Генрих побагровел:

– Откуда мне было знать, что, едва взяв в руки архиепископский посох, он повредится в уме? – И он раздраженно взмахнул рукой. – А тебе какая беда? Женись на ком-нибудь другом. Я найду тебе невесту.

– Где? – выпалил Вилл. – Из воздуха она возьмется, что ли? С Изабеллой никто не сравнится – с ее-то связями и землями. Ты обещал ее мне. И что, позволишь выскочке вроде Бекета указывать тебе? Обратись к папе римскому! Получи у него разрешение!

– У меня есть дела поважнее, чем ссоры с архиепископом, – возразил Генрих. – Будет лучше, если ты женишься на другой. Я вынес решение; прими его, и покончим с этим.

– Я никогда не приму его! – крикнул Вильгельм. – Бекет – сын ничтожного лавочника, и при этом он вертит нами как хочет, а все потому, что ты так возвысил его. Запомни мои слова: он уничтожит тебя, если ты не остановишь его. Он водит тебя за нос, брат. И не жди, что я соглашусь, чтобы ты в свою очередь водил за нос меня!

– С меня достаточно! – взорвался Генрих. – Убирайся!

– Может, и достаточно, но это не конец. – Вильгельм двинулся к двери. – Мы еще посмотрим! – Он рванул на себя дверь и заорал, подзывая оруженосца.

* * *

Сидя во главе длинного обеденного стола, Алиенора смотрела на собравшуюся знать и священнослужителей. Архиепископ Бекет благословил хлеб, и слуги уже расставляли горячее: тушеную оленину, жареных каплунов и ароматную пшеничную кашу. Одно место за столом пустовало – то, где обычно сидел младший брат Генриха, но его никто не видел с тех пор, как несколько часов назад он, мрачнее тучи, вскочил на лошадь и куда-то умчался.

По безмолвному приказу Генриха виночерпий унес приборы, приготовленные для королевского брата. Сидящие на скамье устроились посвободнее, и об исчезновении Вилла ничто больше не напоминало. Гарри в знак особой чести был усажен между родителями, под золотистым балдахином. До уровня взрослых его приподняли с помощью нескольких шелковых подушек. Мальчик весь сиял от гордости и самодовольства – ведь его братья и сестры, как всегда, сидели со своими няньками за другим столом. Их присутствие было нужно, чтобы подчеркнуть мощь королевского рода, но держать детей все же лучше отдельно. Так они приобретали необходимый опыт и учились манерам, не мешая взрослой компании. Ричард то и дело бросал злобные взгляды на Гарри, его зависть была очевидна, а старший брат в ответ лишь заносчиво улыбался и красовался в своем новом парадном одеянии.

У короля настроение было хуже некуда, и он почти не разговаривал с архиепископом. Генрих то барабанил пальцами по столу, то беспокойно ерзал, а еду жевал с видимым усилием, не получая от изысканных блюд ни малейшего удовольствия.

Алиенора знала, что между ним и Бекетом зреет очередная ссора. Генрих намеревался поднять налоги, а Бекет от имени шерифов противился этому. Также архиепископ требовал, чтобы бароны, со времен гражданской войны удерживающие захваченные ими церковные земли, вернули добычу законному владельцу. По всему королевству шли яростные споры, стороны предъявляли друг другу аргументы и контраргументы. Бекет настаивал на соблюдении законности, а Генрих считал, что за действиями Бекета нет ничего, кроме борьбы за власть и влияние.

Был еще и вопрос суда над священниками, нарушившими закон. Генрих надеялся быстро уладить его с Бекетом, исполняющим роль и канцлера, и архиепископа, но этот замысел провалился.

По мнению Генриха и большинства его подданных, каждое преступление в государстве должен разбирать светский суд. Бекет же полагал, что справедлива существующая система, при которой клирики подсудны только собственным судам Церкви. Генрих хотел, чтобы вернули закон времен его деда, когда всех, независимо от рода занятий, судили по древним обычаям королевства. Церкви сделали слишком много уступок, когда в дни нужды требовалась ее помощь, но пора уже вернуть все в прежнее русло.

Генрих и Бекет как псы кружили друг вокруг друга – шерсть вздыблена, клыки оскалены, хотя хвосты все еще виляют; однако Алиенора предчувствовала, что решающая схватка вот-вот начнется.

Трапезу завершили засахаренные фрукты, вино с пряностями и сладости. Затем Генрих удалился в свои покои пить гипокрас[2] в компании особо доверенных придворных. Архиепископ в эту группу включен не был, что являлось самым красноречивым свидетельством разногласий между ним и королем.

