Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

– Помогите! Помогите! Хоть кто-нибудь!

Фиона прислушалась, ожидая услышать шаги и голоса. Но наверху все так же пиликал аккордеон, посетители громко хохотали и танцевали, отчаянно скрипя половицами. Никто сюда не спустится, никто ей не поможет.

– Я с тобой играть не собираюсь, – угрожающе глядя на нее, заявил верзила. – Вниз спускайся!

Фиона продолжала кричать, выплескивая страх, стыд, раскаяние и злость… И вдруг случилось чудо: дверь наверху открылась.

– Помогите! Умоляю! – с новой силой закричала Фиона.

Послышались тяжелые шаги, потом мужской голос – явный кокни – проревел:

– Что здесь за чертовщина?

В круге тусклого света появился молодой парень. Тощий, гибкий. Фиона мигом его испугалась. Она попыталась проскочить мимо него к лестнице, но парень схватил ее за руку.

– М’нутку, миссус. Что случилось?

– Пожалуйста, пропустите меня, – всхлипнула Фиона, испытывая страх и стыд.

– Все в свое время. Я спросил, что за шум тут у вас.

– Он… он схватил меня на улице. Ограбил, затем принудил…

– Это ты, Фрэнки? – перебил ее мужчина. – Мы тут позабавиться собрались, только и всего.

Фрэнки хмуро покосился на верзилу.

– Олли, растлитель малолетних. Что, недавно из тюряги? – Фрэнки опять посмотрел на Фиону, заметил порванную одежду и царапины на лице. – Что ты устроил, Оллс? Малолеток не нашлось, кому сунуть?

Мужчина нервно рассмеялся:

– Фрэнки, вставь ей первым. Давай. Я после тебя.

– Заткнись, гнида!

– Выслушайте меня, – обратилась к Фрэнки Фиона. – Я шла сюда повидать Сида. Сида Мэлоуна. Я его друг. Мне нужно с ним увидеться. Можете провести меня к нему?

Лицо Фрэнки помрачнело.

– Докторше той вы подружка. Верно?

Его вопрос был больше похож на упрек.

– Докторше… – повторила Фиона, не поняв вопроса.

– Так я и думал, – сердито произнес Фрэнки. – Пронырливым сукам неймется. Пользы от вас никакой. Сплошные беды. Но вам-то плевать. Вам это заместо игры. Тянет в трущобы, как мух на гнильцу. Пообщаться с отбросами общества. Будет о чем потом языками почесать за чаем. Захотелось острых ощущений? Сейчас получите.

Фрэнки отпустил ее руку и поднял с полу бочарный обруч с заклепками.

– Прошу вас, пощадите, – взмолилась Фиона, поднимая руки.

Но Фрэнки смотрел не на нее. Он замахнулся обручем на мужчину. Послышался ужасающий хруст, и у того изо рта хлынула кровь вперемешку со слюной и зубами.

Фиона закричала. Она зажмурилась и плотно заткнула уши, но полностью отгородиться от криков не могла. А того, которого звали Олли, кричал, не умолкая. Фионе показалось, что этот кошмар продлится вечно. Затем крики сменились стонами, а потом стало тихо. Фиона опустила руки, открыла глаза. На полу валялся бездыханный Олли.

– Нет! – застонала Фиона. – Боже, нет!

Над Олли стоял Фрэнки и тяжело дышал. Он бросил обруч, повернулся к ней и улыбнулся. Фиона попятилась к стене. Ноги не держали ее. Она сползла на корточки. Фрэдди подошел к ней и тоже опустился на корточки. Их лица разделяло не более трех дюймов.

– Ну что, нравится? – спросил он. – По-прежнему хотите влезть в наш мир?

– Пожалуйста, выпустите меня отсюда. – Фиона была близка к истерике. – Пожалуйста.

– Все вы своими… благодеяниями замутили ему голову, – сказал Фрэнки. – Он повернулся спиной к друзьям, забросил дела. Из-за таких, как вы. Его место здесь. С нами, а не с вами. Теперь слушайте меня внимательно и зарубите себе на носу: оставьте Сида Мэлоуна в покое. – Он сжал Фионе подбородок. – Вы меня слышите?

– Да! – крикнула она.

– Убирайтесь отсюда. Провожатых не будет, – бросил Фрэнки и ушел.

Фиона думала, что задохнется от зловония смерти. Ее голова раскачивалась, как на волнах. Зрение утратило резкость. «Не вздумай падать в обморок, – предупредил внутренний голос. – Иначе отсюда не выберешься. Вставай. Ради Кейти, ради малыша, вставай!»

