– Очнулась? – откуда-то появился мой насильник. – Сейчас у меня дела с твоим папашей. Сообщу ему радостную весть. А потом вернусь к тебе. Ты мне очень даже понравилась!

Не мужчина и не человек похотливо улыбался и застегивал свои брюки:

– Но если не будешь более сговорчивой, отдам тебя солдатам! Это и так произойдёт, конечно. Но для тебя лучше стараться изо всех сил, чтобы оттянуть этот момент.

Он ушёл. Оставив меня, сломанную забаву для мужчин, одну в своей комнате.

Здесь я спала с трёх лет.

Мама читала мне сказки на ночь и пела колыбельные, лежа со мной вот на той кровати, где меня только что изнасиловал ублюдок.

Меня стошнило. Прямо на постель.

Пошатываясь, я встала и пошла в ванную комнату. Я чувствовала грязь, меня воротило от самой себя. Стала под душ прямо в остатках одежды.

Я вещь. Я не человек. Меня ставят на кон. Мне придумывают роль. С лёгкостью обманывают и предают, как забытую игрушку, уже выросший ребёнок. У меня нет сердца, нет души. Даже моё тело взяли силой…

Я стала срывать себя окровавленные тряпки. Кажется, мои раны на лице и царапины по телу стали болеть сильнее от горячей воды и мыла, которым я беспощадно терла себя. Пена смешалась с моей кровью. Пол в душе приобрёл розовый оттенок. Но я не переставала с силой мыть свою кожу, раздирая раны ещё сильнее.

Мне не стало легче, когда я вышла из-под воды.

Открыла гардероб. Он был почти пуст. Мне на глаза попалось платье мамы. Такое забытое и одинокое. Как символично…

Надев его, я подошла к зеркалу. Моё изуродованное от побоев лицо было бледным, глаза выдавали моё безумное состояние. Платье белое в нежный розовый цветок было большим для меня. Но оно словно бальзам для израненной меня.

Мама, мамочка! Спаси меня! Забери меня к себе! Я не хочу больше ничего, только обнять тебя… Твоя дочка очень слабая, она не может выносить эту боль.

Я совсем одна! Теперь, совсем одна…

Я сдаюсь. Помоги мне, будь со мной в этот миг. Встречай меня, мамочка. Я иду к тебе!

Интересно, будут ли обо мне вспоминать? А если да, то, как именно? Столько всего произошло в моей жизни за это время… и ничего хорошего мне на ум не приходит. Может, всё из-за того, что я лишилась рассудка? Не мудрено… Хотя разве сумасшедшим бывает так больно? Словно кто-то потрошит всё внутри и без анестезии. Разве безумные люди не получают покой в своём личном адском мирке?

В своём больном спокойствии я вытащила шнурки, которые держали гардины, и связала их. Потом скрутила петлю и сразу надела её на шею.

Скоро моим мучениям будет конец. Скоро станет легче.

Никогда не думала о самоубийстве до этого периода своей жизни. Но мои действия были чёткими и слаженными, будто мне кто-то проговаривал, что делать.

Я перенесла все свои книги и вырвала из них бесценные страницы, когда-то любимых историй. Я сложила всё, подобно кострищу, под свою кровать. Её окровавленные смятые простыни, словно напоминали, зачем я должна это совершить.

Потом вышла в коридор и привязала самодельную верёвку на перила лестницы. Мои босые ноги были почти бесшумны.

Я отправилась в комнату отца.

Папочка. Аромат знакомых духов в его спальни витал в воздухе. Там тоже царил беспорядок, я ступала уверенно, несмотря на то, что под ногами валялись когда-то любимые вещи.

Прости меня, папа, глупую и упрямую дочь. Ты дал мне всё самое лучшее, посвятил мне свою жизнь… А я обижалась на пустяки. Вела себя как дитя… и нет мне оправданий. Разве что одно – ведь я и была ребёнком. Твоей маленькой Златочкой.

Люблю тебя, папочка!

Мамин портрет над каминной полкой чуть накренился. Я поправила его, любуясь красивому и счастливому образу мамы.

Какой-то предмет, похожий на карту памяти, выпал на глянцевую поверхность полки. Я машинально подобрала его и положила в карман маминого платья.

Взяв все бутылки со спиртными напитками из бара, я открывала по очереди и выливала их всюду, куда шла.

