В голосе Фрэнки звучал упрек. Сид не стал отвечать. Не был он настроен на споры. Он и так не спал несколько ночей подряд, и у него жутко болела голова. Мэддену известно, что Дональдсон охотится за ним. Это угнетало Сида сильнее головной боли. Поди Билли руки потирает, надеясь на успех инспектора полиции. Если Фирма окажется за решеткой, Мэдден подомнет под себя Восточный Лондон.

– Мэдден так и ждет, чтоб тебя сковырнуть. Сам знаешь. Ты уже говорил с Джо Гризом? – спросил Фрэнки.

– Нет. А что у Джо?

– Да вот, хмырь один заявился к нему неделю назад. Сказал, надо переправить краденую картину. Гриз его впервые видел. Понятное дело, стал расспрашивать: «Откуда ты? Кого знаешь? С кем работаешь?» Тот начал что-то мямлить. Гриз его вытолкал. Не нравится мне это, хозяин. Нутром чую: Мэдден за всем этим стоит. Ищет, как бы извалять Гриза в дерьме и подставить полицейским, чтобы сгрибчили. Мэдден давно хочет отнять у Гриза переправку краденого.

– Могли и сами полицейские подослать.

– У них изобретательности не хватит, – покачал головой Фрэнки.

– Раньше не хватало. Времена меняются. Дональдсону напрямую нас не сцапать. Вот он и ищет обходные пути. Если он прижмет Гриза с краденой картиной, дальше понятно. Надавит на Джо посильнее. Пообещает ему веселую жизнь в камере, если не покажет на нас.

– Как-то не подумал, – удивленно выпучил глаза Фрэнки.

– В этом твоя беда, Фрэнки. Ты не любишь думать.

Сид отошел. Ни с того ни с сего наорал на официанта. Плевать ему сейчас на то, как он говорит. Он устал от Фрэнки. От Мэддена. От всех. Сида не оставляло беспокойство. Ему хотелось убраться отсюда, из всей этой пропахшей дымом темноты. Желание уйти становилось все настойчивее. Если бы не торжество в честь Джеммы, он бы ушел.

Мимо прошли Ронни с Томом, поглощенные разговором.

– Парни, Джем не видели?

– Хозяин, что с твоей головой?

– С чем?

– С головой. Ты ее так скребешь, будто кожу содрать хочешь.

Сид сообразил, что безостановочно чешет себе виски.

– Да так, голова немного болит. Где Джемма?

– По-моему, она еще не появлялась.

Сегодня был великий день в жизни Джеммы Дин. Точнее, вечер. Она с успехом солировала в новом музыкальном спектакле театра «Гейети» и имела сногсшибательный успех. Выполняя обещание, Сид устроил пышное торжество в ее честь. Он закрыл на этот вечер «Альгамбру», принадлежащее ему питейное заведение на Коммершел-роуд, и пригласил туда весь театральный мир Восточного Лондона и изрядную часть преступного мира. Всем обещалось обилие выпивки и еды.

Сид заказал себе неразбавленный виски, выпил залпом. Потом, прислонившись к стойке, стал разглядывать собравшихся. В углу, окруженный полудюжиной прикормленных полицейских, сидел Джо Гриззард, самый известный в Лондоне скупщик краденого. Джо нарезал стейк, сверкая бриллиантами своих перстней. В другом конце зала уплетала ножку жареной утки Берта Вайнер из Шедуэлла. Сюда она явилась вместе со своими взломщиками. За пианино, аккомпанируя себе, пела Веста Тилли, исполнительница главной роли. У стойки выпивали Макс Мозес и Джо Вайнстайн, главари жестокой уайтчепельской уличной банды «Бессарабы». Компанию им составили два известных букмекера. В другом конце расселись трое молодцов из соперничающей банды «Одесситы». Эти поспорили, кто дольше продержит палец в пламени свечи. Одноглазый Чарли Уокер и его шайка карманников «Нищие слепцы» сумели незаметно стянуть у официанта несколько тарелок с икрой. По залу с важным видом прохаживались Тедди Ко и двое других опиумных королей Лаймхауса. Все трое одеты с иголочки: в новых костюмах и ботинках. Стайка хористочек пожирала их глазами.

Сид закрыл глаза, снова принявшись массировать саднящие виски. На время он исчез из этого зала, забыв про Мэддена, Гриза и всех прочих лондонских воров и головорезов. Он перенесся на берег моря, с Индией. Из вечера в утро. Он поспешно вытолкнул картину из головы. Об Индии он думал постоянно, начиная с вечера их прогулки по трущобам Уайтчепела. Ему этого не хотелось. Индия задела его, заставила почувствовать себя глупцом. Что еще хуже, она заставила Сида влюбиться в нее. Он мог простить женщине многое, но только не это.

