Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

К дверному люку было приклепано железное кольцо. Взяв свободный конец веревки, Шейми продел ее через кольцо. Веревка оказалась длинной, и это отняло у него драгоценные минуты. Ту ее часть, которая тянулась от языка колокола к кольцу, он оставил свободно провисать, после чего завязал на кольце узел. Снизу доносились отчаянные удары. Судя по всему, полицейские таранили дверь чем-то тяжелым. Времени у Шейми оставалось в обрез. Обвязываться веревкой, как того требовали правила скалолазания, ему было уже некогда.

Шейми схватился за веревку, перелез через перила и встал, прислонившись к арке. На его ногах не было альпинистских ботинок. Не было мела, чтобы натереть ладони. Если он не сорвется и не разобьется вдребезги, это можно считать чудом. Шейми хотелось помолиться, но он не знал кому. Христос плавал с рыбаками, а не лазал по горам.

Может, Иоанну Крестителю? Нет, тот был странником. Бродил по пустыне.

На ум ему пришел Квазимодо. Но считался ли горбун святым?

Крики снизу и треск крушимой древесины убедили Шейми, что Квазимодо подходит для молитвы. Он перекрестился, сделал глубокий вдох и начал спускаться. 

– Элла, у нас творится что-то странное.

– Вот и я о том же. Ну почему Янки приспичило читать «Кадиш ятом» непременно в доме? Места ему другого не найти, что ли? Когда он это делает, я всегда чувствую себя как на похоронах. Честное слово, мама. Вели ему прекратить.

– Он же хаззан[37]. Сама знаешь. Он должен упражняться, – рассеянно ответила миссис Московиц, глядя из окна гостиной на улицу.

– Пусть идет в переулок и там распевает перед бродячими котами, – проворчала Элла.

У Янки был красивый голос. Элла любила слушать, как он распевает молитвы, но только не эту. «Кадиш ятом» была молитвой по усопшему, и Элле всегда становилось не по себе.

– А ты что, к окну приклеилась? Глазеешь на чужие дела? Отойди сейчас же! Ты меня нервируешь! Вы с Янки оба, – тоном капризного ребенка заявила Элла.

Но миссис Московиц не шевельнулась.

– С чего вдруг вся полиция исчезла? – спросила она. – Столько дней толкались и снаружи, и внутри, и наверху, и внизу. Высматривали, не покажется ли Сид Мэлоун. А сейчас их как ветром сдуло.

– Может, увязались за Индией? Она ушла полчаса назад проведать Джо Бристоу.

– Обычно за ней ходил всего один. Говорю тебе, странно это. Очень странно, – сказала миссис Московиц, наконец задергивая занавеску. – Как будто у них пропало желание его ловить.

– Сомневаюсь, – ответила Элла.

– Где-то он сейчас, – вздохнула миссис Московиц.

– Одному Богу известно.

Прошло больше недели. Сид как сквозь землю провалился. Бедняжка Индия не находила себе места, убежденная, что он сейчас мучается и страдает, прячась на каком-нибудь заброшенном складе или под сгнившим причалом. Элла тоже страдала, но уже за подругу. Да и вся их семья находилась не в лучшем состоянии. Мало того что Индия себя изводит у них на глазах. Жизнь под неусыпным наблюдением полиции выбивала из колеи и взрослых, и детей. Это мешало делам и сказывалось на репутации заведения. Неудивительно, что нервы у всех были на пределе и перепалки порой начинались на ровном месте.

Сегодня была суббота. Шаббат. Ресторан был закрыт, и семейство наслаждалось заслуженным отдыхом. Мистер Московиц дремал на диване. Арон читал. Младшие дети во что-то играли. Едва Элла попыталась вернуться к чтению журнальной статьи, голос Янки зазвучал еще громче. Брат находился в столовой, за плотно закрытой дверью, однако его голос заполнял всю гостиную.

– Ах! – крикнула Элла. – Янки! Генуг!

Янки, словно назло, запел еще громче.

Снизу донесся стук в дверь.

– Очередной безмятежный Шаббат в семействе Московиц, – вздохнула Элла.

– Арон, будь добр, спустись вниз. Посмотри, кто там барабанит, – попросила миссис Московиц.

Ари сбежал вниз и через несколько минут вернулся с объемистым пакетом, обернутым в коричневую бумагу.

– Почтальон приходил. Элла, посылка на твое имя, – сказал Арон.

– Что там? – полюбопытствовала миссис Московиц.

– Сама не знаю, – ответила Элла.

