— Яйца отложит и сдохнет, — пояснил Рубус. — Это быстро, тварь на сносях. Я за ней слежу, — постучал себя по лбу. — Как только кончится, вытяну через тоннель из сокровищницы золото и что там еще запрятано. Может, несколько яиц повезет зацепить. Их неплохо сбыть можно, да и самим еще пригодятся.

— Хороший план, — вынужден был признать Серп. — Никогда не слышал об этих слизнях.

— Рудокопы ими дорожат и не кричат на каждом углу, особливо при чужаках. Я у них не один год жил, вот и прознал.

Или сам родом с тех островов, подумал Серп.

— Зачем я держу полотно? Только из-за твоей волшбы? Слизень вряд ли вмешивается в плетение сил. Это же обычный зверь, ведь так?

— Больно ты любопытен. Делай свое дело и молчи. В накладе не останешься.

Серп задумался. Скорее всего, слизень не опасен, раз подобных тварей используют простые рудокопы. Или подождать, пока зверь сдохнет, чтобы уж наверняка?

— Эй, Чудь, подь сюда! — Рубус окликнул одного из своих людей.

К чародеям приблизился огромный мужик с всклокоченной, давно не стриженной шевелюрой, лицо до глаз заросло густой черной бородой. В расшнурованном вырезе рубахи виднелась клочковатая шерсть, покрывавшая широкую грудь. Не просто Чудь, настоящее чудише.

— Придется, Серп, еще маленько потерпеть мою подозрительность. Чудь, подержи у его бока перышко. Начнет рыпаться, вспори и вырви печень.

— Не подойти к нему, Руб, — прогудел детина, наткнувшись на невидимую преграду, которой Серп окружил себя, стоило встретиться с лиходеем у трактира.

— Не балуй, палач, — Рубус с явным удовольствием рассматривал искаженное злостью лицо напарника. Щит преступного чародея стал таким мощным, что оказался видим, по крайней мере, Серпу. Клубился призрачно мерцающим облаком вокруг фигуры в плаще, надежно ограждая хрупкое человеческое тело. — Сними свою защиту, пока я не взломал. Дай Чудю выполнить приказ, и можешь закрыть вас обоих. Мой человек возражать не будет. Он дергаться начинает, когда рядом с ним чудят, — ухмыльнулся.

— За это тебе придется как следует мне надбавить, — скрипя зубами, процедил Серп. От волосатого бородача, который стоял теперь едва ли не вплотную, приставив нож к правому боку чародея, сразу под ребрами, нестерпимо воняло немытым телом, рыбой и чесноком.

Справившись с бешеной злостью, Серп подумал, что влип. Слишком долго выжидал, ловя подходящий момент для удара, хотел наверняка. И вот пожалуйста: все его чародейские умения бессильны перед острым лезвием. Не просто острым, заговоренным от чужой волшбы. Рубус отлично подготовился: и сознание Чудя защитил от возможного вмешательства случайного напарника. Как теперь незаметно ударить лиходейского главаря чарами? Стоит пошевелиться, напрячься — а без этого не высвободишь достаточно силы, чтобы пробить мощный щит — и мужик либо предупредит Рубуса, либо просто вспорет Серпу бок. Если же сначала тем или иным способом избавиться от вонючего громилы, это не укроется от преступного чародея, и неожиданного удара не получится.

В открытом противостоянии Серпу будет непросто одержать верх. Перевес сил, увы, не на его стороне. Пока мощи достаточно, но восполнить расход не удастся, и кто знает, получится ли чаровать, когда силы убудет вполовину. Как его тогда прижало с Лилеей! А Рубус может пить, захлебываясь, свет полной луны. Хоть бы облака набежали.

* * *

Иволга больше не могла читать. Глаза успешно разбирали слова, но разум напрочь отказывался воспринимать их смысл. Серп опять где-то пропадал, как пропадал два дня назад, и еще за два дня до того. Будто у него условлено проводить где-то каждый третий вечер. Может быть, и правда, условлено?

Простейшее объяснение его отсутствий — любовную связь — Иви отмела почти сразу. Чародей по-прежнему нуждался в ней как в источнике силы. Нет, за проведенными невесть где вечерами крылось нечто другое. Когда Серп в первый раз вернулся позже обычного, изрядно навеселе, то сказал странную вещь. Мол, она сломала нос напавшему на нее в трущобах. Откуда он мог узнать? И про смерть того человека?..

Девушка с беспокойством дотронулась до бусин браслета-оберега. Они, кажется, стали еще теплее, такого раньше не бывало. Камни, наоборот, холодили кожу, стоило ей обнажить руку. Студеной водой полить, чтобы окончательно убедиться?

