладонях лицо. Плечи ее слегка содрогнулись, затылок напрягся, будто волна отвращения пробежала по телу. Гоша молча обнял ее, сунулся губами в ухо:

– Прости, Варь… Господи, какой же я идиот, прости. Знаешь, о чем я сейчас подумал? Может, не к месту и не ко времени…

– О чем, Гош?

– Когда ты родишь мне сына и дочку, я буду для них самым лучшим отцом на свете. Я очень буду стараться. Я их любить буду, как… Как никто и никогда своих детей не любил. Да я все умные книжки по педагогике прочитаю, какие есть! Я очень, очень хочу быть хорошим отцом! Прости меня, Варь… Ты плачешь, да?

– Нет. Просто у меня такая истерика. Холодная. Руки очень замерзли.

– Это я виноват, прости. Дай мне ладони, я согрею. Вот и чай несут… Сейчас домой поедем и забудем, и вспоминать об этой встрече больше не будем, хорошо? Давай, чаю попей…

Пока Гоша успокаивал Варю, на улице меж супругами разыгралась не менее трагическая сцена. Поначалу Светлана Ивановна помалкивала, потом произнесла коротко и резко, как отрубила:

– Ну вот и Катьке моей наконец жилплощадь обломится!

– Это в каком же смысле, Свет? – удивленно глянул на нее сбоку Николай Степанович.

– А ты сам не слышал? Дочка твоя к мужу переезжает на постоянное место жительства, значит, квартира освобождается.

– Но там же ее мать, моя бывшая жена остается, ты же знаешь… Ее-то куда девать?

– А мне нет никакого дела до твоей бывшей! Потому как я есть настоящая, понял?

– Понял, Светочка, понял.

– И не забывай, что ты на моей жилплощади проживаешь!

– Да когда ж я забывал, Светочка?

– А у тебя своя квартира есть, между прочим, давно приватизированная! То бишь твоя собственная! Ты – единоличный владелец! Вот и делай выводы, Николай!

– Да какие ж тут выводы, Светочка? Что я поделать могу, если моя жилплощадь не свободна?

– О господи… – подняла к небу глаза Светлана Ивановна, утомившись глупостью мужа. И начала втолковывать ему вновь, с трудом придерживая нотки раздражения в голосе: – Ты, Коля, по документам являешься единственным владельцем квартиры. Только ты один, понял? А то, что там еще кто-то прописан, уже не имеет значения. Нынешние законы все позволяют, а иначе как владельцу своим жильем владеть? Вот и ты владей себе на здоровье! То есть забери квартиру себе! То есть продай… А на вырученные деньги моей Катьке квартиру купим!

– Да? Так мне вроде Варвара родная дочь. Вроде ей надо отдать, так правильно будет.

– Ой, заколебал ты со своей правильностью, Николай! А моей Катьке что, не надо? Мало я на тебя вкалывала, да? Тебя ж, сволочугу такого, сроду со всех мест за твою занудную правильность выгоняют, а я корми? А кто маму твою дохаживал опять же, когда она с инсультом пять лет валялась? Может, Пушкин дохаживал? Ишь, рассуждает он! Еще и про бывшую вспомнил!