Избранное общество беседовало, играло в шахматы и кости и слушало, как арфист из Уэльса извлекает из своего инструмента чарующие трели. Алиенора ходила от одного к другому, изящно поводила руками, кивала, улыбалась, легко вступала в разговор и так же легко заканчивала его. Так она, неявно для окружающих, собирала впечатления и новости. Одному барону она пообещала взять его подрастающего племянника к себе пажом, расспросила рыцаря, недавно вернувшегося из паломничества в Иерусалим… Любезная улыбка так и застыла на ее губах, когда в покои ввалился младший брат короля – совершенно пьяный и под руку с одной из скандально известных шлюх. Она тоже была пьяна, но не так сильно, как Вилл. Женщина явно хотела бы остаться в стороне, да только не могла вырваться из его хватки.

Вильгельм на заплетающихся ногах добрел до Генриха.

– Вот на этой я женюсь, – промямлил он, с трудом сохраняя равновесие. – Ник… никакого родства. Томас будет доволен. Она родом из борделя еп… епископа Винчестерского в Саутварке. Что скажешь? Получится из нее хорошая жена?

– Тебе нельзя жениться на ней, Вилл! – заорал какой-то придворный, который тоже перебрал. – В ее норе уже побывал король. Это будет кровосмешение!

Все в ужасе замерли, только послышался чей-то сдавленный смешок. Вильгельм отпустил шлюху и с воплем накинулся на шутника-придворного – рыцаря Ричарда де Люси. Тот не успел увернуться от кулаков, из разбитой губы потекла кровь. Брат короля не унимался, и они сцепились клубком, повалились на буфет, откуда попадали кувшины и чаши. Шлюха не растерялась – убежала восвояси, а затем два рыцаря Генриха оттащили Вилла от его жертвы.

Вильгельм оттолкнул их и встал, пошатываясь.

– Все женщины – шлюхи! – выпалил он. – Королева, графиня или последняя саутваркская потаскуха – все едино, у них одно и то же на уме: задурить мужику голову своими прелестями да ноги пошире раскинуть! – И он уставился на Алиенору и Изабеллу.

Генрих резко махнул рукой, и Вильгельма, изрыгающего проклятия и ругательства, рыцари выволокли из комнаты.

– Ну, – обратился Генрих к остолбеневшим придворным, – интересное представление, хотя и неожиданное. Уверен, в покоях нашего славного архиепископа такого веселья не видывали. – Он глянул на рыцаря с окровавленной губой. – А тебе это пусть послужит хорошим уроком. Вот что бывает, когда несешь чушь: тебя бьют.

Эта краткая речь короля была встречена смущенными улыбками, потом послышались первые смешки, и постепенно вечер вернулся в обычное русло. Изабелла в сопровождении Марчизы тихо удалилась к себе. У Алиеноры такой возможности не было, так как к ней подошел Генрих и пригласил к свободной шахматной доске под оконной аркой:

– Госпожа королева, не согласитесь ли сразиться?

Она чувствовала на себе взгляды придворных – все ждали ее реакции на выходку Вилла. Чтобы закрыть рот сплетникам и отказать им в удовольствии видеть ссорящихся на публике короля и королеву, Алиенора улыбнулась Генриху и любезно приняла его предложение, хотя никакого желания играть с ним не испытывала.

Алиенора расставила на доске фигуры плавными движениями, подчеркивающими красоту ее рук.

– Было любопытно узнать, – произнесла она негромко, но вложила в голос все свое презрение. – Оказывается, вы и эту шлюху добавили к списку своих побед.

– Просто мне хватило ума при вас не болтать о ней. Та потаскуха – никто, как пришла сюда из борделя, так туда и вернется. То, что здесь сейчас произошло, – досадная случайность, не более того, не думайте об этом.

– Ах да, разумеется. Я быстро забуду о том, как ваш брат оскорбил меня и Изабеллу, поставив в один ряд с саутваркскими шлюхами!

Генрих сложил на груди руки:

– А из-за чего все вообще началось? Графиня де Варенн – вот причина. Если бы она, как и положено добронравной женщине, приняла моего брата, сегодняшней сцены не случилось бы. Но нет, ей потакали, ей позволили растягивать траур до бесконечности. Ей давно пора было выйти замуж!

– Да, ваш брат стал бы ей прекрасным мужем! – съязвила Алиенора. – Женщине очень трудно сохранять достоинство с синяками на лице, они позорят ее, хотя должны бы позорить мужчину. – Она достала из кошеля серебряную монету с портретом Генриха на одной стороне и крестом на другой. – Что выбираете, сир, короля или крест?

