Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

– Возможно, Литтону только показалось, что он видел Мэлоуна.

– Звучит неубедительно. Литтон не мог ошибиться. Он и сейчас молод, а тогда был еще моложе. Здоровый, сильный молодой человек с прекрасным зрением. Это вам не какой-нибудь тщедушный подслеповатый старец.

– Нет, Герберт, это звучит вполне убедительно. Фрэнки Беттс, пришедший меня убивать и едва не убивший, в тот момент выдавал себя за Сида Мэлоуна. На суде он заявил, что оделся как Сид, а пистолетом хотел лишь попугать меня. Я как не верил его словам, так не верю и сейчас. Зато я очень даже верю, что такой же трюк он мог проделать и с Джеммой Дин. Выдать себя за Сида Мэлоуна, чтобы повесить на того еще одно преступление.

– Но с какой стати Беттсу дважды повторять этот трюк?

– Пока не знаю, но намерен узнать, если вы дадите свое разрешение.

Глэдстоун задумчиво смотрел на него поверх очков, затем сказал:

– Этот ваш внезапный интерес к делу Джеммы Дин… не связан ли он с желанием отомстить? С неудовлетворенностью приговором Беттсу? Возможно, вы считаете, что за покушение на вас его должны были бы повесить, и теперь стараетесь, чтобы его отправили на виселицу за убийство… предполагаемое убийство Джеммы Дин?

– Нет, Герберт, мной движет не месть, а только желание восстановить справедливость.

Глэдстоун остался скептически настроенным к мотивам Джо, но разрешение дал. Если так хочется, пусть раскапывает и ищет новые факты. Желая облегчить задачу, министр написал начальнику тюрьмы Уандсворт, объяснив интерес Джо к этому делу и выразив надежду, что начальник и весь тюремный штат окажут ему всяческое содействие.

Джо не видел Беттса более пяти лет, с самого дня покушения. Он был слишком слаб, чтобы присутствовать на суде и оглашении приговора. Когда надзиратель ввел Фрэнки и усадил по другую сторону стола, Джо не сразу понял, что этот человек и есть Фрэнки Беттс. Вид заключенного его шокировал. Казалось, Фрэнки провел в тюрьме не пять, а пятьдесят лет. Он был невероятно тощ, по-старчески сутул, с седыми волосами. Его щеки ввалились, но не потеряли цвета. Глаза оставались ясными.

Оба долго изучали друг друга, не произнося ни слова. Первым не выдержал Фрэнки.

– Пришел поглазеть на меня? Убедиться, что меня здесь мурыжат по полной? И как, доволен зрелищем?

Джо посмотрел на человека, лишившего его возможности ходить на своих ногах и едва не отнявшего жизнь.

– Нет, Фрэнки. Совсем не доволен. Лучше бы тебя здесь не было, а я бы не сидел в этой коляске.

Фрэнки начал соображать.

– Вот оно что? Теперь понятно, зачем ты здесь. Хочешь погулять по мне кулаками? Это тебе быстро устроят. Вертухай свяжет мне руки за спиной, примотает ноги к стулу – и можно начинать. А потом все скажут, что ничего не видели и не слышали.

– Фрэнки, я пришел сюда не ради мести. У меня нет потребности мстить. Я не злюсь на тебя.

– Будет заливать, начальник, – недоверчиво засмеялся Фрэнки. – Совсем не злишься? Ни капельки? Даже самую малость?

– Это сейчас. А поначалу злился, и еще как. Но я отпустил свой гнев, иначе бы он меня доконал. Быть до конца жизни прикованным к инвалидной коляске – и так жестокий приговор. Поэтому я не захотел становиться еще и узником своего гнева.

– Он тоже так говорил, – почти шепотом, с горечью произнес Фрэнки. – Про гнев. Говорил, надо отпустить.

– Кто говорил?

– Никто. – Фрэнки покачал головой. – Зачем тогда пожаловал? Чего ты хочешь?

– Твоей помощи.

– Моей помощи, – глухо повторил Фрэнки.

– Да.

– Я весь внимание.

– Мой приход связан с делом Джеммы Дин.

Фрэнки зажал губу между зубами и ничего не сказал.

– Полиция убеждена, что Джемму Дин убил Сид Мэлоун. Точно так же они считали, что Мэлоун стрелял в меня, пока я не очнулся и не опроверг их мнение.

Фрэнки на мгновение отвел взгляд.

– И что дальше?

– Я думаю, Джемму Дин убил ты. Это так?

Фрэнки громко расхохотался:

– А вот и нет! Не убивал я эту девку! Если бы убил, думаешь, я бы выложил тебе чистосердечное признание? Если забыл, меня приговорили не к виселице, а к пожизненному. И меня такой расклад устраивает.

