Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

Фредди принял решение: он сам прогуляется в западном направлении. Утром Индия, как всегда, отправилась на прогулку. Фредди дождался ее возвращения и после ланча поехал сам. Эшу Макгрегору он сказал, что поедет на север – полюбоваться горой Кения, как то якобы делала Индия, но сейчас ему было не до красивых видов. Он решил нанести визит Маргарет Карр. Грех не повидаться с успешным плантатором. Тем более он приехал сюда для упрочения связей между поселенцами Британской Восточной Африки и британским правительством. У Фредди были все основания познакомиться с этой женщиной. Попросит показать ее хозяйство, польстит вопросами о кофе: посадках, возделывании, урожаях. Если застанет Сида Бакстера, поблагодарит за спасение Шарлотты, а потом как бы невзначай спросит Бакстера и миссис Карр о визитах Индии. И да поможет его женушке Бог, если она ни разу не появлялась на этой ферме.

Фредди пришпорил жеребца. Беспокойное животное не нуждалось в понукании. Джошуа помчался по равнинам, унося на себе всадника. Не прошло и часа, как Фредди приехал на плантацию Карр. Пустив Джошуа шагом, он остановился перед хижиной. Там он спешился, отдав поводья туземному мальчишке, который выбежал ему навстречу.

– Коня хорошенько напоить и выгулять, – велел мальчишке Фредди. – Где миссис Карр?

Маленький туземец пялил на него широко открытые глаза и молчал.

– Ну когда же эти чертовы туземцы научатся говорить по-английски? – досадливо пробромортал Фредди. – Где миссис Карр? – уже громче повторил он. – Где мсабу?

Мальчишка показал куда-то за хижину.

Фредди последовал за рукой туземца и увидел кофейные поля. На одном из них, в полумиле отсюда, что-то двигалось. Фредди быстро достал из седельной сумки бинокль, навел на резкость и увидел нескольких женщин кикуйю в красных платьях. Они медленно двигались сквозь зеленые кофейные кусты. Потом среди красных платьев мелькнуло что-то белое. Фредди переместил бинокль и понял, что смотрит на женщину в белой рубашке. Женщина была невысокого роста, широкоплечая. Судя по энергично шевелящимся губам, она с кем-то переговаривалась.

«Это и есть Маргарет Карр», – догадался Фредди. Он сдвинул бинокль еще левее и увидел того, с кем она говорила. То был белый мужчина, склонившийся над кофейным кустом. Широкополая шляпа закрывала почти все лицо мужчины. Должно быть, Бакстер.

Фредди уже собирался отправиться к ним, когда Бакстер выпрямился и повернулся к миссис Карр. Он снял шляпу и, обмахиваясь ею, что-то ответил хозяйке. В этот момент Фредди отчетливо увидел его лицо.

– Боже милостивый! – прошептал Фредди. – Быть того не может. Ты же мертв. – Он опустил бинокль и зажмурился. – Это жара, – сказал он себе. – Вот и мерещится невесть что.

Постояв так с полминуты, Фредди снова открыл глаза и снова поднес к ним бинокль. Бакстер, по-прежнму без шляпы, стоял к нему лицом. У Фредди не осталось сомнений: то, что он видит, отнюдь не является следствием жары.

Бакстер. Сид Бакстер. Фамилия показалась ему знакомой, потому что он уже слышал ее. Так Сид Мэлоун именовал себя на Арден-стрит.

Изнутри поднялась жаркая, ослепляющая ярость. Теперь понятно, откуда у Индии этот подавленный вид и почему каждое утро она срывалась с фермы Макгрегоров. Она узнала, что Сид Бакстер – это в действительности Сид Мэлоун, и прежняя страсть вспыхнула снова. Черт бы побрал эту Индию!

Фредди продолжал думать о коварстве Индии, и вдруг гнев, бушевавший в нем, угас под ледяным натиском страха. Фредди знал: Индия согласилась на замужество с ним только потому, что считала Сида мертвым. А Сид, оказывается, жив и весьма неплохо себя чувствует. Однажды она уже предпочла этого преступника лорду Литтону… Что, если история повторится? Последует скандальный развод, не говоря уже о потере денег Селвина Джонса. Это сломает ему карьеру. Если Индия его бросит, ему ни за что не стать премьер-министром.

Фредди сделал глубокий вдох. Нельзя поддаваться эмоциям. По крайней мере, сейчас. Никто не знает ни что он здесь был, ни что видел. Нельзя вызывать у Индии никаких подозрений, иначе она предупредит Мэлоуна, а тот сбежит. Все должно продолжаться как ни в чем не бывало. Пусть ничего не подозревающая Индия ездит верхом по утрам. Фредди и самому требовалось время, чтобы отправить телеграмму в Скотленд-Ярд. На это уйдет несколько дней. Самое большее – неделя.

