Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

Он поглубже вдохнул, погрузил вилку и нож в остывшую говядину и сделал вид, что наслаждается вкусным блюдом. Его нервы гудели от напряжения, но он был не вправе показать это гостям. Оставалось надеяться, что двадцатифунтовая бумажка сделает самого Дональдсона порасторопнее. Если тот найдет причину для ареста Мэлоуна и если к моменту, когда газеты затрубят об ограблении, Мэлоун уже будет в тюрьме, Фредди выйдет из всей истории победителем.

А если нет? – мысленно спросил он себя. В таком случае, старый крот, ты сегодня упрочил победу на выборах… Дикки Ламберту. 

– Доктор Джонс, вы еще здесь? – спросила Бриджет Мэллой, сестра-распорядительница Королевской бесплатной больницы. – Я думала, вы закончили обход.

– Закончила, но хочу задержаться. Надо понаблюдать за одной малышкой. Поступила час назад. Зовут Мэри Эллертон. Сказали, требуется неотложная помощь. Ребенок едва дышал. Сейчас положение стабилизировалось, но мне все равно тревожно, – ответила Индия, перелистывая записи на планшете, с которым делала обход.

– Туберкулез?

– Думаю, да.

– А девочку хоть как-то лечили? Это же явно не вчера началось. Ее родители что-то делали?

– В общем-то, да. Они ее накормили жареной мышью.

– Даже не верится, что эта шутка еще жива, – засмеялась сестра Мэллой. – Я слышала ее в детстве. Она уже тогда считалась старой.

– Я бы тоже сочла это шуткой, – серьезно ответила Индия, – если бы собственными глазами не увидела, чем иногда кормят детей, чтобы те поправились. Еще в годы учебы. Я видела девочку, которую кормили живыми личинками, чтобы вылечить от туберкулеза. Другую родители заставляли семь раз обойти вокруг осла, считая, что это уймет ее надсадный кашель.

– Что ж, маленькая Мэри Эллертон хотя бы получила кусочек мяса, – заметила сестра Мэллой.

– О чем думала ее мать? Жарить грызуна…

– Доктор Джонс, у вас есть дети?

– Нет.

Индии вечно задавали этот вопрос, который приводил ее в бешенство.

– Понятно, – произнесла сестра Мэллой, как будто это все объясняло.

Самой Индии это ничего не объясняло.

– Что вы хотели сказать своим «понятно»? – не выдержала она.

– Миссис Эллертон очень бедна. Так? У бедняков нет денег, зато есть мыши.

– Сестра Мэллой, я могу лишь горько сожалеть о таком дремучем невежестве. Вы ведь не оправдываете его?

Голубые глаза сестры Мэллой внимательно смотрели на Индию. Судя по их выражению, она тоже горько сожалела о дремучем невежестве, но это не касалось миссис Эллертон.

– Доктор Джонс, а вы представьте мать, которая очень любит свою дочь, видит, как та страдает, но ничем не может ей помочь. Поджарить мышь – это уже что-то. Согласна, не самое лучшее средство, но хоть какое-то. Для нас с вами это бабкины предрассудки, а для бедной, страдающей матери, чей ребенок тает на глазах… пусть слабая, но надежда.

Индия собралась прочесть ей лекцию о болезнях, разносимых мышами, но в этот момент по коридору промчалась младшая медсестра.

– Доктор Джонс! – закричала она. – Мэм, вас срочно зовут в отделение неотложной помощи.

– Прекратите вопить, Эванс, – шикнула на девицу сестра Мэллой.

– Да, мэм. Извините, мэм.

– Мэри Эллертон стало хуже? – спросила Индия, выскакивая в коридор.

– Нет. Там новый пациент. Только привезли. Весь горит в лихорадке.

– А где дежурный хирург? – спросила сестра Мэллой.

– Так на Хай-стрит уличное происшествие. Два экипажа и омнибус столкнулись. Доктор Меррил занят по горло. Он просил меня привести любого, кого сумею найти.

Крики, доносящиеся из отделения неотложной помощи, Индия услышала еще на подходе. Толкнув двери, открывающиеся в обе стороны, она попала в громадное помещение с белеными стенами. Оно находилось на достаточном расстоянии от остальных отделений и палат больницы. Индия увидела троих санитарок и студента-медика. Все они пытались удержать мужчину с покалеченными ногами. Рядом еще двое санитарок разрезали одежду на неподвижно лежащей женщине.

Мимо Индии промчался доктор Меррил с громко плачущим ребенком на руках.

– Койка номер один, возле раковины, – крикнул он. – Высокая температура, бред. Возможно, общее заражение… Эванс! Хлороформ мне! Живо!