Виктор Эскалант. Из-за тебя я здесь. Ты не захотел меня в ту ночь, и теперь мою невинность жестоко забрали силой. Я так хотела, чтобы мой первый раз был идеальным, а он превратился в худший и ужасный. Ты эгоист, Эскалант. Во всём, что случилось со мной, я перекладываю вину на тебя. Моя душа будет преследовать тебя ночным призраком. Может, это будет для меня наказанием и счастьем одновременно… Ведь тогда я смогу видеть тебя, когда захочу.

Спустившись на кухню, я взяла нож для мяса и пошла на финальную встречу с одним из представителей самца человеческого вида.

Я открыла дверь в кабинет, где Дворак говорил по телефону с кем-то.

Он обернулся. Бросил на меня удивлённый взгляд и снова повернулся договаривать по телефону, давая понять, что не считает меня опасной.

Зря это он…

Нож выпал у меня из пальцев, издав жалобный звон. Я присела на корточки, чтобы подобрать его.

Дворак насмехался над этим зрелищем, бросая иногда в мою сторону взгляд. Воспользовавшись одним из таких моментов, я подобрала и спрятала в руке свой шокер. Встав на ноги, я сжала в руке рукоять ножа и двинулась к нему.

– Давай позже обсудим это? – он положил трубку и улыбнулся, глядя на меня. – Слушай, детка, ты как-то совсем плохо выглядишь, – он клацнул языком. – Не возбуждаешь меня!

Я подошла к твари и посмотрела в его глаза. Вскинув руку с ножом, я целилась в его чёрное сердце. Он перехватил моё запястье и вывернул, так что нож выскользнул из моих пальцев.

– Серьёзно? – рассмеялся он.

– Да! – выдохнула я и что есть силы ткнула в подставленную ко мне шею негодяя шокером. – Ещё как, мразь!

Его тело задёргалось, он захрипел и упал на пол, корчась в судорогах. Нездоровое наслаждение прокатилось по моему телу.

Я вытащила из его кобуры пистолет и, встав на ноги, направила на него, взведя курок.

– Тебе, очевидно, это нужно от моего отца, да? – молвила, достав из кармана подобранную флешку и показывая его выпученным от боли глазам. – Так знай, свинья, она здесь. У меня. Сгорит вместе с нами. На пламени костра революции. И я хочу, чтобы ты его чувствовал.

Я нажала на курок, выстрелив поддонку в ногу. Он закричал. А я улыбнулась безумной улыбкой.

Быстро подойдя к бару, я достала одну из бутылок, разлила половину на ублюдка и, вставив в горловину кусок припасённой ткани, моей окровавленной простыни, я пропитала его и подожгла от камина. Взглянув напоследок на корчащегося от боли, в луже собственной крови, Дворака, я швырнула бутылку в пламя. Вспыхнувший огонь, вмиг переключился на опрокинутое рядом с камином кресло, бумаги. Вот его огненные языки уже ласкали почти весь пол, усеянный мебелью и отцовскими документами.

Я пошла обратно, безумная в своём спокойствии и решимости довести дело до конца. До меня доносились крики Дворака, треск умирающих от огня предметов и звук подъезжающих машин. Поджигая свою кровать, я видела, как в окна светят фары быстро приближающихся автомобилей.

Что ж, подмога этого урода опоздала.

Мои губы растянулись в злорадной усмешке, когда я надевала петлю на свою шею. Встав на перила балкона, который выходил в холл, я на миг замерла.

Возможно, многие меня осудят. Я не сержусь и спорить с ними не буду. Просто у каждого есть какая-то грань мучений, болевой порог души. И возможно, если его пережить, то будет очень круто. Но я оказалась слабой. Я не смогу жить с этим.

Я сделала шаг в пропасть, кончая свою жизнь. Мама, я иду к тебе!

– Нет!!! – крикнул какой-то мужчина, отдалённо знакомый…

* * *

И я увидела свой дом, объятый огнём и дымом, он гордо возвышался на холме, доживая свои последние мгновенья. Едкий дым обжигал моё горло, а кожу – яркое пламя, но я не отворачивала от этого зрелища своё заплаканное лицо.

Конец. Возврата в эту жизнь больше не может быть и не будет. Это финал. Финал битвы за выживание семьи Бронских. И мы проиграли войну…

Это было моим последним ярким и жестоким зрелищем за прожитые годы.

Глава 44

Жизнь после смерти

Человек, который снял петлю с моей шеи, носил имя Гаспар. Когда я увидела его впервые, ему было двадцать шесть. Его тёмно-зеленые глаза светились острым умом и добрым сердцем. Он был темноволос, густая щетина украшала правильные черты лица, среднего роста и правильного телосложения.