– Эй, ты! Мальчишка! – крикнул он мальчишке, уводившему его лошадь. – Веди коня назад! Быстро! Отдай мне поводья, – потребовал Фредди и пошел навстречу.

Не прошло и минуты, как проезд к ферме Мэгги Карр остался у него за спиной. Ничто не говорило о том, что он побывал на ферме. Разве что пыль, поднятая копытами Джошуа. Так она через полчаса уляжется. Полоумный мальчишка забудет рассказать о белом человеке, приезжавшем к ним. Но даже если и расскажет, имени назвать не сможет.

Фредди во весь опор несся на ферму Макгрегоров, подгоняя Джошуа хлыстом. В голове теснился миллион вопросов, на которые у него не было ответов. Пока не было. Но потом он получит все ответы. Времени для этого будет предостаточно, когда Мэлоун окажется в тюрьме.

Однажды Сиду Мэлоуну удалось имитировать свою смерть. Фредди был полон решимости не дать ему повторить этот трюк. Мэлоун умрет. В Англии. На виселице. Фредди будет присутствовать при казни. И на этот раз смерть Мэлоуна окажется настоящей. 

Шейми спиной ощущал тяжелую, горячую голову Уиллы. Она снова потеряла сознание. Весь последний час она бредила, а теперь впала в беспамятство. Дела ее были плохи, и Шейми это знал.

Он остановился, рукавом вытер глаза от едкого пота и осмотрел горизонт. Неподалеку вздымался невысокий холм, за которым наверняка будут другие холмы. Над головой – безжалостно палящее солнце. Позади – Килиманджаро.

Шейми прижал к глазам потные ладони.

– Где эта чертова станция?! – закричал он. – Где эти чертовы рельсы?!

Ответа не было.

Заметив ярдах в ста к востоку рощицу акаций, он понес Уиллу туда и осторожно опустил на траву, выбрав тенистое место.

– Давай, Уиллс, – сказал Шейми, приподняв ее и коснувшись лица, – просыпайся, просыпайся.

Она что-то пробормотала.

– Водички тебе надо выпить. Давай приходи в себя. Просыпайся.

Он поднес фляжку к ее губам. Уилла поморщилась и отвернулась.

– Ну пожалуйста, Уиллс. Ради меня.

Она открыла потухшие глаза. Взгляд был отсутствующим.

– Проснулась? Вот и умница. А теперь сделай глоток. Всего один.

Шейми наклонил фляжку. Струйка воды потекла Уилле в горло. Едва сделав пару глотков, она поперхнулась.

– Больше не могу… – прохрипела она.

Уилла снова легла в траву. Шейми увидел, что ее лодыжка распухла еще сильнее, по толщине сравнявшись с бедром.

– Я хочу посмотреть на твою ногу.

Сняв последний слой импровизированной повязки, Шейми выругался сквозь зубы. Однако Уилла услышала.

– Что там? – вяло спросила она.

– Закрой глаза. Передохни.

Шейми оторвал от своей рубашки несколько лоскутов и заново перевязал ногу. Ему не хотелось, чтобы Уилла это видела. Нога жутко воспалилась. Кожа была горячей и блестящей. Ее покрывали змеящиеся красные полоски, чем-то похожие на карту с сетью железных дорог. Обе части сломанной кости по-прежнему торчали наружу, успев почернеть. Из пространства между ними сочился гной.

– Боже, я чувствую зловоние, – очнувшись, призналась Уилла.

– Уиллс, это я, – попробовал пошутить Шейми.

– Шейми… пожалуйста. Оставь меня здесь. И винтовку оставь.

– Как у тебя язык поворачивается? Прекрати!

– Я больше не могу.

– Зато я могу.

– Если ты не бросишь меня здесь, мы оба погибнем, – сердито заговорила Уилла. – Сам знаешь. Со мной все кончено, а у тебя еще есть шанс спастись. Так не профукай его!

– Успокойся. Влезай ко мне на спину. Мы пойдем дальше.

– Не могу.

Шейми поднял ее за подмышки и взвалил себе на спину. Она ударилась поврежденной ногой, закричав от боли. Уилла ругалась, колотила его по спине, потом заплакала. Шейми не реагировал. Его заботило только одно: способность переставлять ноги. Его силы подходили к концу. Он нес Уиллу пять дней подряд. Надо найти эту поганую железную дорогу, и как можно скорее.

Возвращаясь на Мавензи, туда, где он оставил Уиллу, Шейми шел по темному лесу, на каждом шагу ожидая получить в спину стрелу от джагга. Обошлось. Уилла обрадовалась его возвращению.