Но за водой она не пошла, снова углубившись в раздумья. В трущобах ее схватили неспроста, хотели чего-то добиться от чародея. Вдруг они нашли его, пригрозили и теперь заставляют работать на них? Правда, Серп в последние дни совсем не походил на человека, которого принуждают выполнять неугодное. Наоборот, он был довольным и еще более самоуверенным, чем обычно.

Ох, Светлое Солнце, наверное, чародей все-таки впутался в какие-то темные дела! Эти сангрилы становятся все теплее, плавя последние сомнения, словно огонь свечи — воск. В прошлые вечера Серп возвращался сразу после полуночи, а сейчас уже четверть второго в замке пробило…

И Иволга наконец решилась, быстро натянула платье, прогнала смущение и направилась к Кайту.

Стоило пару раз стукнуть в дверь, как в комнате послышалась возня: стражник спал чутко. Через несколько мгновений, за которые сердечко Иви успело сделать множество ударов, створка приоткрылась, и в коридор выглянул заспанный парень. Увидел в свете чародейского светильника девушку, тут же бросил злой взгляд ей за спину, словно ожидая узреть преследователя.

— Что случилось? — Кайт открыл дверь пошире, стараясь рассмотреть дальний конец коридора. Рубахи на стражнике не было, только штаны.

— Серпа до сих пор нет, — Иволга залилась краской. — Уже второй час ночи. Я тревожусь.

— Светлое Солнце! Хочешь, чтобы я его по кабакам искал? — изумился Кайт.

Девушка, не зная куда девать глаза, чтобы не натыкаться на мощный торс, пустилась в объяснения. Рассказала вкратце и о сломанном носе лиходея, и о поздних возвращениях через два дня на третий, и о разогревшихся камнях в амулете.

— Я знаю, что самое первое в голову приходит, — неожиданно твердо завершила свою речь Иви, глядя парню в лицо. — Любовницы тут ни при чем. Серп ходит в какой-то трактир, где женщин не бывает. Только старая хозяйка.

Кайт запустил пятерню в свои буйные кудри. Значит, Полумесяц внял его совету и зачастил к Мерте. Там он вполне мог встретить того самого мракова чароплета, с которым столкнулся у Лилеи. Гриф предупреждал, что лиходея ищут Кроты, что надо быть настороже, и что младшему палачу позволено участвовать в поисках на правах чародея. Получается, Иволга тревожится не зря. Да еще этот ее разогревшийся амулет.

— Подожди, сейчас оденусь, — он прикрыл дверь.

Когда вышел, Иви стояла и сосредоточенно щупала оберег через ткань платья.

— Позволь мне?

Она кивнула, и Кайт осторожно прикоснулся к рукаву, под которым ощущался плетеный браслет с каменными бусинами. Парень сжал руку покрепче, но никакого тепла, кроме тепла девичьего тела, не почувствовал.

— По-моему, камни как камни. Не горячие, не холодные.

— Значит, ты не можешь почувствовать, — упрямо сказала она. — Это же не твой оберег. Пойдешь со мной искать Серпа или нет?

— Пойду. Только как мы его найдем? Мелга большая, — засомневался Кайт.

— Может быть, камни помогут.

И они вышли в осеннюю ночь, озаренную светом желтой, будто цветок лютика, луны.

* * *

Серп не знал, что бесило сильнее: смердящий Чудь, который уже не просто стоял вплотную, а едва ли не прижимался, или невозможность немедленно покончить с Рубусом.

Из ямы давно не вылетала земля, но сколько прошло времени, чародей сказать не мог. Кажется, они пришли сюда вскоре после того, как часы в замке пробили один раз. Отбивали уже два или нет? Если и отбивали, он не заметил, поглощенный злостью и лихорадочными попытками найти хоть какой-то выход. Вообще-то выход был, довольно простой, но Серпу вовсе не улыбалось рисковать жизнью ради мелжской казны, в угоду Черену с Юнкусом.

— Зверюшка сдохла, — прозвучал в тишине голос Рубуса. — Ну, Госпожа Луна, пособи-ка.

Серп увидел, как лунные лучи над головой лиходея замерцали, сплетаясь в частую сеть, та полосой светлого тумана скользнула к вырытой слизнем яме и стекла в темноту. Очень скоро невод вернулся с добычей. На землю, звеня, выплеснулся тускло поблескивающий в бледных лучах поток, рассыпался монетами, иные, наткнувшись на камни, подпрыгивали, будто шустрые рыбешки. Грабители восторженно загомонили, стянулись ближе к подкопу.

Помощник палача словно увидел, как пустеет подземелье, где хранится мелжская казна, как лунная сеть неумолимо захватывает сокровища, вытягивает их наверх через темный, пахнущий землей тоннель. И расплескивает россыпью богатого улова у ног радостных лиходеев — это уже видно обычным зрением.

