(Англия) Элизабет Чедвик - Зимняя корона

– И в тех случаях, когда его поступки касаются вас лично, так? Я говорю с вами как друг и как сестра.

Алиенора опустила глаза. Изабелла и правда была ей верной подругой, никогда не искала от нее милостей, не злоупотребляла их близостью, однако Алиенора знала, что она все расскажет Амлену. У нее самой множество секретов от Генриха, и тот, в свою очередь, многое утаивает от нее, а у Изабеллы от мужа нет тайн. Она делится с ним каждой своей мыслью, а все сказанное ей рано или поздно достигнет ушей Генриха, потому что Амлен прежде всего предан брату, а все остальные соображения идут уже потом.

– Знаю, Изабелла, и благодарна тебе за заботу, – сказала Алиенора. – Генрих таков, каков он есть, ничто его не изменит. Когда мы только поженились, я думала, что на него можно повлиять. Он был тогда еще очень молод, и я его совсем не знала, но теперь вижу: это была тщетная надежда. А когда осознаешь тщетность надежд, то, конечно, тебе не все равно, но в то же время все равно, потому что ты вовек не получишь того, чего хочешь.

– О, Алиенора…

– Я же просила никогда не жалеть меня! – оборвала она подругу внезапно осипшим голосом. – У меня есть свой путь в жизни, и у меня есть дети.

– Но вы собираетесь отвезти их в Фонтевро?

– Только Иоанна и Иоанну, да и то ненадолго. Там они будут в безопасности, пока я с Ричардом путешествую по своим владениям и езжу в Нормандию. Конечно, я стану навещать их, а в целом это весьма здравое решение. И Нора тоже со мной останется.

Изабелла посадила дочку на колено и поцеловала нагретую солнцем щечку. У нее в голове не укладывалось, как можно расстаться со своими детьми, но, конечно, они с Алиенорой разные люди и находятся в разном положении. По крайней мере, Иоанн и Иоанна будут вместе.

– Мне не хватает свободы действий, нужно избавиться от постоянных хлопот и треволнений, – продолжала Алиенора. – Будущее Иоанна может быть связано с Церковью, так что неплохо бы понять уже сейчас, есть ли у него к этому призвание. А Иоанна… Что ж, матери не следует излишне привязываться к дочерям. Расставание с Матильдой причинило мне огромную боль, и то же самое повторится, когда к будущему мужу отправится Нора. – У нее сдавило горло. – С Кастилией уже ведутся переговоры, скоро объявят о помолвке.

– Вы так храбро держитесь, – прошептала Изабелла. – Я бы такого не вынесла.

Алиенора помолчала. Вынесла бы, мысленно возразила она подруге, если бы подвернулся удачный династический брак и Амлен решил отправить дочерей в семьи их будущих мужей.

– Говорят, что дочери даются матери на всю жизнь, и, вероятно, для кого-то это так и есть, например, когда все живут поблизости и могут часто видеться. Но королева должна отсылать своих дочерей в мир, а с ней остаются сыновья. Они поддерживают ее и становятся ее гордостью.

Она глянула на Ричарда. Тот играл с другими подростками под надзором Уильяма Маршала. Они затеяли игру, в которой нужно было запятнать противников и не дать запятнать себя, и Ричард был подобен молнии. Такой быстрый, такой ловкий.

Появились слуги с блюдом маленьких рассыпчатых пирожных и вином, которое как следует охладили в колодце. Проснулась и заплакала новорожденная малышка. Изабелла вынула ее из люльки, распахнула ворот своего платья и приложила девочку к груди.

– Разве у тебя нет кормилицы? – Алиенора была потрясена.

Изабелла тряхнула головой:

– Мне хочется самой их кормить. Так я знаю, что их питает мое собственное тело, что в них – частица меня. И почему бы не использовать молоко в моей груди, которое дано именно для этого?

– Как на это смотрит Амлен?

– Он считает, что с молоком высокорожденной матери ребенок впитывает и ее благородство.

– Но ведь это значит, что ты круглые сутки привязана к младенцу и к его аппетиту. И, кроме того, кормящая женщина не должна ложиться с мужчиной.

Изабелла покраснела, но не уступила позиций:

– Таков обычай, но вы же понимаете, что не все его соблюдают. И есть иные способы… Тем более что сейчас Амлен с Генрихом в походе. Когда он вернется, Адела уже начнет привыкать к козьему молоку.

