Джо Беверли - Зимнее пламя

Глотая слезы, Дженива отвела глаза, она была тронута, но и растеряна. Это предложение, хотя и сделанное из жалости, стало бальзамом на ее раненое сердце. Должно быть, ее видно насквозь, как и мисс Миддлтон, и она ненавидела себя за это.

Более того, она не могла принять это предложение, потому что не смогла бы жить в доме, где ей, возможно, пришлось бы встречаться с Эшартом и даже танцевать на его свадьбе.

Что-то, внезапно ударив по ноге, спасло ее от ответа. Она поддержала маленького Френсиса Маллорена, который, по всей видимости, направлялся к креслу леди Каллиопы, и малыш потопал дальше, остановившись у закутанных одеялом колен старой леди.

— Д-день, — без всякого смущения сказал он. Испуганная горничная бросилась к нему.

— Простите, миледи! Это мастер Френсис Маллорен… Дженива ожидала услышать выговор, но вместо этого леди Каллиопа внимательно посмотрела мальчику в глаза.

— Что привело тебя к старой карге, мастер Френсис Маллорен, когда тебя ждут сладкие пирожки и засахаренный чернослив?

Мальчик похлопал ее по колену:

— Сюда!

Леди Каллиопа усмехнулась:

— С ног до головы Маллорен. Ладно, посадите его, и мы вместе поедем на этой каталке. А ты, Дженива, иди развлекайся. Только будь осторожна!

Талия взяла Джениву под руку.

— Давай поможем разобрать омелу, дорогая.

Дженива могла бы попытаться найти место с краю, но Талия направилась прямо на середину зала, где женщины делали из зелени букеты. Дженива заметила, что они перевязывают ветки новыми лентами, так что битва за экономию оказалась напрасной. А это значило, что экономия была лишь предлогом.

Тогда, во время разговора с Порцией, она узнала, что Маллорены, если отбросить блестящую оболочку, обычные люди, но лорд Родгар безжалостен, когда дело касается защиты их интересов. Однако зачем было сообщать ей об этом? Неужели они настолько переоценили ее влияние?

Впрочем, теперь это уже не имело значения. Она сказала Порции правду о помолвке, и слава Богу, ей вовсе не хотелось становиться заложницей в этой игре.

— Может, я даже получу поцелуй, — сказала Талия, глядя на огромный букет омелы, только что подвешенный к центральной люстре достаточно низко, чтобы джентльмены могли срывать ягоды. — Я уверена, Ричард бы не возражал.

Дженива подтолкнула Талию под омелу и оглянулась в поисках подходящего джентльмена. Когда она остановила взгляд на Эше, который в эту минуту посмотрел на нее, ее сердце на мгновение замерло, неподвластное воле.

Затем она выразительно посмотрела на маркиза.

На его лице появилось озадаченное выражение, но он тут же с улыбкой подошел к ним. На нем по-прежнему была простая одежда для верховой езды, в которой Дженива впервые встретила его, но когда он поклонился, то выглядел как настоящий красавец придворный, словно он был в пудреном парике, атласе и кружевах.

— Послушайте, Талия, если вы мечтаете о крепком поцелуе, то вы слишком неосторожны.

Талия засмеялась.

— Ах ты, нехороший мальчик, вот и поймал меня!

Она подставила щеку, но он, крепко обняв, поцеловал ее в губы. Талия густо покраснела, что было совершенно естественно, и улыбнулась такой сияющей улыбкой, какой прежде Дженива у нее никогда не видела.

Она и сама боялась, что ей не удастся скрыть довольную улыбку, — при всех своих недостатках Эшарт умел быть чрезвычайно обаятельным.

Он сорвал ягоду, и Талия сказала:

— Какой же ты очаровательный мерзавец, Эшарт! — Затем она потянула Джениву под букет омелы: — А вот тебе и награда.

Дженива едва ли могла протестовать, глаза всех присутствующих, включая «глашатаев», устремились на них. И все равно ей хотелось отказаться при ее смятенных, но глубоких чувствах поцелуи под омелой вряд ли покажутся ей сладкими.

Маркиз взял ее за руку, уводя в сторону.

— Мужчине не требуется повод для того, чтобы поцеловать свою будущую жену, Талия, так что я оставлю ягоды для менее удачливых джентльменов.

Поднявшийся шум свидетельствовал о том, что не все слышали эту новость. Стоявшие поблизости поздравляли их и желали им счастья, но Дженива видела, что очень многие удивлены. Она надеялась, что ее румянец сочтут за девичью радость, и была благодарна Эшу за то, что он увел ее и избавил от всеобщего внимания.

