Рядом внезапно выросла высокая фигура Антона. Заметив их сцепленные руки, он проскрипел, как заржавленное железо:

– А это еще что такое?

Михаил Андреевич, ничуть не тушуясь, пояснил недалекому незнакомцу:

– Страстные объятия, не видите, что ли?

Антон, еще более напрягшись, прокомментировал ситуацию:

– Не вижу. Если бы увидел, сразу дал бы по морде. Не рекомендую приставать к моей жене!

Парень возразил:

– Не думаю, что жене. Вы, скорее всего, тот самый Антон Юрьевич, которому было велено не ходить за Анной Владимировной по пятам. Так что не микшируйте тут зря.

Антон раздраженно повернулся к Ане.

– Вы тут что, меня обсуждали?

Аня почувствовала настоятельную потребность оказаться подальше от этих вульгарных мужиков.

– Нет, но, похоже, вам очень хочется поговорить без меня. Счастливенько!

Развернулась и пошла от них быстрым шагом, не глядя по сторонам. Пусть хоть носы друг другу расквасят, ей-то что!

Через пару кварталов ее догнал расстроенный Антон. Пошел рядом, ничего не говоря. Она искоса взглянула на него и напряглась от внезапно нахлынувшего чувства жалости. Он похудел, глаза ввалились и потухли, и весь он выглядел каким-то обездоленным и даже несколько жалким.

Она отвела взгляд, будто занималась чем-то неприличным, вроде подглядывания в замочную скважину. Молчание становилось всё напряженнее. Наконец она не выдержала.

– К чему всё это, Антон? Зачем ты мучаешь и себя и меня? Найди себе другую и будь счастлив, а меня оставь в покое. Просто – оставь. Я уже к маме лишний раз не хожу, не хочу встречаться с тобой. Всё равно ничего хорошего уже не будет.

Он вздрогнул, как от подлого удара в спину. Ничего не ответил, но продолжал упрямо идти рядом с ней. Показалась знакомая пятиэтажка. Аня остановилась и раздельно произнесла:

– Всё. Дальше тебе дороги нет. Не хочу тебя видеть в своем доме.

Как будто не слыша ее слов, он подхватил ее под руку и повлек дальше. Она хотела вырваться, но, заметив любопытные взгляды старушек, сидевших на скамеечке у подъезда и уже навостривших ушки в ожидании пикантной сцены, сдержалась, вежливо поздоровалась и прошла внутрь, как ни в чем не бывало.

Антон мрачно скривил губы.

– Вот повезло! Если бы не бабульки, ты бы со мной дальше порога и не шагу бы ни ступила, а так тебе придется и в квартиру меня впустить, чтобы не было лишнего шума. Полезная это вещь – караул у входа! В любую погоду начеку.

Склонив голову, Аня нашарила в сумочке ключ, открыла дверь и вошла в прихожую. Антон по-свойски прошел следом. Раздевшись, она пошла на кухню и замерла у холодильника, раздумывая, что приготовить на ужин.

Антон остановился сзади в опасной близости, но не прикасался. Не вытерпев, она обернулась и испугалась огня, горевшего в его взгляде. Даже не пытаясь скрыть страсть, он потянулся к ней и обнял. Предательское тело дрогнуло, самостоятельно откликаясь на его ласки. Пока она лихорадочно соображала, как же ей справиться с двойной угрозой, он увлек ее в комнату. Усадив на диван, прильнул к ее губам с нежной лаской, так непохожей на всё предыдущее.

Ей захотелось положить руку ему на грудь, обнять его, позволить ему то, чего он так хочет, но память встала злой стеной, напоминая о былых обидах и унижениях. Неужели ей мало полученных уроков, и она желает еще одного, еще более жестокого?

Вывернулась из-под его дрожащей руки и встала, безжалостно оставив его одного. Он сел прямо и уронил руки на колени, опустив лицо. Она мягко попросила:

– Может, тебе всё-таки уйти?

Он обречено пробормотал:

– Если бы я мог…

Аня с затаенным сочувствием посмотрела на его опустошенную позу.

– Мне очень жаль, правда, но я просто не могу еще раз тебе поверить. Боюсь. Ничего доброго из этого всё равно не получится.

Он поднял перекошенное лицо и с болью воскликнул:

– Да, я виноват, что не понял собственных чувств, но ведь можно же простить! Никогда я больше не посмотрю ни на какую другую женщину! Разве я тебе когда-нибудь лгал?

Она отвернулась и поморщилась. Сколько фальшивой патетики!

– А как тогда назвать твои встречи с той спортсменкой в доме отдыха? Невинным флиртом в постели?

Он не понял.