Алиенора восхищалась самоотверженностью Изабеллы. Сама она никогда не кормила детей, даже Ричарда. Всегда наготове была кормилица, чтобы королева могла снова зачать сразу же после воцерковления. Глядя, как младенец сосет тяжелую от молока грудь Изабеллы и с какой нежностью взирает на дитя мать, Алиенора испытала смутное сожаление о чем-то неизведанном.

Изабелла сменила тему:

– Вы приняли мудрое решение, выкупив этого молодого рыцаря и заполучив его на службу.

Алиенора огляделась. Уильям как раз ловко избежал атаки Ричарда и стал показывать подопечному, как можно вырваться из хватки соперника.

– Он стал ценным приобретением для моего двора, – признала она. – Иногда мне кажется, что он просто выжидает. Свои обязанности Уильям мог бы исполнять одной рукой. Когда я даю ему позволение участвовать в рыцарском состязании, без трофеев он не возвращается. – Алиенора не сдержала улыбки. – Так странно, ведь твоя мать приходится ему тетей.

– Маршал мог бы оказаться в нашей с Амленом свите, – поддразнила подругу Изабелла.

Алиенора погрозила ей пальцем.

– Уильям мой, – со смехом заявила она. – Сколько бы ты ни предложила за него, тебе его не получить.

– Неужели он настолько ценен?

– Скажем так: его ценность со временем будет только возрастать.

Изабелла аккуратным движением переложила ребенка к другой груди.

– Что-нибудь известно о том, когда Ричард отправится во Францию?

Алиенора немедленно ощетинилась:

– Пусть Генрих договаривается с Людовиком о чем хочет, а я не позволю, чтобы аквитанского наследника воспитывали при французском дворе!

– Я так и думала, – сказала Изабелла. – Но мы знаем, каков нрав у короля. Что вы сможете поделать?

Алиенора сжала губы и направила взгляд на резвящихся детей. Маленькая дочь Изабеллы пыталась заинтересовать Иоанна и своего брата игрой в мяч. Иоанн схватил мяч из полосок мягкой кожи и с громким криком забросил его на клумбу.

– Генрих считает, что я должна исполнять его волю всегда и во всем, только… Ричард останется здесь, – произнесла она негромко, но с непоколебимой убежденностью. – Я знаю это так же точно, как то, что в моем теле бьется сердце. Придется вырвать его у меня из груди, потому что сама я его не отдам.

Кан, февраль 1170 года

Холодным днем на пороге весны, когда небо затягивали серые тучи, но сквозь них уже просвечивало набирающее силу солнце, Генрих готовился вернуться в Англию. Четыре года не ступал он на землю своего королевства, но неотложные проблемы в правительстве и грядущая коронация Гарри заставили его пуститься в дорогу. Чтобы перевезти двор через пролив, собрали сорок кораблей, и это притом, что Гарри поедет вслед за отцом только летом.

По призыву супруга Алиенора приехала в Кан. Генрих писал ей, что нуждается в ее помощи, чем вызвал у нее холодное любопытство. Должно быть, он оказался в безвыходной ситуации, раз снизошел до подобного признания.

Когда Алиенора со свитой прибыла, в большом донжоне замка Кан жизнь била ключом: шла подготовка к переезду королевского двора. На первый взгляд суматоха казалась совершенно беспорядочной, однако если присмотреться, то можно было заметить некое подобие системы. Ричард оглядывался по сторонам с видом гончей в новом, но очень интересном месте.

Алиенора собралась спешиваться, и у ее стремени как из-под земли возник Уильям Маршал. Она едва заметила его, ибо внимание было приковано к двум юношам, направляющимся к ней через двор. Гарри опять вырос и шагал уверенной, вразвалочку походкой. Ему почти пятнадцать – тот самый возраст, в котором его отец отправился в Англию в свой первый военный поход. Рядом с ним шел его единокровный брат-бастард – в стеганой котте и с кинжалом на левом бедре. Джеффри уже отпустил бородку, хотя та была еще совсем жидкой.

Оба молодых человека опустились перед ней на колено. Она жестом велела им встать и заключила Гарри в объятия. Джеффри потупился и отступил на шаг.

– Приветствую тебя, будущий король, – сказала Алиенора.

– Ждать осталось совсем недолго. – Сын выпятил грудь.

– О да.

Гарри обнял Ричарда, который тоже спрыгнул на землю.

– Папа купил мне нового коня – жеребца, – сообщил Гарри, сияя от гордости и самодовольства. – Пойдешь посмотреть?

Ричард разрывался между желанием увидеть коня и завистью, но постарался скрыть все чувства под маской равнодушия:

– Покажи, если хочешь.

Алиенора проводила взглядом сыновей и их брата-бастарда, свернувших в сторону конюшен.