— Как я все это ненавижу! — невольно воскликнула она.

— Вы хотите разорвать помолвку прямо сейчас? Слишком рано, но мы как-нибудь справимся.

По-видимому, маркиз говорил серьезно, но она отрицательно покачала головой.

— Вы сами сказали, что еще рано, нам следует доиграть эту игру до конца, хотя все это ложь, а я не люблю лгать.

Эшарт взял ее руку.

— Тогда считайте себя помолвленной еще некоторое время. Конечно, я никому не обещал, что действительно женюсь на вас. А вы клялись выйти за меня замуж?

Наконец он заставил ее улыбнуться.

— Нет, конечно, нет.

— Вот видите. Все очень просто.

Просто? Едва ли, но зато он помог ей выразить свои мысли.

— Я сожалею о том, что сказала ранее. Это было несправедливо.

— Вовсе нет. Вам пришлось многое пережить… Дженива покачала головой:

— Не надо мне сочувствовать. В моей жизни нет ничего необычайного.

— Возможно, я забыл, какой может быть женщина.

— Любая женщина, Эш. Не забывайте, грань существует и в простейших местах. В комнате с идеей. В кухне с горшком. В детской с ребенком. Женщины, сражающиеся с берберскими пиратами, ничем не лучше тех, что заботятся о своих семьях дома.

— Но ты, — просто сказал он, — это ты.

Дженива, затаив дыхание, смотрела на него, а когда он вдруг отвел взгляд, ей показалось, что перед ней захлопнулось окно.

— А вот и кормилица с ребенком.

Дженива оглянулась и увидела Шину с Чарли на руках, она находилась в холле среди слуг, которые глазели по сторонам и лакомились рождественскими деликатесами и напитками, что, вероятно, было им позволено.

Эш уже шагал через зал, направляясь к ирландке. Дженива поспешила за ним, предположив, что он тоже обеспокоен состоянием Чарли, который мог расплакаться в любую минуту, но тут же вспомнила, что, вероятно, Эш не знает об этой слабости малыша.

По пути ее задержали и поцеловали трое мужчин. Она сумела сдержать свое нетерпение, посмеяться и пофлиртовать с ними, но не дольше, чем требовалось. Ей было необходимо догнать Эша, да и поцелуи, если это были не его поцелуи, не интересовали ее.

Когда Дженива подошла достаточно близко, она услышала, как девушка сказала: «Добрый день, милорд», — словно давно умела говорить по-английски. Кажется, она достаточно умна, что совсем неплохо.

— Добрый день, Шина, — спокойно ответил маркиз. — Леди Бут Керью?

Глаза девушки широко раскрылись, и она кивнула.

— Где?

Шина посмотрела по сторонам, словно взывая о помощи.

— Где мать Чарли, Шина?

— Хватит! — Дженива загородила собой кормилицу. — Ты пугаешь ее.

— Если от меня ждут примирения, — резко возразил он, — то я должен разобраться в своих делах, особенно тех, которые касаются Молли Керью. Шина явно не глупа и немного понимает по-английски. Имена почти не меняются в различных языках, как и слово «мать».

— Но как она может знать что-либо полезное для тебя? Она всего лишь прислуга.

— Разве ты не хочешь добиться правды?

— Да, но не таким же образом!

Его темные глаза пристально смотрели на нее.

— Однако ты признаешь, что существует правда, которую следует знать?

Хотя Дженива не это имела в виду, вынужденная отвечать, она решила признаться. Вряд ли сейчас он станет ей лгать.

— Да, хотя и не понимаю, как можно утверждать, что ты не отец Чарли. И все же я верю тебе, верю в твою уверенность.

— Несколько осторожно, но спасибо. Если бы я нашел настоящего отца, это решило бы многие из моих проблем.

— Для этого надо спросить леди Бут…

— Которая, кажется, сбежала.

— Сбежала?

— Со мной во «Льве и единороге» находился друг, он погнался за ней, но потерял ее след.

Не спуская глаз с Шины и ребенка, Дженива старалась не пропустить ни слова из этого захватывающего разговора. Они обсуждали создавшуюся ситуацию прямо и рассудительно, и это было так естественно, как будто они давно знали друг друга и полностью доверяли друг другу, а в ее драгоценную копилку опустилось что-то реальное и прекрасное, что можно было хранить и лелеять.

Совершенно естественно ее рука оказалась на его предплечье.

— Безусловно, она не может исчезнуть навсегда, Эш. У нас еще будет время поговорить о леди Бут после Рождества.