Она заставила себя встать. Подниматься наверх она не решалась, боясь снова встретиться с Фрэнки, и двинулась к узкой двери, обогнув безжизненное тело и разлившуюся лужу крови. Выбравшись наружу, Фиона протопала по прибрежной грязи, поднялась по ступеням, опоясывавшим «Баркентину», и вновь оказалась на мостовой за пабом.

Жива, подумала она. Слава богу, я жива!

Эта внезапная, отрезвляющая мысль привела ее в движение. Спотыкаясь, Фиона побрела вперед, а через несколько шагов побежала, придерживая руками живот. Она решила, что будет бежать, пока хватит сил и позволит ее состояние. Она убегала от «Баркентины» и трупа в подвале. От страшного человека Фрэнки. От своего брата. Фиона бежала по Нэрроу-стрит навстречу темной лондонской ночи. 

Индия сидела на перевернутом ящике из-под чая во дворе дома семьи Московиц. Ее щеки горели. Рукава блузки были закатаны. Вопящего мальчишку она держала таким захватом, который у борцов называется полунельсоном.

– Мартин! Хватит ужом извиваться! – не выдержала мать мальчишки.

– Мартин, потерпи еще немного. Я скоро закончу. Если не будешь мне мешать, получишь леденец, – пообещала Индия.

Она просунула пинцет в правое ухо мальчишки, приказав своей руке замереть. Темная масса, которую требовалось извлечь, находилась довольно глубоко в слуховом проходе. Индия боялась задеть барабанную перепонку.

Мимо с кудахтаньем пронеслись две курицы. Из окна высунулась миссис Московиц и зычно попросила принести картошки. В переулке, примыкавшем к дальнему концу двора, лаяла собака. Где-то хрипло мяукал кот. Затем послышался грохот опрокинутого мусорного бака. Индия набрала побольше воздуха, отодвинула все звуки и полностью сосредоточилась на нежном мальчишечьем ухе.

– Мартин, ты любишь шоколадные лепешечки? – спросила она, слегка поворачивая его голову к свету. – Или тебе больше нравится ассорти? У меня есть лимонные леденцы. И мятные конфеты тоже.

Услышав про мятные конфеты, Мартин перестал извиваться. Индия тут же воспользовалась предоставленным ей шансом. Еще через пару секунд мальчишка снова хныкал, но уже на руках матери, а Индия разглядывала то, что извлекла из его уха.

– Запоночный абсцесс, – сказала она. – Отсюда и боли у вашего сына, миссис Мичер. Я сейчас промою ухо карболкой, а вы в течение недели будете промывать обычной соленой водой. Вскоре Мартин забудет, что у него болело ухо.

Мартин зашмыгал носом.

– Мятные конфеты, – напомнил он, с упреком глядя на Индию. – Я люблю мятные конфеты.

– Ты у нас парень смелый и получишь заслуженную награду. – Она достала из кармана толстую зеленую конфету.

– Спасибо вам, мисс, – сказала мать Мартина. – Малец-то от боли совсем извелся… У нас на этой неделе не густо, – смущенно добавила она. – Мой-то муж каждое утро наниматься ходил. А его не брали. Я вам вот это принесла.

Она подала Индии пакет. Развернув серую оберточную бумагу, Индия увидела кружевную салфеточку.

– Как чудесно у вас получилось, миссис Мичер! – похвалила женщину Индия. – Нам ваш подарок очень пригодится. Спасибо вам большое.

Миссис Мичер улыбалась.

Индия встала. Мимо к сараю торопливыми шагами шла Элла, неся таз с теплой мыльной водой.

– Это для твоей следующей пациентки. Шестилетняя девчонка. По-моему, экзема. Там столько грязи, что не сразу и поймешь.

– А сыпь… – начала Индия и вдруг ощутила толчок в спину.

Она обернулась и увидела Пози. Та брела, не разбирая дороги. Все внимание малышки было поглощено банкой с остатками меда на стенках. Пози самозабвенно отскребала банку, облизывая пальчики.

– Пози, вынь глаза из банки! Смотри, куда идешь! – отчитала младшую сестру Элла.

Пози что-то промычала, так и не выйдя из медового транса.

– Так вот, сыпь… – снова заговорила Индия.

– Мама, я вернусь домой к девяти. Может, к десяти. Ждать меня не надо! – послышался голос Янки.

Толкнув кухонную дверь, он вышел во двор: умытый, причесанный, опрятно одетый. Янки с аппетитом ел яблоко. Подойдя к Элле, он протянул сестре запонки.

– И куда это ты, господин ученик ешивы, собрался улизнуть? – спросила Элла.

– Что значит «улизнуть»? Я иду к рабби Абрамовичу на углубленные занятия.