Индия бросилась в дальний конец отделения, едва не поскользнувшись в луже крови. Вскоре она увидела койку номер один и распластанного на ней мужчину. По крайней мере, она так решила, глядя на торчащие ботинки и макушку головы, поскольку все остальное было закрыто куртками. Рядом стояли еще двое мужчин в рубашках.

– Что здесь происходит? – спросила Индия, откидывая куртки. – Зачем вы его так плотно закрыли? Ему же тяжело дышать!

– Закрыли, потому что зубами стучал от озноба, – ответил один мужчина, судя по свернутому носу, любитель подраться. – Где вас носило, миссус? И где этот чертов доктор?

– Я и есть этот чертов доктор, – ответила Индия. – Как зовут больного?

Но, посмотрев на лицо, она сама получила ответ. Сид Мэлоун.

– Никогда не слыхал про женщин-врачей, – недоверчиво пробормотал все тот же мужчина.

– Остынь, Томми. Она и впрямь доктор. Та девица, что мы у Ко видели. Помнишь? – сказал второй.

Он был моложе и худощавее первого.

Индия не слышала их разговора. Ей важнее всего было проверить, в каком состоянии жизненно важные органы пациента. Его пульс был пугающе слабым, дыхание – поверхностным, а зрачки – сжатыми. Пышущая жаром кожа свидетельствовала о крайне высокой температуре. Но, когда Индия попыталась засунуть в рот Мэлоуна термометр, ее пациент стал бешено сопротивляться. Она испугалась, что он сейчас прокусит стекло.

– Сколько он находится в таком состоянии? – спросила она, делая еще одну попытку измерить температуру. – Мистер Мэлоун, не упрямьтесь. Будьте хорошим мальчиком.

– С утра, – ответил худощавый.

Индия все-таки сумела поставить термометр и извлечь обратно.

– Так-так. Целых сто шесть градусов[10]. Рвота была? Голова у него болит? Сыпь? Может, он подхватил инфекцию от корабельных матросов?

– У него рана, – помявшись, ответил худощавый.

– Рана? Где? – Индия осмотрела руки Сида, полагая, что не заметила следов.

– Не на руках. На боку. На правом.

Индия расстегнула куртку Сида. По рубашке, словно сгнившие цветы, тянулись желтые и коричневые пятна. В нос ударил отвратительный запах. Она расстегнула рубашку, развязала неумело наложенную повязку и чуть не вскрикнула. Рваная, зияющая рана тянулась от подмышки до бедра. Края раны почернели и загноились. Сквозь поврежденные ткани белели ребра. Индия поняла: дорога каждая секунда. Она огляделась. Отделение неотложной помощи превратилось в настоящий сумасшедший дом. Весь персонал был вплотную занят пострадавшими в дорожном столкновении.

– Как вас зовут? – спросила она худощавого, и тот опять замялся. – Имя свое можете назвать?

– Фрэнки. Фрэнки Беттс.

– Мистер Беттс, снимите с него одежду.

– Что, всю?

– Да! И побыстрее! Начинайте! А вы… – она подозвала Томми, – пойдете со мной.

Индия подбежала к раковине, заткнула слив и пустила холодную воду. Потом взяла с полки полдюжины простыней и бросила в раковину.

– Намочите, хорошенько отожмите, потом приложите к телу мистера Мэлоуна.

– Но как…

– Делайте, что я вам сказала.

Индия поспешила к шкафчику с лекарствами и, открыв стеклянные дверцы, схватила оттуда пузырьки с хинином, хлороформом и карболовой кислотой. Оттуда она заскочила в кладовую, где взяла таз, иглы, хирургическую нить, ножницы, термокаутер и шприц. Все это она сложила на поднос. На обратном пути Индия взяла еще один таз, памятуя, что не все спокойно переносят запах паленого мяса.

Вернувшись к койке номер один, она услышала разговор спутников Мэлоуна. Томми говорил Фрэнки, что Сиду нужна отдельная палата. Держать его в общей – чистое безумие. Он сейчас бредит и может наговорить такого… А рядом – столько посторонних и, возможно, опасных ушей. Вдруг кто услышит? Вдруг Билли Мэдден узнал, что Сид в больнице? Этот вонючий проныра сразу начнет ошиваться возле их логова и вынюхивать.

– Докторша сказала, что пока он останется здесь. Значит, так тому и быть. А в его состоянии ты виноват, Томми. Я еще два дня назад говорил, что его надо везти к врачам.

– Ошибаешься, Фрэнки! Я тут ни при чем. Он сам говорил, что ни в какую долбаную больницу не поедет.