– Может, ты что-то заказывала? – предположила Тилли.

– Нет.

– А от кого посылка? – спросила Пози.

– Обратного адреса нет.

– Открывай поскорее! – не выдержал Солли.

Элла надрезала бумагу. Внутри оказался потертый саквояж.

– Здесь деньги! – воскликнула Элла.

Мистер Московиц приоткрыл один глаз.

– Такое уже случалось или нет? – спросил он.

– О чем ты, папа? Кто нам посылал деньги? Особенно столько. Вы только поглядите!

Элла открыла саквояж пошире, показывая семье толстые пачки стофунтовых купюр. Между пачками мелькнула сложенная бумажка. Элла быстро извлекла и развернула записку.

– Ты только посмотри, Эл! – воскликнул Арон, взвешивая на ладони пачку. – Какая тяжелая. Должно быть, здесь целых пять тысяч фунтов.

– Нет, Арон, – дрожащим голосом возразила Элла. – Здесь пятьсот тысяч.

Миссис Московиц, стоявшая рядом с дочерью, шумно осела на пол и прижала руку к груди.

Встревоженный мистер Московиц встал с дивана, схватил журнал Эллы и принялся обмахивать жену.

– Мама, ты как себя чувствуешь? Тилли, неси бренди!

– Пятьсот тысяч? – шепотом спросила миссис Московиц.

– В записке все сказано, – кивнула Элла.

Дорогая Элла!

В саквояже пятьсот тысяч фунтов. Потрать их на больницу. На помощь жителям Уайтчепела. Тем, кому не на что и не на кого рассчитывать. Сохрани им жизнь. Не дай угаснуть прекрасной мечте. Помоги плохому человеку сделать хорошее дело.

Даты не было. Подписи тоже. Этого и не требовалось. Элла знала, кто прислал деньги.

– Это все? Где он сам? Как его здоровье? – спросила миссис Московиц, протягивая руку к записке.

Мириам принесла из шкафа бренди и бокал. Солли вертел в руках пачку денег, ошалело глядя на нее. Пози взобралась к Элле на спину и обняла за шею. За общим шумом и возгласами никто не заметил, что в сумраке коридора стоит вернувшаяся Индия.

– Янки поет «Кадиш ятом»? – тихо спросила она.

Слушая пение Янки и мистера Московица, она теперь знала много еврейских молитв.

– Индия! – обрадовалась Элла. – Слава Богу, ты вернулась!

– Какая красивая молитва. Красивая и печальная. А его в конце было некому утешить молитвой. Совсем некому.

– Индия, да забудь ты про молитву. Лучше посмотри на это! Взгляни! Пятьсот тысяч фунтов! От Сида. Точно от него. Больше некому. – Элла подняла руки. – Знаю, о чем ты думаешь, но мы не отошлем эти деньги назад. Мы поблагодарим его за щедрость.

– Элла, мы не сможем его поблагодарить.

– Не сейчас, конечно. Но вскоре. Он же объявится.

– Нет, не объявится. Ни вскоре, ни когда-либо.

– Да что ты такое говоришь? Я же тебе запретила такие разговоры. И почему до сих пор стоишь в коридоре. Иди сюда! Иди и взгляни на его щедрость.

Индия вошла в гостиную. Увидев ее, Элла испуганно спросила:

– Что с тобой? Что случилось?

Глаза Индии покраснели от слез. Заглянув в них, Элла увидела глубочайшее отчаяние.

– Я не знала. Столько дней прошло, а я не знала. Пока не услышала их. Выхожу из больницы, а они кричат…

– Кто кричит? И о чем?

– Разносчики газет, – сказала Индия. – Они выкрикивали без умолку.

Она подала Элле номер «Клариона».

«Мэлоун найден!» – возвещал крупный заголовок на первой полосе.

– Где? – спросила Элла, хватая газету.

– В Темзе. Элла, он мертв. Сид Мэлоун мертв. 

Индия смотрела на дверь квартиры Фредди Литтона. Судя по играющему граммофону, он был дома. Индия подняла руку и застыла, не в силах постучать.

Она прижала руки к глазам. Внутри нее все дрожало. Тошнотворное чувство проникало до глубины души. То, что она собиралась сделать, перевернет всю ее жизнь. Обратного пути уже не будет. Она почти ушла, почти сбежала по ступенькам вниз, в темноту промозглого лондонского вечера. Но затем увидела малышку, которую сторонятся другие дети. Индия слышала, как дочка – почему-то она знала, что у нее будет девочка, – спрашивает, что значит «незаконнорожденная». Индия увидела, как ее дочь растет одна, без права учиться в хорошей школе, без подруг, несчастная со дня рождения.