– Иди с ними, – велела она Уильяму Маршалу. – Присмотри, чтобы все было в порядке.

– Госпожа. – Уильям поклонился и тоже ушел.

Слуга провел Алиенору в приготовленные для нее покои. Жаровни уже горели, но они еще не изгнали холода из каменных стен и полов, а по лестничным пролетам башни гуляли сквозняки. Кровать и багаж королевы привезли днем ранее, но пока не расставили все по местам, и хотя комната стала пригодной для жизни, ни уюта, ни комфорта в ней не чувствовалось. Алиенора поплотнее запахнула мантию и подошла к окну. По серому небу наперегонки с чайками неслись угольно-черные тучи. Генриха она заметила издалека – его ни с кем не спутать: короткая мантия и стремительная походка делали его узнаваемым на любом расстоянии. Ему на пути встретилась женщина в накидке цвета вероники и белом вимпле, и он остановился, чтобы сказать ей что-то. Зрение у Алиеноры было уже не то, что в молодости, и все-таки она различила, как Генрих прикоснулся к лицу своей собеседницы. Та, оглянувшись через плечо на башню замка, продолжила путь. Чуть поодаль ее ждал паланкин, она забралась внутрь, и ее унесли за ворота. Алиенора нахмурилась и отвернулась от окна, чтобы велеть прислуге закрыть ставни и зажечь больше свечей.

Через пару минут в покои ворвался Генрих. Все опустились перед ним на колени. Движением руки он приказал подданным подняться и без предисловий обратился к Алиеноре:

– Рад, что ты наконец приехала. Последние два дня мы то и дело высматривали тебя на дороге. – Он приблизился к ней, прижался к щеке губами в ритуальном поцелуе и тут же отошел.

– Мы ехали так быстро, как только могли. – (Почему же он, поджидая ее, не удалил из замка любовницу? Если Генрих действительно обрадовался приезду супруги, то причина тому – политика, а не личная приязнь.) – Но загонять лошадей не хотели.

Появились слуги с пирожками и кувшином сдобренного специями вина. Алиенора приняла кубок и встала с ним перед жаровней, чтобы согреться. В Пуатье она привыкла к солнечному свету и более теплому климату. В Нормандии этим февральским утром от холода у нее ныли кости.

– Когда ты отплываешь?

– В начале следующей недели, если ветер позволит. Гарри я оставлю на твоем попечении, и его жену тоже. – При виде короба с книгами у Генриха вспыхнули глаза, и он наклонился рассмотреть названия.

– Она здесь? – Алиенора старалась не выдать голосом свое раздражение.

– Еще нет, но скоро прибудет. Я хочу, чтобы вы, женщины, позаботились о ней, пока они с Гарри привыкают друг к другу.

– Ты определился с ее коронацией?

Генрих взял в руки книгу и перевернул несколько страниц.

– Думаю, что короную Гарри без Маргариты. Ей всего тринадцать лет. Будет правильнее сделать ее королевой, когда она повзрослеет и сможет принять на себя все обязанности.

– Людовика такое решение не обрадует.

Генрих нетерпеливо фыркнул:

– Разберусь я с Людовиком, тем более что пока ему не нужно ничего знать. Хотя нет, разумнее оставить себе свободу выбора и подготовить все к двойной коронации, а там посмотрим. – Он махнул рукой. – Пусть сошьют девчонке пару-тройку новых платьев. Королевой она все равно станет, раньше или позже.

Алиенора удовлетворенно кивнула. Такое решение устраивало ее как нельзя лучше, потому что она оставалась единственной королевой Англии и могла оказывать большее влияние на невестку.

– Как я понимаю, не Томас Бекет будет проводить церемонию?

Генрих посмотрел на нее так, будто она дала ему выпить уксуса.

– Я в нем не нуждаюсь! У меня есть папское разрешение на то, чтобы Гарри был коронован любым епископом по моему выбору.

– Ходят слухи, что Бекет отлучает от Церкви епископов, которых привлекают к участию в церемонии, и намеревается наложить на Англию интердикт.

– Ха! Мало ли что он там себе намеревается. – Генрих захлопнул книгу и, подхватив свой кубок с вином, тоже встал у жаровни. – Кстати, именно здесь мне потребуются твои дипломатические таланты.

– Вот как? – Алиенора кисло улыбнулась. – Это что-то новенькое. Ты всегда придерживался мнения, будто я надоедливая женщина, которая вечно сует нос не в свои дела, хотя ее удел – шитье да светские беседы с послами и епископами.