Джо пристально посмотрел на него:

– Судья не вынес тебе смертный приговор. А вот Уандсворт вынес. – (Фрэнки молчал.) – У тебя туберкулез?

Фрэнки повернулся к надзирателю, который изваянием стоял у стены, скрестив руки.

– Я хочу вернуться в камеру.

– Сидеть, Беттс, – отрезал надзиратель.

– Я хочу вернуться. Мне не о чем говорить с этим мистером. Вы не можете меня заставить.

– Начальник сказал, что ты должен отвечать на вопросы члена парламента. Сиди и не дергайся.

Фрэнки сел и бросил злобный взгляд на Джо.

– Помоги мне, Фрэнки. Я прошу тебя. Ты передо мной в долгу.

Фрэнки подался вперед:

– Так этот долг я выплачиваю без передышки. Каждую поганую минуту каждого поганого дня, до конца своей поганой жизни.

– Если не хочешь помочь мне, помоги Мэлоуну. Помоги очистить его имя.

Руки Фрэнки, скованные кандалами, ударили по столу.

– В задницу отыметь этого Сида Мэлоуна! – крикнул он.

Надзиратель снял с пояса дубинку. Джо поднял руку, прося не вмешиваться.

– Если бы не Мэлоун, все было бы по-другому, – сердито заговорил Фрэнки. – Я бы не торчал здесь, а ты – в своем грёбаном кресле. Я не собираюсь помогать Мэлоуну. И потом, он мертв. Для меня главное, чтобы он отправился прямо в ад. И этот чертов доктор вместе с ним!

– Постой. Давай по порядку. Какой доктор? – спросил ошеломленный Джо.

– Доктор! Из той больницы… – Фрэнки замолчал, а когда заговорил снова, его голос дрожал от гнева. – Мы были королями. Мы владели Восточным Лондоном. И владели бы дальше. Никто не мог нам помешать, кроме этого доктора. Вот тогда Сид и свихнулся и все пошло прахом. – Фрэнки продолжал говорить, но обращался уже не к Джо. – Говорил же он мне, говорил. Шрамы на теле – ничто по сравнению со шрамами, которые они тебе оставят внутри. Прав он был. Почему же я не слушал? – Фрэнки уронил голову.

Джо дал ему время собраться, затем спросил:

– Какая больница, Фрэнки? Кто этот доктор?

Фрэнки посмотрел на него так, словно у них не было никакого разговора.

– Никакая. Никто. Не обращай внимания. Всё. Наговорился я. – Он торопливо встал, оттолкнув стул.

Джо выругался сквозь зубы. Ведь Фрэнки начинал раскрываться. Может, и раскрылся бы, но он надавил слишком жестко, и момент был упущен.

– Сэр, вы с ним закончили? – спросил надзиратель.

Джо кивнул.

– Фрэнки, если передумаешь, напиши мне.

– Угу. С любовью и поцелуями. На самой лучшей надушенной бумаге, какая здесь водится, – огрызнулся Беттс.

Надзиратель повел Фрэнки.

– Это шанс! – крикнул ему Джо. – Шанс хотя бы раз сделать кому-то добро. Таких шансов у тебя вряд ли будет много.

Он ждал ответа, но не дождался. Только звук закрывшейся железной двери.

А ведь он знает, кто убил Джемму Дин, подумал Джо. Я видел это по его глазам. Знает, но не скажет. И вовсе не страх заставляет его молчать. Гнев. Он до сих пор злится. На Сида. И еще на какого-то доктора. Но почему? Кто он, этот доктор?

Джо смотрел на закрывшуюся дверь и досадливо хмурился. Он ведь был близок. Чертовски близок! Придется побывать здесь еще раз и надавить на Фрэнки, пока тот не сломается. Но сначала нужно собрать сведения. И прежде всего узнать, кто этот таинственный доктор.

Выражение досады на лице Джо сменилось решимостью. Он вспомнил, кто ему поможет. Эта женщина жила в Уайтчепеле и знала всех. Главное, она знала докторов. Она обязательно поможет, поскольку она перед ним в долгу. Несколько лет назад он вручил ей десять тысяч фунтов правительственных денег и еще пять тысяч частных пожертвований на пристройку к ее больнице нового флигеля для детей.

– Домой, сэр? – спросил кучер, войдя в комнату свиданий.

– Нет, Майлз. Пока еще не домой. Мне нужно заехать на Ганторп-стрит, в Уайтчепельскую бесплатную больницу для женщин и детей. 

Индия с Шарлоттой поднялись на крыльцо хижины Сида Бакстера и заглянули внутрь.

– Мистер Бакстер, вы дома? – спросила Индия.

Ответа не было.