— И чо тут у нас? — Рубус подошел поближе к яме, с заметным усилием поднял большую шкатулку. — Тяжелая, зараза.

Снова плеснуло монетами, и лиходей отскочил, хохоча. Со шкатулкой расставаться не захотел, видно, решил, что в ней содержится нечто особо ценное.

— Парни, кончайте набивать карманы, — приказал своим людям. — Знаете же, что я все до последней монетки вытряхну. И не только из одежды, но и из разных-прочих отверстий. Берите мешки и собирайте золотишко. Потом сразу в переход, — придерживая шкатулку одной рукой, другой открыл мутную воронку.

— Так-то, Серп! — обернулся к напарнику. — Тут на всех хватит!

Чародей в который раз за этот несчастливый вечер заскрипел зубами. Еще немного, и шайка смоется с награбленным, переход отследить по-прежнему не удастся. И никакой уверенности, что его возьмут с собой. Он бы на месте этого Рубуса нипочем не взял. Показал бы задаваке, где его место. А место его в мелжской тюрьме, а то и на виселице. После того, как Вермей познакомит бывшего помощника со всеми своими умениями. Интересно, огорчится палач, когда Серпа приволокут в пыточную для допроса? Неужели опять придется бежать? Только бы успеть забрать птаху…

— А это еще что за явление? — Рубус, откинувший крышку вожделенной шкатулки, смотрел не внутрь, а за спину напарника. Серп надеялся, что Чудь обернется, ослабит хватку хоть на миг, но тот относился к своим обязанностям серьезно и еще сильнее прижал нож к боку чародея, заодно засопел в ухо. — Да это ж твоя служанка, палач! С каким-то громилой. Не бойся, я не дам им уйти.

Серп обернулся. Вдоль стены замка медленно брели Иволга и Крестэль. Они напряженно смотрели по сторонам, видно что-то искали. Вот девушка остановилась и, поморщившись, словно от боли, потерла руку повыше локтя, где был надет амулет. Губы ее зашевелились, чародей напряг слух.

— …Жжет невыносимо. Наверное, он где-то здесь.

— Да где же? На стене? — Кайт задрал голову. — Или в землю зарылся? Эй, Полумесяц! — закричал он. — Где прячешься? Выходи! Твой амулет сейчас Иволге руку зажарит.

Грабители, услышав голоса, отвлеклись от работы и уставились на приближающуюся парочку.

— Делом занимайтесь! — прикрикнул на них Рубус, ставя открытую шкатулку на землю у своих ног. — С этими я разберусь!

Он что-то пробормотал, сделав движение рукой в сторону Кайта и Иволги. Серп понял, что лиходей пропускает их сквозь завесу. Дело принимало совсем дурной оборот. Птаха, конечно, оказалась рядом, если все рухнет, можно схватить ее и сбежать. Да вот позволит ли Рубус?

— Что это вы здесь творите? — с возмущением вопросил Кайт, оглядывая картину грабежа и бесчинств, внезапно возникшую на месте тихой, пустой, залитой лунным светом улицы.

— А не тот ли это тупица, Серп, в доме которого ты окопался? — спросил Рубус.

— Он, — Серп отлично чувствовал, что за спинами незадачливой парочки завеса восстановила свою целостность, отрезая путь к бегству.

— Эх, люблю прикончить стражника! — воодушевился лиходей.

— Нет! — рявкнул Серп. — Не вздумай!

— Ты что же, палач, ухитрился меня облапошить? — вкрадчиво поинтересовался Рубус. — На шишек работаешь? Их пса защищаешь?

— Я тебе не врал. — Злость, теперь и на бестолкового Крестэля, который подвернулся так не вовремя, да еще с драгоценной девчонкой, затопила рассудок. Чародей, забыв об осторожности, раздраженно отпихнул Чудя. — Отлипни, вонючка. Я что, на девку похож?

— Но-но, не рыпайся, — мужик ощутимо кольнул острием ножа в бок, но соизволил слегка отстраниться.

— Хватит! — заорал Рубус. — Не хочешь, чтобы я его прикончил, давай сам.

— Ты прямо мысли мои читаешь! — оскалился Серп. — Именно это я давно мечтаю сделать. Прикончить мракова Моховика.

Смотреть на лица Крестэля и Иволги было не слишком приятно. Даром обладать не нужно, и так отлично видно, что о тебе думают. А Рубус доволен. Еще бы: Серп говорил совершенно искренне. Прикончить стражника хотелось ужасно, только делать этого чародей не собирался, ни сейчас, никогда прежде. Зато теперь у него есть возможность применить чары, не опасаясь удара ножом.