– О чем ты? Я и спортсменку никакую не помню. Много их там было…

Аня хрипловато рассмеялась.

– Вот как? Ты со столькими переспал, что они в одно лицо для тебя слились?

Он поднялся и внимательно посмотрел на нее.

– Я ни с кем там не спал. И с тобой не спал, а любил тебя. Мне кажется, – он плотно провел руками по щекам, – тебе там кто-то про меня лажу непотребную наговорил. Может, бабенке какой-нибудь шустрой захотелось меня у тебя отбить? Что ж, это ей удалось. Только не меня у тебя, а тебя у меня. Ну, подумай сама, – он сделал шаг ближе и перешел на горячий шепот, – не такой уж я подлец, чтобы клясться в любви одной и трахаться в это же время с другой.

Аня презрительно фыркнула.

– А как же Светочка? Спал-то ты в те времена со мной, а в любви клялся ей.

От злости у него на щеках проступили темные пятна.

– Что, и этой чушью я ей обязан? Чего еще она тебе нагородила? Никогда я ей о любви не говорил! Даже когда с ней жил! Что было дикой глупостью, признаю. Но это от одиночества. Ты ушла, вот я и не вынес…

Аня неверяще вскинула бровь.

– Да уж, сколько женщин на тебя напраслину возводят! Это же надо! А ты, агнец Божий, и не виноват ни в чем.

Антон расстроено повернулся к ней.

– Да, я виноват. Я сразу повел себя неправильно. Вместо того, чтобы нормально за тобой ухаживать, заставил жить со мной, просто воспользовался случаем. А что вел себя по-идиотски, так это от неуверенности в себе. Поэтому и за маской крутого супермена прятался.

Аня с прежним холодком взглянула на него, и он тотчас взвился.

– Ну вот, опять! Точно так же, как тогда! Мне так хотелось увидеть хотя бы проблески чувства на твоем всегда спокойном лице. Пусть гнева, пусть злости – хоть что-нибудь! Но ты всегда была так холодна! Тебе всегда было абсолютно наплевать, что я чувствую!

Анна обескуражено взмахнула руками.

– Не надо сваливать с больной головы на здоровую! Это тебе никогда не было до меня никакого дела. Ты вел себя как проститутка мужского пола – кому только не строил куры! А я не показывала вида, что мне ужасно больно. Ты бы только посмеялся, как в тот, последний, раз. Ты же выгнал меня, вспомни!

Антон упал в кресло и обхватил голову руками.

– Да не хотел я, чтобы ты уходила! Вовсе не хотел! Злилась на меня – да! Упрекала, пусть бы даже ударила! Чтобы как-нибудь проявила свои ко мне чувства. Тогда бы и я признался, что люблю тебя. Но ты молча ушла. И я разозлился. Был уверен, что тебе до меня никакого дела нет. Избавилась от досадной зависимости – и всё.

Она отошла к окну и провела пальцем по прохладному стеклу. Скованно призналась:

– Вот я боялась того же. Что признаюсь, а ты посмеешься. Ты же супермен, а я так – обслуга с постельными обязанностями. Ты же мне много раз это демонстрировал.

Он вскочил, подошел к ней, провел пальцами по нежной шее. Она тут же напряглась и отрицательно дернула головой. Он опустил руки и вздохнул.

– Я виноват, Анюта, и заплатил за это сполна. Я вел себя как трусливый избалованный щенок. Вместо того, чтобы набраться мужества и признаться первому, ждал от тебя самого маленького знака. Сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что знаков было множество, просто я их не замечал, или не придавал нужного значения. Почему я решил, что порция здоровой ревности поможет? Не понимаю. В результате потерял тебя. Но, может, не навсегда? Теперь мы всё выяснили и сможем начать всё сначала?

Она отошла от него подальше и защитным жестом сложила руки на груди. Опустив голову, печально проговорила:

– Нет. Не смогу. Я поняла, что любовь приносит слишком много боли. Больше я не хочу ни любить, ни страдать. Одной жить гораздо спокойнее.

Он рванулся к ней, обхватил ее плечи руками и заставил посмотреть в глаза.

– Ну что ты говоришь! Клянусь, я тебе никакой боли больше не причиню. Наша кошмарная ошибка в том, что мы с самого начала не доверяли друг другу и постоянно ждали обмана. Но ведь это прошло! Мы знаем, что любим, что все наши беды от неверия в друг друга. Теперь все будет хорошо, вот увидишь!

Она высвободилась из его трепещущих рук и отошла к дивану, создавая защитное поле. Он смотрел на ее передвижения с мукой в глазах, но не сделал ничего, чтобы сократить расстояние. Она измученно попросила:

– Уходи, будь добр!