– Вряд ли он дома, – послышался у них за спиной голос Мэгги Карр, которая встретила их у ворот, когда они приехали с фермы Макгрегоров. – Вчера вечером он говорил мне, что поедет охотиться на равнины. Надеялся добыть газель для моей поварихи Элис. Я ему передам, что вы заезжали.

– Миссис Карр, можно оставить ему письмо? – спросила Шарлотта, доставая конверт. – Я написала мистеру Бакстеру благодарственное письмо за мое спасение.

– Конечно оставляй. Зайди в хижину и положи на стол.

Шарлотта вошла. Индия последовала за дочерью. Хижина состояла из одной небольшой комнаты, чистой, уютной, но с ощущением одиночества. Казалось, все убранство жилища: красный масайский платок, накинутый на стул, щербатый чайник и кружки у очага, стопка книг на деревянной скамье – было настроено на ожидание друзей, которые так и не появлялись.

– Мамочка, а я хотела бы здесь жить, – вдруг сказала Шарлотта. – Очень бы хотела. Как думаешь, мистер Бакстер позволил бы нам?

– Дорогая, он привык к уединенной жизни. От нас здесь сразу бы стало тесно.

– Мне здесь нравится больше, чем в лагере. И больше, чем в Найроби. В губернаторском доме все так заставлено, повернуться негде. И леди Хейс Садлер постоянно суетится по пустякам.

– Да уж, суетиться она умеет, – сказала Индия, заговорщически улыбнувшись.

В скромной хижине Сида Бакстера ощущался удивительный покой. Здесь было что-то располагающее и очень знакомое. Индию потянуло к этой хижине и к человеку, который здесь жил, хотя она ни разу его не видела.

– Я бы с удовольствием сидела за этим столом и ела простую овсянку из миски, – сказала Шарлотта. – И спала бы на кровати. Здесь бы мне спалось намного крепче, чем на старой горбатой раскладушке в палатке.

– Ты рассуждаешь совсем как Златовласка, – засмеялась Индия. – Пожалуй, нам лучше уйти еще до возвращения медведей.

– Вы не откажетесь выпить со мной по чашке кофе? – спросила Мэгги.

– Миссис Карр, а разве вы не пьете чай? – удивилась Шарлотта.

– Ни в коем случае! Кто же пьет чай на лучшей во всей Африке кофейной плантации? – улыбнулась она, и Шарлотта захихикала. – Хочешь отведать моего кофе? Я попрошу Элис добавить туда побольше молока и положить сахара. У меня и печенье водится.

– С большим удовольствием! – воскликнула Шарлотта раньше, чем Индия успела отказаться.

Мэгги повела их к себе. Ее дом был таким же скромным, как у Сида Бакстера, только гораздо просторнее. Он состоял из гостиной, кухни, столовой, двух спален и мансарды. Попросив повариху сварить кофе и подать печенье, Мэгги предложила гостям расположиться на веранде.

С веранды открывался захватывающий вид. Ферму окружали кофейные поля. Индия впервые видела глянцевитые зеленые листья кофейных кустов. За полями начинались золотистые пространства равнин. А вдалеке высилась гора Кения, вершина которой уходила в безоблачное небо.

– Знаете, миссис Карр, будь у меня дом с такой верандой и такие красоты вокруг, я бы просто сидела и с наслаждением бездельничала, – призналась Индия.

Ее слова рассмешили Мэгги.

– Ах, дорогая, у меня не только дом, но и еще семьсот акров под кофе. Они не дают мне рассиживаться. Кофе подгоняет.

– Вам кто-нибудь помогает?

– Конечно. И замечательно помогает. Прежде всего, Сид. Следит за фермой и работницами. Отвозит урожай на рынок. В прошлом году мы установили в Лондоне рекорд. Столько денег за кофе из Британской Восточной Африки еще не платили. В то время мы были вынуждены жарить кофе на соседней ферме и платить за услуги. Но вскоре у нас появится своя обжарочная установка. Я уже заказала ее. В сентябре должны привезти. Для нее придется построить специальный сарай, но мы заблаговременно начали строительство. К лету будет готов. – Мэгги повернулась к Шарлотте. – Скажи своему отцу: если он действительно хочет помочь плантаторам, пусть добьется постройки железнодорожной ветки из Найроби в Тику. Это поможет нам быстрее доставлять кофе на рынок.

– К сожалению, миссис Карр, мой отец не слушает детей. Он считает, что нас должно быть видно, но не должно быть слышно.

– Слышала я эту фразу. Неужели он у тебя такой старомодный? А вот мне детишки иногда дают замечательные советы. Недавно маленький Мэтти Томпсон сказал, что закат лучше всего смотреть с дерева. Я попробовала. Мальчишка-то прав. С дерева открывается такой вид на вечернее небо. Знаешь, Шарлотта, предложи-ка ты отцу заехать ко мне. Я все расскажу ему и про кофе, и про детей.