«Все рушится! Все ее кропотливые ухищрения, направленные на оттягивание замужества племянницы, собирание денег и драгоценностей, кажется, пошли насмарку.

Нет, нет и нет! Я так этого не оставлю. Когда же вернется Ранджит? С ним надо посоветоваться! Все рушится, все…» — носилось в мозгу Каушальи.

— Возьми, бабушка! — протянула Гита связку ключей Индире.

— Нет-нет, милая, зачем они мне? — отстранившись руками от ключей, запротестовала Индира.

— Я тебя очень прошу, бабушка! Вот твои ключи!

Индире ничего не оставалось, как взять их.

«Ведь как-никак, а я все-таки законная хозяйка этого дома», — с гордостью подумала она.

— А почему никто не ест? — бойко спросила Гита, окинув взглядом притихших домочадцев.

— А ну-ка, обедать! — весело скомандовала она и засмеялась.

Все облегченно склонились над своими тарелками.


Вечером следующего дня Рави, круто развернув машину, подъехал к дому своей невесты.

Ему не терпелось увидеть «Зиту».

В дверях стоял Раму.

Рави поздоровался со слугой, и тот почтительно поклонился.

— Прошу вас, господин доктор! Зита дома, и братец Каушальи приехал, — доложил слуга и почтительно отошел в сторону, давая пройти молодому человеку, «жениху Зиты».

В холле, развалясь на широком диване, обитом серебристой парчой, сидел Ранджит в голубом полосатом костюме. Его левая нога покоилась на низком мраморном столике. Правой ногой Ранджит ритмично постукивал по полу. Этот новоявленный англоман по-хозяйски, с небрежностью и цинизмом западника рассеянно слушал щебетание своей сестрицы.

Гита стояла поодаль, опершись рукой на ажурную оконную решетку.

Приподнятое настроение Рави несколько поостыло, когда он увидел эту сцену. Но приветливые глаза Гиты, засиявшие при его появлении, несколько исправили положение.

— День добрый! — сказал он.

— Здравствуй, мой милый! Как поживаешь? — оживленно ответила Каушалья и встала.

— Спасибо, хорошо.

— А с моим братом я тебя знакомила? — как бы невзначай спросила она.

— Да, помнится, мы встречались. А потом вы, кажется, уехали… — Рави замолчал, пытаясь вспомнить, куда же уехал сей господин.

— В Дели, — подхватил Ранджит, — вы этого, конечно, знать не могли, но это неважно! — небрежно произнес он и поправил серебристый косынку-галстук.

— Ранджит служит у нас в экспортно-импортной кампании, — гордо вставила Каушалья.

— Да, и все-то у него есть, вот только бездомный он! — ехидно бросила Гита, подойдя ближе. Эта фраза вонзилась в спину Ранджита, словно нож, по самую рукоятку.

Она села рядом с Рави, одарив его очаровательной улыбкой.

Рави почувствовал, что разговор приобретает неприятный оборот. Но в душе он был доволен выпадом своей «невесты». Ее прямота и глубокое понимание людей, их психологии, чистота и непосредственность, гибкость ума соответствовали его натуре.

— А потому, — продолжала Гита, — он живет у сестры, а тетя — очень гостеприимная хозяйка, — сделала дополнительный укол она и с вызовом посмотрела на Ранджита.

Ранджит, поежившись, дернул головой и со зловещим огоньком в глазах, немного помедлив, бросил:

— Много говорить стала, сестричка!

Гита, не обратив внимания на его слова, с улыбкой спросила «жениха»:

— Рави, ты не помнишь, как называют брата отца?

— Дядя, — ничего не подозревая, ответил тот.

— А как назвать жену дяди?

— Тетя, — четко сказал Рави, не понимая, куда клонит эта милая интриганка.

— А что такое брат тети? — изобразив на лице полнейшую невинность, опять спросила его Гита.

— Э… э… э… — в замешательстве тянул Рави.

Ранджит подобрал ноги и выпрямился.

А Гита стремительно выпалила:

— Седьмая вода на киселе, дальний родственник, мягко выражаясь!

— Рави, будь любезен, поговори с моим дальним родственником, а я скоро вернусь!

Гита стремительно поднялась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Рави мгновенно все понял и, как человек воспитанный, поднялся вслед за Гитой со словами:

— Нет-нет, мне нужно идти!

— Так скоро? — обрадовалась Каушалья. — Наверное, дела?

— Да, вы правы, прощайте, прощайте! — поспешно проговорил он.