Генрих махнул рукой:

– Уступаю вам, госпожа королева. Делайте первый ход, а я посмотрю. Предпочитаю видеть, каким курсом держать корабль, а не доверяться прихоти судьбы, ворчливым женам и своевольным архиепископам.

Алиенора едко усмехнулась:

– Ну что же, тогда не жалуйтесь, если проиграете. – Она сделала первый ход.

– Вот хитрая лисица, – мрачно подивился Генрих. – Вилл успокоится, когда протрезвеет и подумает. Я отправлю его к матери, чтобы она его образумила.

Алиенора кивнула:

– Или чтобы он уговорил ее обратиться к архиепископу и попытаться переубедить его? Вы коварны, сир.

Генрих пожал плечами. Отрицать двойную цель он не собирался.

– Моя мать умеет обращаться с норовистыми служителями Церкви.

Алиенора обдумывала следующий ход:

– У нее ничего не получится. Архиепископ сломается, но не согнется.

– Тогда, если будет в том необходимость, я сломаю его, – ответил Генрих сурово.

Партия завершилась патом, как и предвидела Алиенора. Супруг стремился разгромить ее, и она столь же решительно была настроена не уступать. Сражение продолжилось в опочивальне. Когда же закончилось, так и не принеся ни одному из запыхавшихся, измотанных соперников победы, Генрих оделся и ушел. Алиенора не знала, благодарить за это судьбу или впасть в уныние.

Поднявшись с постели, она уединилась в уборной, чтобы привести себя в порядок, и во время омовения заметила кровь: начались регулы. Значит, с этого посева ребенка не будет. Открытие не принесло никаких чувств, кроме облегчения: по крайней мере, еще месяц она будет отдыхать от деторождения.

Королева послала одну из служанок за ветошью и натянула пару старых брэ под сорочку. А потом отправилась на поиски Изабеллы.

Графиня еще не спала – она при свече подрубала шемизу. Это работа для прислуги, но ею можно заниматься в полумраке. Алиенора по собственному опыту знала, как благотворны могут быть монотонные движения иголкой – они упорядочат мысли или изгонят их.

– Все хорошо?

Изабелла кивнула:

– Спасибо, госпожа. Мне очень жаль, что брат короля так расстроен, но его вспышка только укрепила меня в уверенности, что быть его женой я не смогу. Не вмешайся архиепископ, мне пришлось бы повенчаться с ним. Свой долг я бы исполняла, но каждый миг молилась бы об освобождении. – Ее лицо омрачилось. – Простите меня за то, что произошло сегодня в покоях короля. Это было непристойно.

– Твоей вины в этом нет. – Глаза Алиеноры сердито вспыхнули. – Не кори себя. Пусть то, что сделал Вильгельм, ляжет грузом на его совесть, а не на твою. К тому же скоро все утрясется – выдует себя, как зимний шторм. – Она сменила позу, чтобы утишить боль от спазм внизу живота. – А после непогоды нам откроется новый берег с чистым песком, где можно оставить любой след, какой пожелаешь.

Глава 22

Вестминстер, октябрь 1163 года


Дверь королевских покоев отворилась, и Алиенора оторвалась от письма, которое читала. В комнату вошли Генрих и Гарри.

– В чем дело? – удивленно спросила она.

Гарри должен был находиться среди пажей и оруженосцев архиепископа.

– Я забираю нашего сына из-под опеки Бекета, – сообщил Генрих, гневно поблескивая глазами. – Его дом оказался неподходящим местом для воспитания и обучения будущего короля. Бог знает, что за крамольные идеи Томас внушает Гарри.

Алиенора встала, принимая приветствие преклонившего колено сына, а затем подняла его и обняла.

– А раньше ты не догадывался об этом?

– С какой стати? – буркнул Генрих. – Он преданно служил мне, пока я не сделал его архиепископом. Теперь ему взбрело в голову, будто его пост – это путь к борьбе за власть, а не к сотрудничеству. – Он топал по комнате, подхватывал один предмет за другим, только чтобы отбросить их через секунду. – Если бы я мог сместить его, я бы так и сделал и продвинул бы на его место Джилберта Фолиота, но, поскольку архиепископа не снять, пока он сам не решит отказаться от поста, я должен укротить его иными средствами. В любом случае есть множество наставников, которым можно доверить образование нашего сына.

– У архиепископа мне нравилось, – сказал Гарри, но, подумав, добавил: – Только иногда там было скучно.