Он накрыл ладонью ее руку.

— И я думаю, ты могла бы помочь мне остаться в здравом уме, Дженива.

— Твой здравый ум под сомнением?

— Постоянно. Особенно в последнее время. — Он взял ее за подбородок, и поскольку она не возражала, поцеловал в губы. Это был легкий и невинный, но, вероятно, самый сладкий их поцелуй. Она не потребовала гинею, а он ее не предложил.

— Я должен заняться этим поленом и хотел кое о чем тебя попросить. — Он бросил взгляд на Шину. — Не попытаешься ли ты выведать у нее, что ей известно?

— Конечно, но она на самом деле плохо понимает по-английски.

Недовольно поморщившись, маркиз отошел от нее, и Дженива снова повернулась к Шине, сохранявшей свой обычный недоверчивый вид. Ребенок спал, но он мог проснуться в любую минуту. Джениве очень не хотелось прогонять Шину, но она вынуждена была это сделать.

— Ты должна вернуться в детскую. — Она указала в сторону лестницы.

Шина отрицательно покачала головой, и Дженива стала подталкивать ее к лестнице, по пути выбирая разные вкусные вещи для девушки.

Чтобы Шина могла спокойно их съесть, Дженива взяла у нее Чарли, подумав при этом, что в младенцах есть нечто такое, что вносит в мир надежду на будущее.

Когда они добрались до лестницы, у камина кто-то запел. Шина остановилась послушать, и поскольку ребенок еще крепко спал, Дженива поднялась с Шиной на три ступени, откуда им было лучше видно.

Группа джентльменов, включая Эша, пела рождественскую песенку об ароматном эле и веселье. Ее, вероятно, считали весьма веселой, а когда-то Дженива думала, что веселая песенка и Эш несовместимы. Не то теперь. В душе маркиз был веселым человеком, и это веселье иногда вырывалось на свободу.

Затем дамы запели «Остролист и плющ» — песню, выбранную Дамарис Миддлтон, которая действительно обладала приятным голосом. Все в зале подхватили песню.

Дженива покачивала ребенка, надеясь, что громкие звуки не разбудят его. Его губки сложились в улыбку, и в душе Дженивы пробудилось настойчивое желание иметь собственных детей — детей от одного известного ей мужчины.

Она нашла глазами Эша и поняла, что ее сердце навсегда отдано ему.

Странное признание: не пугающее, а уверенное и спокойное, оно не было вспышкой бурной похоти или безрассудной страсти.

Ну хорошо, и что же она собирается с этим делать?

Хотя Дженива не была знатной дамой, она могла бы стать ему хорошей женой, поскольку они постоянно оказывались равными во всем, что имело хотя бы какое-то значение. Разве не он только что сказал, что она спасает его от безумия?

Разумеется, Дженива не знала всего, что ей требовалось знать, но она узнает. Она даже сможет научиться не чихать в присутствии короля. К тому же любовь должна возместить недостатки, особенно такая любовь, которую, как она думала, он питает к ней. И наверняка скоро ей представится случай самой убедиться в этом.

Еще существует плотская любовь, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов, особенно когда дело доходит до брака. Главное в браке — это счастливая постель. Дженива не сомневалась, что будет счастлива в его постели, и надеялась, в свою очередь, сделать и его счастливым.

Вот только можно ли сделать распутника достаточно счастливым, заставив его хранить верность? Эш говорил ей, что намерен стать хорошим мужем. Правда, он, возможно, не имел в виду верность, однако это было лишь начало.

Дженива позволила себе еще некоторое время понаблюдать за маркизом, отмечая возникшие в нем перемены. Ее новые мысли и чувства были пугающими, как обнаженные кинжалы, но они приятно возбуждали. Неужели и она человек, который может жить лишь на грани?

Когда песня закончилась, какой-то слабый звук привлек ее внимание. Слава Богу, Чарли не плакал, но в его больших раскрытых глазах она увидела тревогу. Пора было уносить его отсюда.

Дженива передала ребенка Шине.

— Чарли проснулся. Ты должна взять его наверх. — Она указала на лестницу, но Шина затрясла головой.

Дженива хотела настоять на своем, но девушка показала на дверь, ведущую в заднюю часть дома, при этом что-то говоря твердым тоном. Ага, понятно, до сих пор ее учили пользоваться лестницей для слуг.

Дженива проводила их взглядом, думая, что Шина более четко знает свое место в этом мире, чем она сама. Какое безумие навело ее на мысль, что она может выйти замуж за маркиза?