Антон твердо пообещал:

– И не подумаю! Теперь я буду жить здесь!

Аня обескуражено пробормотала:

– И как ты себе это представляешь?

– Очень просто! Если не хочешь со мной спать – хорошо, я не буду тебе навязываться. Просто буду жить в соседней комнате. Докажу тебе, что мне нужно не твое тело, а ты сама. Сделаем наоборот – прошлую зиму ты ухаживала за мной, эту я буду ухаживать за тобой. Вот увидишь, я хорошо готовлю. Только чтобы никаких конкурентов. – Глядя в ее недоумевающие глаза, успокаивающе прошептал: – Все будет хорошо, вот увидишь!

Она хотела бурно запротестовать, но тут раздался предупреждающий звонок в дверь, и послышался звук открываемого замка. Они встревожено посмотрели друг на друга. Родители!

Вошедшая первой Анастасия Павловна с тревогой посмотрела на раскрасневшуюся, как заря, растерянную дочь. Юрий Андреевич, наоборот, недовольно окинул строгим взором напряженного сына. Ничего не сказав по поводу неожиданной встречи с Антоном, прошли в комнату.

Мать принялась мило болтать ни о чем, стараясь снять висевшее в воздухе напряжение. Юрий Андреевич, не совсем понимая, в чем дело, хотел было прямо, по-мужски спросить у сына, что он здесь делает, но жена не давала ему вставить ни слова.

Просидев около часа, стали прощаться. Аня предложила Антону:

– И ты иди с ними, не задерживайся!

Он хотел было воспротивиться, но недовольный взгляд отца заставил его послушно одеться и выйти на улицу.

– Ты на машине? – Юрий Андреевич, не увидев знакомую машину сына, немного удивился. Безлошадный, что ли? – Антон удрученно кивнул головой. – Подвезти?

– Да нет, не надо. Я еще немного посижу, а потом прогуляюсь.

Юрий Андреевич, считавший, что ночь далеко не лучшее время для прогулок, хотел было выразить недовольство, но жена многозначительно пожала ему ладонь, и он споткнулся на полуслове.

Антон обездоленно сел на скамейку возле подъезда, а родители прошли к своей машине. Сели в салон и застыли, не зажигая света. Из окон хорошо был виден понурый силуэт Антона.

– Ох, что-то не ладится у них, и, боюсь, виноват в этом я. Не так я воспитал единственного сына. Но как надо, не знаю. Как меня растили, так и я его. Да и армия больше времени занимала, чем заботы о нем. А расплачивается в моем недомыслии теперь он.

Анастасия Павловна с укором повернула голову к едва видимому в темноту силуэту мужа.

– Да брось ты! Он взрослый человек, и прекрасно понимал, что делает, когда крутил роман за романом. И чем все это кончится, тоже осознавал. При чем тут ты? Не перекладывай с больной головы на здоровую!

Юрий Андреевич облегченно вздохнул.

– Ну, как скажешь. Конечно, считать, что ни при чем, гораздо приятнее.

Жена с легкой усмешкой погладила его по руке, но ничего не сказала, снова уставившись на одинокий силуэт под старым кленом. Антон выглядел таким потерянным, что она сочувственно вздохнула. Генерал тоже посмотрел на сына и недовольно произнес:

– И что теперь делать? Аня на него смотреть не может, и права, конечно. Не дождаться нам с тобой, Настюша, общих внуков. А жаль. Так хочется. Они бы нам как дети были, мы же молодые еще.

Холодный ветер перебирал бесприютные клочки бумаги, гоняя их из одного конца двора в другой. Юрий Андреевич уныло присвистнул и повернул ключ зажигания. Машина тихо заурчала. Тут распахнулась дверь и на пороге показалась тоненькая фигурка.


…Оставшись одна, Аня расстроено побрела в свою комнату. Упала на диван, вытянулась во всю длину и замерла, ожидая привычной пустоты внутри. Но ее не было. Наоборот, в душе разрасталось какое-то непонятное, но сладостное чувство. Освобождение от одиночества? Вера во взаимную любовь? Захотелось запеть, запрыгать, сделать что-нибудь необычное. В крови просто бурлила необузданная радость.

Чтобы не натворить что-нибудь такое, от чего потом будет стыдно и досадно, решила побегать вокруг дома, погасить возбуждение энергичным движением. Вышла из подъезда и увидела сидящего на скамейке Антона. Он даже не поднял головы на звук открывшейся двери.

Аня посмотрела на него, неслышно подошла и села рядом. Он повернулся, не веря своим глазам посмотрел на нее, и вдруг обнял, с силой вжимая в свое крупное тело. Она не возражала, давая ему возможность осознать, что все изменилось.