— До свиданья, Рави, — нежно ответила Гита, глядя ему в глаза.

Когда дверь закрылась, Гита, повернувшись к Каушалье, бросила приказным тоном:

— Ах, тетя! Это мой родственник, хотя и дальний, займи его! Те-тя! Прощай! Салют! — и она убежала наверх.

Последнее слово «салют» она произнесла намеренно, дразня «английского бизнесмена» — Ранджита.

— Ранджит, ты понял, что делается?! — трагически воскликнула Каушалья, когда они остались вдвоем.

— Молчи! — прорычал он. — Сама виновата! Распустила! Стоило только мне уехать, и недели не прошло с моего отъезда, и тут такое, что в месяц не исправишь! — кричал Ранджит, глядя на растерянное лицо сестры.

— А что ты видел? Ты ничего еще не знаешь! Рассказать, так ужаснешься! — и Каушалья со слезами принялась подробно описывать брату все перипетии прошедшей недели.

Ранджит был взбешен. Ему казалось, что пол покачнулся у него под ногами.

— Держись, подлая дрянь! Ты мне ответишь за все! — гневно обращался Ранджит к отсутствующей Гите. — За спину этого Рави спрятаться хочешь? Забылась, похоже, моя наука?!

Ранджит резко поднялся и стал ходить вокруг своей сестрицы, как тигр в клетке.

— Ну, да я поучу ее! — И он, сорвавшись с места, устремился к лестнице и быстро поднялся наверх.

Каушалья почувствовала, что из этого может получиться мало чего хорошего, и, откинувшись на спинку кресла, зарыдала.


Ранджит, резко открыв дверь, вошел в комнату Гиты. Несколько мгновений она слегка удивленно смотрела на его искаженное злобой лицо. Она ожидала этого прихода.

«Конечно, сестрица не замедлила выложить братцу все наболевшее», — про себя заключила девушка.

— Ты, я вижу, совсем свихнулась, — начал Ранджит, — кажется, пора привести тебя в чувства. Без меня сестра стала чуть потише, вот ты и возомнила себя чересчур смелой! Ты не забыла, как гладит мой ремень?! — И он, сняв пиджак, вытащил из брюк широкий кожаный ремень с золоченой пряжкой и двинулся по направлению к Гите.

Гита, сразу оценив обстановку, молниеносно вспрыгнула на тахту и взирала на Ранджита свысока.

— Этот ремешок, — он потряс ремнем перед Гитой, — я помню, оставил немало отметин на твоей спине! — и с размаху ударил ее по ногам.

Гита спрыгнула с тахты и прислонилась к стене.

— Пора, девочка, снова приниматься за домашнюю работу! — и он снова ударил ее.

Гита вздрогнула от боли, но не издала ни единого звука, а только еще плотнее прижалась к стене и заслонила лицо руками.

— Станешь, как прежде, убирать дом, — приговаривал Ранджит, нанося удары один за другим, — готовить обед, стирать белье, мыть посуду, поняла?! — яростно кричал он, замахиваясь, чтобы нанести очередной удар.


Но теперь Гита ловко увернулась от удара, и он, потеряв равновесие, упал на колено. Воспользовавшись моментом, Гита перепрыгнула через тахту и оказалась в противоположной части комнаты.

«Ну что ж, — сцепив зубы, подумала она, — как говорят мусульмане: последнее лекарство — огонь и последняя хитрость — меч».

И кровь древних раджпутов, огненной династии Пратихаров, взыграв, закипела в жилах Гиты.

В тот момент, когда злобный Ранджит подбежал к ней и вновь замахнулся ремнем, чтобы нанести очередной удар, она, как черная пантера, ногой нанесла в живот Ранджиту «хуг».

«Великий боец», согнувшись пополам, упал на пол, ударившись головой о мягкий угол тахты. Гита в мгновение ока очутилась около своего обидчика и выхватила ремень из его руки.

И вот тот же самый ремень, поменяв хозяина, с визгом рассекая воздух, опустился на Ранджита и горячо охватил его ребра и спину. Его голубая рубашка лопнула, в прорехе сверкнуло голое тело.

— Ты будешь учить меня, как себя вести?! Вот так я себя веду в подобных случаях! Вот так! Вот так! — приговаривала Гита.

Удары ремня потрясли почки «великого воспитателя», и его стошнило. Ранджит со стоном покатился по полу, норовя выскочить в дверь. Но очередной сокрушительный удар ремня прожег ему спину. Несколько секунд он находился, как говорят борцы, «в партере», на четвереньках, затем, повалившись набок, он докатился до лестницы.