– Посторонитесь! – крикнула Индия.

Фрэнки отошел. Индия шумно опустила поднос на столик рядом с койкой Сида. Спутникам Мэлоуна удалось его раздеть, и теперь они заворачивали его во влажные простыни.

– Не забудьте и голову обернуть, – распорядилась Индия.

Она быстро вымыла руки и наполнила один таз горячей водой. Вернувшись, она ногой пододвинула табурет. Сид к этому времени был полностью завернут в холодные влажные простыни. Его била дрожь.

– Как это произошло? – спросила Индия.

Приподняв Сиду голову, она сумела протолкнуть ему в рот дозу хинина, чтобы унять жар. Томми и Фрэнки слышали вопрос, но молчали.

– Я врач, а не полицейский. Меня не касается, чем занимался мистер Мэлоун в момент ранения. Но я должна знать, каким образом и когда это случилось.

– Миссус, а вы можете ему помочь?

– Именно этим я сейчас и занимаюсь.

– Он упал в реку и ударился о сваю. Она-то и распорола ему бок.

Индия покачала головой. Только бы не в Темзу. Во всем Лондоне не сыщешь места грязнее.

– Сколько времени он пробыл в воде?

– Около двух часов.

– Когда?

– В субботу, поздним вечером.

Сегодня вторник. Значит, инфекция уже три дня пирует на теле Мэлоуна.

– А почему вы его раньше не привезли?

– Вы можете его вылечить? – вместо ответа спросил Фрэнки.

– Попытаюсь. Состояние у него очень тяжелое. Рана имеет гангренозный характер.

– Он должен получить самый лучший уход. Мы заплатим. Пусть его перенесут в отдельную палату. Незачем ему лежать на этой паршивой койке, среди шума и воплей, – заявил Томми.

– Сейчас мне удобнее работать здесь. Перемещением займемся позже.

– Но ему обязательно нужна отдельная палата. И чтобы тихо было.

– Будете мне мешать, сделаете ему только хуже. – Индия смочила хлороформом марлевый тампон.

– Не суйся не в свое дело, Томми. Она знает лучше нас, – сказал Фрэнки.

Индия поднесла марлю ко рту и носу Сида. Выбранная ею концентрация притупляла боль, но не погружала в сон. Сид был слишком слаб. Он попытался отвернуть голову, но Индия крепко прижимала тампон. Через несколько секунд она убрала марлю и повернулась к Беттсу:

– Вы будете держать его за правую руку так, чтобы она была у него над головой. Другую руку положите ему на левое плечо. А вы, – обратилась она к Томми, – держите его за лодыжки.

– Что? Это еще зачем? Что вы собрались делать? – занервничал Томми.

– Удалять омертвевшие ткани. Советую вам не смотреть.

Индия взяла новый кусок марли, свернула и затолкала Сиду в рот. Потом села и стала обрабатывать его рану карболкой. Сид сжался, затем попытался вырваться из рук своих парней.

– Слушайте, миссус, не могу я его держать, – признался Томми.

– Можете. И держать надо крепко.

Томми не внял совету Индии, и буквально через несколько секунд его начало выворачивать.

– В таз, – бросила ему Индия, даже не взглянув.

Томми перестал для нее существовать, равно как и остальные, включая ее саму. Остался только ее противник – инфекция. Чудовищная инфекция. Промывкой и очисткой раны гангрену не остановишь. Внешний слой мышц начал чернеть. Его придется срезать. Индия трудилась больше часа, осторожно продвигаясь по всей длине раны. Ее проворные пальцы умело отсекали омертвевшие куски, стараясь не оставлять даже пятнышка гнили и ставя заслон на пути гангрены. Она чувствовала, как с каждым вдохом и выдохом расширяются и сжимаются ребра Сида. Индия внимательно вслушивалась, нет ли хрипов и бульканья. Каждые нескольку минут она дотрагивалась до запястья Сида, проверяя пульс и оставляя кровавые отпечатки на его бледной коже. Кровь Сида затекала ей под ногти, струилась по костяшкам пальцев и тыльным сторонам ладоней, попадая в рукава.

Она едва замечала, что спутники Сида частенько сдвигались, когда то одного, то другого выворачивало в таз. Когда она поднесла острие термокаутера к окончанию вены, Фрэнки пробормотал, что она не женщина и никак не может быть таковой. Единственным, кто не издавал никаких звуков, был Сид. Он вгрызался в марлевый валик, вздрагивал и напрягался, но ни разу не вскрикнул. Ни разу. Индия знала, какую неимоверную боль он должен сейчас испытывать, и удивлялась его стойкости.