– Отправляемся? – спросила она. – А где Тепили? Где остальные?

Шейми присел рядом и рассказал о случившемся. Глаза Уиллы наполнились слезами.

– Шейми, они все мертвы? Все?

– Я думаю… точнее, надеюсь, что кому-то удалось сбежать. Я видел не то пять, не то шесть трупов. Возможно, остальные бежали, а джагга пустились в погоню. Может, поэтому никто на меня и не напал.

Оплакав гибель Тепили и остальных проводников, Уилла только теперь поняла всю тяжесть собственного положения.

– Это значит, у нас не осталось еды… некому нести наше снаряжение… и некому спустить меня с горы, – прошептала она.

– Все так, кроме последнего, – ответил Шейми. – Я понесу тебя вниз.

– Что? Как понесешь?

– На спине.

– Ты спятил?

– У меня получится. Я носил тяжеленные мешки, идя по колено в снегу. И мороз был минус двадцать. Теперь понесу тебя.

– А фотопластинки… наши карты…

Шейми покачал головой. Пластинки уцелели, поскольку находились в его рюкзаке. Но они были слишком тяжелыми, чтобы нести дальше. Все это Шейми обдумывал, возвращаясь к Уилле из разгромленного лагеря. Помимо нее, он возьмет только самое необходимое, и больше ничего.

– Пластинки я не брошу, – заявила она. – Иначе мы ничем не докажем, что были на вершине.

– К чертям эту вершину!

– Шейми, мы потратили столько усилий.

– У тебя кости торчат из-под кожи, а ты беспокоишься о каких-то идиотских фотографиях? – сердито прервал ее Шейми. – Ты понимаешь, что можешь умереть, если вовремя не попадешь к врачу?

– Возьмем одну пластинку. Ну пожалуйста. Всего одну. Я оставлю здесь свои сапоги. И пояс. Это уменьшит вес.

Они ожесточенно спорили, пока не пришли к окончательному решению: взять с собой одну фотопластинку, записную книжку Уиллы, фляжку воды, компас, деньги и винтовку. Остальные пластинки сложили в рюкзак Уиллы, книги – в рюкзак Шейми. Все это вместе с ценными инструментами собрали в палатку, а палатку поставили под каменным выступом в надежде вернуться потом и забрать.

Шейми наполнил фляжку талой водой. Остатки вяленого мяса и сыра он рассовал по карманам куртки, после чего внес в палатку рюкзаки и прочее снаряжение. Из страховочной веревки Шейми соорудил что-то вроде перевязи. Так ему будет легче поднимать Уиллу себе на спину. Его спутница заметно ослабела. Без веревки ей будет просто не удержаться на его спине. Теперь нужно было что-то решать с ее ногой. Этого момента Шейми боялся больше всего.

– Твою ногу нельзя оставлять в болтающемся состоянии, – сказал он. – Она будет свисать и вздрагивать при каждом моем шаге. А когда окажемся в лесу, еще и цепляться за кустарники.

– Разогни ее и наложи шину, – не колеблясь, предложила Уилла.

– Будет больно.

– Мне не из чего выбирать.

Шейми отрезал кусочек веревки, в который Уилла впилась зубами, чтобы не кричать. Потом зафиксировал ей колено и потянул за поврежденную ногу. Нога выпрямилась, однако не до конца. Сломанные кости по-прежнему торчали наружу. Не зная, что еще применить, Шейми оторвал переплет одной из книг и наложил как шину.

– Готова? – спросил он.

– А ты? – спросила Уилла, очухиваясь после приступа боли.

Шейми кивнул, подтянул ее себе на спину, и они двинулись в путь. Поначалу он выбрал южное направление, где спуск был легче, а затем, когда они достигли менее пересеченной местности, свернул на северо-восток. Шейми рассчитывал добраться до Цаво, станции на Угандийской линии, и там сесть в поезд до Момбасы.

От их лагеря до Цаво было около восьмидесяти миль. Шейми знал: по равнинной местности он легко сможет проходить по двадцать миль в день. Вот только местность оказалась не такой уж равнинной, и идти по ней даже одному было непросто. А с Уиллой на спине – тем более.

Если повезет, им на пути попадется деревня, где можно нанять носильщиков. При совсем удачном стечении обстоятельств, они набредут на плантацию, где есть волы и повозки. Но удача от них отвернулась. Ни деревень, ни людей. Два дня подряд шел проливной дождь, промочивший их до нитки. Еда закончилась. На третий день им встретился ручей. Шейми наполнил флягу. Нынче воды оставалось на донышке, а Уилла, пребывая в полубредовом состоянии, нуждалась в обильном питье.