Гита в два прыжка догнала его и снова принялась наносить удары ремнем, не давая противнику опомниться.

Ранджит охал и стонал, а потом завыл, как раненый буйвол.

Карающая десница Гиты обрушивала на него все новые и новые удары.

Наконец, свалившись со ступенек, Ранджит выполз в холл.

— Прошу, сестричка, не надо! — умолял он.

— А ты еще и трус, как я погляжу! Сейчас ты сразу научишься, как надо себя вести! — и Гита изо всех сил замахнулась еще раз.

На этот крик в своем кресле-коляске выкатилась Индира и, увидев происходящее, крикнула:

— Зита, оставь его!

— Бабушка! Прошу! Спаси, защити меня! — взмолился Ранджит.

— Как же ты, трусливый шакал, просишь защиты у той, чьи слезы тебя никогда не трогали?! — с этими словами Гита снова нанесла ему сильнейший удар по ребрам.

Она, наверное, запорола бы Ранджита до полусмерти, если бы не крик Индиры:

— Зита, прочь! Зита, ты и меня не послушаешь?!

— Ты запрещаешь? — удивилась Гита.

— Послушай, послушай меня! Иди в свою комнату! — взволнованно убеждала ее Индира.

Ранджит продолжал лежать на полу, и из его полуоткрытого рта вырывались протяжные стоны.

Гита резко бросила ремень рядом с его владельцем.

— Да ты разве мужчина? Тебе только осталось надеть эти браслеты, — и она бросила в лежащего на полу Ранджита браслеты, снятые со своей руки.

Повернувшись спиной к своей жертве, она подошла к лестнице и стала медленно подниматься по ступеням. На ее пылающем лице гневно сверкали черные, как антрацит, глаза. Воинственная осанка и весь ее вид напоминали Чанд Биби, правительницу Ахмаднагара, под руководством которой императорские войска Акбара, не сумев взять город, отступили.


За окном виднелась небольшая роща финиковых пальм, далее, у подножия синеющих гор, раскинулись сандаловые рощи, пестрея в объятиях лиан и орхидей.

— Красив наш Малабар! Правда, внучка? — с улыбкой сказала повеселевшая Индира.

— Да, бабушка, — ответила Гита.

— А вон там, видишь, справа от моря, сплошные темные полосы зеленого леса? Это остатки когда-то непроходимых джянгл, по-европейски джунглей, — объясняла бабушка.

— А что ты читаешь, бабушка? Что у тебя за книжка?

— Это, внученька, священная книга «Бхагавадгита», песнь Господня, или просто «Гита».

— Гита?

— Да.

«Звучит так же, как мое имя», — с удивлением подумала Гита.

— Гита — это только часть большой «Махабхараты», которая состоит их восемнадцати томов, в ней собрана вся мудрость древней Индии.

Каждый человек, внученька, должен выполнять свой долг, дхарму, в соответствии с той варной, группой, в которую входит тот или иной человек. Вот ты, со стороны матери относишься к военной элите — вождям, кшатриям, а со стороны отца — к брахманам — они у нас считаются высшим сословием. Главными добродетелями брахманов являются смирение и покорность, терпение и самоотвержение, ахимса.

Борьба со злом — удел Бога, временами являющегося с этой целью на землю, аватара.

— Это хорошо, бабушка. Но Бог может прийти и в образе любого человека, чтобы покарать зло.

— Конечно, внученька, — ответила ей Индира, сияя глазами.

Гита, усевшись у ног бабушки, с большим интересом и вниманием слушала ее слова. Так дети слушают сказки.

— В обязанности кшатриев, поскольку они в основном воины, может входить и насилие, и уничтожение.

— Вот как? Я хочу быть, бабушка, и тем и другим.

— А ты и так, милая, прекрасна и умна и, главное, справедлива. Ранджит, наверное, надолго запомнит, как ты наконец-то ответила на его постоянные издевательства и побои.

— А вот, послушай, — Индира открыла книгу, нашла нужную страницу и прочитала: — «И сказал тогда своим ученикам Бог Кришна: «Я приду в этот мир, когда в нем не будет насилия».

— И он поможет людям одолеть зло? — спросила Гита.

— А вот дальше, — и бабушка, полистав книгу и найдя отмеченное место, продолжала читать: — «Каждый из нас, кто борется против зла и насилия, принимает обличие бога».