Будущее ее ребенка… их с Сидом ребенка… стоило любых жертв. Только это теперь и имело смысл. Подумав о Сиде, Индия зашаталась и даже была вынуждена присесть на ступеньку. Три дня подряд она провела в постели, плача навзрыд и все глубже погружаясь в черную бездну горя. После Хью она уверяла себя, что больше никогда не полюбит, но ошиблась. Она полюбила Сида Мэлоуна, а теперь потеряла и его.

Газеты смаковали подробности, касавшиеся тела, которое извлекли из мутных вод Темзы. Тело успело настолько разложиться, что опознать Сида удалось лишь по следу от пули под лопаткой и нескольким личным вещам. В первые часы, едва услышав выкрики газетчиков, а потом прочитав большую статью в «Кларионе», Индии хотелось умереть. Она плакала по Сиду, так и не познавшему лучшую жизнь. Плакала по себе, по несбывшимся мечтам совместной жизни с ним.

Индия отказывалась от еды и питья, пока на второй день Элла не подошла к ней и не напомнила простую истину: если она голодает, то вместе с ней голодает и ребенок. Индия вдруг поняла, что Сид не исчез бесследно. В ней осталась его частица, новая жизнь, растущая внутри ее. Она должна сделать все, что в ее силах, ради защиты и сохранения этой жизни. В тот момент она и решила отправиться к Фредди.

– Это единственный способ, – прошептала себе Индия, потом встала и постучала в дверь.

– Одну минуту! – послышался голос Фредди.

Музыка оборвалась. Раздались шаги, дверь открылась, и на пороге предстал Фредди.

– Индия, – язвительно усмехнулся он.

– Можно войти?

– Ах, ты спрашиваешь, можно ли тебе войти. Несколько дней назад ты чуть ли не опрометью убежала от меня. Выставила меня дураком. Превратила в посмешище. Поэтому нет, войти тебе нельзя, – ответил он, приготовившись закрыть дверь.

Индия сунула ногу в дверь.

– У меня к тебе деловое предложение. Оно касается денег. Очень больших денег. Так можно мне войти?

Фредди открыл дверь, небрежно махнув рукой. Едва Индия вошла, он шумно захлопнул дверь.

– Что привело тебя сюда? Чего ты хочешь?

– Фредди, я хочу выйти за тебя замуж.

Даже такой опытный мошенник, как Фредди, не сумел сохранить бесстрастное лицо, и там промелькнуло неподдельное изумление.

– Как ты сказала?

– Я сказала, что хочу выйти за тебя замуж. Сегодня же можно определиться с датой. Днем я побывала у матери и убедила ее увеличить сумму, которую первоначально она тебе предлагала. От нее я принесла пять тысяч фунтов. – Индия достала из сумки конверт и положила на столик. – Если примешь мое предложение, деньги твои. Они же тебе не помешают? Ты ведь решил выиграть на дополнительных выборах. – (Фредди молча смотрел на конверт.) – Потерял дар речи? На тебя это совсем не похоже.

– Слишком неожиданный поворот событий. Я не понимаю…

– Сейчас поймешь, – перебила его Индия. – Фредди, я беременна. Отец моего ребенка мертв.

– Значит, мне предстоит растить незаконнорожденное чадо Сида Мэлоуна? – горько рассмеялся Фредди.

– Я не хочу, чтобы на моем ребенке лежало клеймо незаконнорожденного. Если мы поженимся, ты должен принять ребенка как своего собственного и вести себя, как полагается отцу. Знаю, любить ты не способен. Я и не прошу, чтобы ты любил чужое дитя. Обыкновенная вежливость и малая толика доброты. Таковы мои условия. А вот условия моих родителей…

Индия подала ему второй конверт, открыв который Фредди узнал, что обещания насчет Блэквуда и дома на Беркли-сквер остаются в силе, однако прежняя внушительная сумма в сто тысяч фунтов возросла втрое, а ежегодные выплаты в двадцать тысяч удваивались.

– У меня тоже есть условия, – сказал Фредди, переварив новости. – Первое: я хочу наследников.

– Я постараюсь, чтобы они у тебя появились.

– Эти дети – мои дети – унаследуют поместье Селвин Джонс.

– Я предполагала, что ты этого потребуешь, и потому убедила родителей учредить для своего ребенка независимый фонд. Ты не сможешь его контролировать. Только я одна.