Послышались крики и аплодисменты. Сид открыл глаза. В зале появилась Джемма. Она потрясающе выглядела в атласном платье бирюзового цвета, сшитом так, что каждая складка и изгиб подчеркивали ее великолепную фигуру. На шее сверкало подаренное им бриллиантовое ожерелье, в ушах – его серьги. Руки украшали несколько браслетов и кольцо с крупным камнем. Все головы повернулись в ее сторону. Глаза Мэддена так и заелозили по ее телу.

Джемма была сногсшибательно великолепной. Казалось, это должно вызывать у Сида гордость. Ревнивая. Сладострастная. Нечто. Но он не чувствовал гордости. Он вообще ничего не чувствовал. Приличия требовали подойти к Джемме, что он и сделал.

– В «Гейети» восходит новая яркая звезда, – сказал он, подходя к Джемме сзади.

Джемма обернулась.

– Ну и ну, мистер Мэлоун. Ради меня вы даже приоделись! – воскликнула она, смерив его взглядом.

Сид улыбнулся. Сегодня он изменил своим всегдашним грубым брюкам и рубашкам, надев костюм.

– Джем, ты была бесподобна. Все об этом только и говорят. – Он поцеловал ее в щеку.

– Кто говорит? Кого ты пригласил? – спросила она.

Бойкие глаза Джеммы мигом забегали по залу. Сид знал: она оценивает гостей и прикидывает, кто и что мог бы сделать для нее. Она стремилась к выгоде, как и все, кто здесь собрался. Это было свойственно им, ей, Сиду. Это было свойственно Восточному Лондону.

Ему вновь отчаянно захотелось уйти отсюда. Из «Альгамбры», с этого торжества. Убраться из опостылевшего Восточного Лондона.

– Джем, пойдем прогуляемся, – сказал он, беря ее за руку.

Ему хотелось пройтись с ней, поговорить. Ему требовалось, чтобы Джемма удержала его здесь. В этом месте. В этой жизни.

– Прогуляться? Сейчас? Ты, никак, спятил? Я только что пришла.

Возможно, подумал Сид. Возможно, я действительно спятил.

– Я знаю, чего тебе не терпится, но этого ты не получишь, – с лукавой улыбкой добавила она. – Ты мне платье порвешь. У нас еще будет время. Сид, дорогуша, кто назвал меня великой актрисой?

Сид натужно улыбнулся:

– Билли Мэдден. Иди поздоровайся с ним. Он хочет тебя поздравить.

– Ты не возражаешь?

– Ни капли. Иди, котенок. Это твой вечер. Развлекайся.

Иди, Джем. Иди к нему, думал Сид, глядя ей вслед. Он будет обходиться с тобой лучше, чем я. Он даст тебе все, чего ни пожелаешь. Все, что тебе нужно.

Сид заказал новую порцию виски. К нему подошли Фрэнки, Ронни и Том. По их виду он понял: что-то случилось.

– В чем дело? – напряженно спросил Сид.

– Беда в «Тадже», – ответил Ронни.

– Какая?

– Одна цыпочка попыталась покончить с собой. Шума было предостаточно. Сюзи орет, словно ошпаренная кошка.

Сид велел Тому передать Джемме, что его вызвали по делу, и остаться присматривать за ней. Взяв Фрэнки и Ронни, он поехал в «Тадж».

– Ад кромешный, Сид! Что творится? – завопила Сюзи, когда они приехали. – Что я буду делать с телом? Как избавляться? А если копы пронюхают?

– Сюзи, успокойся и расскажи, что тут произошло.

Оказалось, одна из девиц Сюзи взбеленилась, когда ее лучший клиент предпочел ей другую девчонку, помоложе.

– Они сцепились. А этого я никогда не допущу. Мужчины сюда приходят не скандалы слушать. Этого им и дома хватает.

– Что с зачинщицей скандала?

– Уволила ее за драку, не по головке же гладить. Так эта глупая сука пошла и выпила бутылку мышьяка, что у меня был припасен от мышей. Вконец рехнулась!

– Я так понимаю, она мертва…

– Если нет, то скоро будет.

– Где она сейчас?

– Наверху. В восьмой комнате.

Они поднялись на второй этаж, оказавшись в просторной открытой гостиной, где девицы поджидали клиентов.

– Видишь этот разгром? – угрюмым тоном спросила Сюзи. – Уделала всю гостиную. Зеркало расколошматила. И мою любимую вазу. Вычту у нее из жалованья. У живой или мертвой.

Она толкнула дверь восьмой комнаты. Там на узкой кровати лежала женщина, держась за живот. Ее губы покрывала белесая пена. На глазах вошедших она свесилась вниз, и ее вывернуло на пол.