– Чем ты там собрался заниматься? – поинтересовалась Элла, застегивая брату запонки на манжетах.

– Торой. Чем же еще? – удивился он.

– А я думала, там есть не менее увлекательный предмет по имени Мими Абрамович.

Янки молча бросил огрызок в таз, расплескав воду.

– Ах, ду пишер! – закричала Элла, тряся головой и моргая.

– Киш ин тухэс арайн[30], Эл! – засмеялся Янки.

– Янки! – послышался другой женский голос; из кухни вышла миссис Московиц с большой деревянной ложкой. – Я все слышала. Ты что же, слопал яблоко и с таким ртом собираешься читать Тору? Да еще в доме раввина? И с таким ртом ты будешь целовать свою мать?

– И Мими Абрамович тоже, – язвительно усмехнулась Элла.

Миссис Московиц остановилась как вкопанная и прижала руку к груди.

– Дочку раввина? Янки, это правда?

– Нет, мама! – пробормотал густо покрасневший Янки. – И не кричи на весь свет. А ты у меня дождешься, – сердито бросил он сестре, после чего удалился через ворота.

Миссис Московиц смотрела ему вслед и улыбалась.

– Вы только представьте! Породниться с Абрамовичами… Алэвай![31] Эта жуткая Альма Розенштейн трезвонит на каждом углу, что раввин выбрал ее сына в женихи своей Мириам. Она ж теперь будет писать кипятком!

Миссис Московиц пошла в ресторан, размахивая ложкой, словно дирижерской палочкой, и начисто забыв про нечистый рот сына, но в дверях неожиданно остановилась и закричала:

– Арон! Мириам! Соломон! Долго мне еще дожидаться ощипанных кур? До конца года управитесь?

– Да, мама! – отозвался Арон из угла, где они с братом и сестрой ощипывали кур.

– Если бы Флоренс Найтингейл видела это, – покачала головой Элла.

– Не менее двух тысяч трехсот кубических футов пространства на каждую пациентку.

– Полы и стены, покрытые белой плиткой.

– Постоянная обеспеченность горячей водой.

– Нам все-таки нужно что-то придумать с курами.

– И с котом.

Индия и Элла замолчали, глядя на залатанный навес и ветхий сарай. То и другое категорически не соответствовало требованиям медицинских наставлений. Однако пространство под навесом было плотно заполнено пациентами. И все – из бедных слоев. Матери с детьми. Беременные женщины. Старики. Все молча и терпеливо ждали. Никаких жалоб. Эти люди были готовы ждать весь сегодняшний день и даже завтрашний, чтобы доктор осмотрела воспаленные миндалины у пятилетнего ребенка или нашла причину кашля у младенца.

– Насколько помню, доктор Джонс, вы спрашивали о признаках сыпи. Покраснение кожи с наличием трещин и кровоточивости.

– Благодарю вас, сестра Московиц.

– Я готова ассистировать. Только заменю воду в тазу, – сказала Элла и пошла на кухню, но через несколько шагов обернулась. – Инди!

– Что?

– Ты по-прежнему рада, что перебралась в этот сумасшедший дом?

Индия улыбнулась и обвела глазами двор. Пози все так же самозабвенно долизывала остатки меда из банки. В другом углу, окруженные клубящимся облаком птичьих перьев, сидели Мириам, Арон и Соломон. Приемной служил участок двора. Навес с заплатками, протянутый мистером Московицем и Янки от сарая до отхожего места. Вместо стульев и диванов – ящики из-под чая и фруктов для женщин с детьми. Взрослые пациенты сидели прямо на земле. И наконец, сарай, превращенный в кабинет. Восемь футов в длину, шесть в ширину. Усилиями ее и Эллы стены и пол сверкали. Рядом на веревке сушилось нижнее белье. А потом Индия засмеялась. По-настоящему. От смеха ее щеки раскраснелись, а в уголках глаз появились морщинки.

– Элла, я не просто рада. Я счастлива. Честное слово!

У нее появился свой кабинет. Невзирая на потерю денег, вопреки всему, что обрушилось на нее за последнее время, Индия принимала пациентов. Здесь она лечила так, как ей всегда хотелось: честно и с вниманием к людям.

В сарае ее ждала девочка, страдающая экземой. Идя туда, Индия задумалась о крутых переменах в своей жизни. Еще две недели назад она жила на чистенькой, благопристойной Бедфорд-сквер, работала у известного врача Эдвина Гиффорда и была помолвлена с восходящей звездой либеральной партии. Сейчас, без гроша в кармане, она жила над рестораном семьи Московиц и принимала пациентов на их дворе. Прежняя ее жизнь разбилась вдребезги, но Индия никогда не была так счастлива.