– Чертовщина! – завопил Фрэнки, поспешив убраться из комнаты.

– Что, Молли, жива еще? – спросила Сюзи.

Женщина застонала.

– Что делать будем? – спросил Ронни.

– Против природы не попрешь, – ответила Сюзи. – Выживет так выживет. А нет – тело в реку и концы в воду. Не хочу полицейских приплетать. Недавно и так задали мне жару. Знаешь, что этот яйцетряс Дональдсон побывал здесь вчера? Хорошо еще, один из его парней постоянно ходит к нам. Предупредил заранее. Я всех посетителей выпроводила через заднюю дверь. Девкам велела вниз спуститься. И как раз этот красавец заявляется. Потом я двоих ребят покрепче у дверей поставила, чтоб чужаков не пускали. Только своих. А то полицейские могут косить под посетителей. Сплошные расходы.

– Эйприл, Эйприл! – всхлипнула Молли.

– О чем она говорит? – спросил Сид.

– Так зовут ее дочку, – послышалось сзади.

Сид поднял голову. У двери стояли несколько девиц. Говорившая посмотрела на него темными мертвыми глазами. Вторая, голая по пояс, привалилась к дверному косяку. Характерная бледность на лице выдавала в ней курильщицу опиума.

– Для Эйприл возьмите… – произнесла Молли, глядя обезумевшими от страха глазами.

Сид увидел банкноту в один фунт, зажатую в ее кулаке.

– Деньги мне не лишние, – заявила Сюзи, потянувшись к банкноте. – По твоей милости мне теперь в гостиной ремонт надо делать.

– Руку убери, – бросил ей Сид.

Он смотрел на лицо умирающей проститутки, покрытое шрамами и царапинами. Часть из них были давними, часть – совсем свежими. Отощавшие руки и ноги, такое же тело, прикрытое поношенным платьишком. Глаза женщины были полны мучительного страха. Не за себя. За маленькую дочь. Она держалась из последних сил, сражалась с отравой и болью, пытаясь найти кого-то, кто позаботится о ее ребенке.

Сид смотрел на нее, а видел другую женщину, умершую давно. Не в комнате. На улице. Свою мать. Ее побелевшее лицо, окровавленную блузку. Мать лучше, чем он, поняла бы ужас женщины, оставляющей ребенка на произвол судьбы в таком месте, как Уайтчепел. Сид вспомнил, как держал на руках безжизненное тело матери, не позволяя полицейским ее увезти. На него снова нахлынуло тогдашнее отчаяние, гнев и чувство вины.

– Уэнтворт-стрит, восемнадцать… миссис Эдвардс… она там… пожалуйста… О боже!

Молли снова схватилась за живот, свернувшись в клубок и воя от боли.

– Слушай. Слушай внимательно, – обратился к ней Сид, садясь на корточки. – Твой ребенок не пропадет. Я сам о ней позабочусь. Обещаю.

Молли закрыла глаза. По щекам покатились слезы. Испустив душераздирающий крик, она забилась в судорогах.

– Помогите ей! – крикнул Сид. – Позовите врача. Ронни, поезжай за доктором Джонс. Отправляйся!

Кто-то из девиц вздыхал, иные заплакали.

– Сюзи! Фрэнки! Поднимите ее! – крикнул Сид.

Изможденное тело Молли содрогнулось еще раз и затихло.

– Умерла, – прошептал Сид.

– Хозяин, нам хлопот меньше, – сказал Фрэнки. – Мертвое тело, и только.

– Заткнись, Фрэнки! – оборвал его Сид.

Он снова дотронулся до головы. Боль внутри сделалась такой сильной, что мешала смотреть. Он огляделся по сторонам. Комнатка с грязными цветастыми обоями. Такая же грязная кровать. И мертвая женщина на кровати. Лужа блевотины на полу и человеческие отбросы, толпящиеся у двери. Ему стало тошно до глубины души.

– Вынесите ее отсюда и похороните, – распорядился Сид.

– Нельзя ее хоронить. Нас закидают вопросами, – возразил Фрэнки. – Бросим тело в реку, как сказала Сюзи.

Сид подумал о дочери Молли, не успевшей запомнить материнское лицо. Могила – хоть какая-то память о матери. Место, куда можно приходить год за годом. Место для скорби.

– Отвезите ее к церкви Христа. Там при кладбище есть могильщик. Поезжайте сейчас.

– Он проболтается.

– Так заплати ему за молчание! – сердито крикнул Сид.

– Сид, это всего-навсего грязная шлюха! – крикнул в ответ Фрэнки. – Что из-за нее рисковать? Дональдсон и так сидит у нас на хвосте.

Их перепалка привлекла внимание. По всему длинному коридору открывались двери, и оттуда выглядывали растрепанные девицы и полуголые мужчины.