* * *

Серп смотрел на Эрону, занимающуюся рукоделием, как это заведено было у принцессы по вечерам, и чувствовал, что душная волна похоти неотвратимо захлестывает с головой. Ощущение было на редкость отвратительным, ибо будило воспоминания о лассе. Испытывать подобное до сей поры приходилось только в снах, хотя, лишившись силы и обретя ошейник, палач наяву не раз и не два сгорал от желания овладеть той или иной женщиной. Вспомнить Змейку, на которую теперь смотреть тошно. Мечтал узнать, как от нее пахнет, Кайту завидовал… А недавно наваждение пропало, все мысли заняла Иволга. И сейчас нестерпимо хочется оказаться рядом с ней, но почему же в паху разгорается жар при одном лишь взгляде на Эрону?

Не от того ли, что щеки наследницы пирольского престола начинают пылать, грудь — тяжело вздыматься, а ясные глаза заволакивает тусклая чернота расширившихся зрачков, стоит фальшивому жениху появиться рядом? Девушка словно пышет желанием (или тоже похотью?) и зажигает его. Эрона, безусловно, мила, о чем не забывают повторять Маргрит и даже Серпента, но никогда не привлекала чародея как женщина. А если б и привлекала — он не болван и не мальчишка, вполне в состоянии держать в узде собственные порывы и желания. В состоянии, в состоянии, иначе разве продолжал бы киснуть в мраковом замке? Уже давно был бы в Мелге, рядом с Иволгой.

Серп с некоторых пор перестал противиться мыслям и воспоминаниям о служаночке. Они, как ни странно, проясняли голову и хоть чуть-чуть разгоняли пелену похоти, теперь неизменно окутывавшую его в присутствии Эроны. Может, так сказывалось благотворное влияние Госпожи Луны, которая ухитрилась связать их, может, девчонка сама сумела запасть в душу, забраться под кожу. Какая теперь, к мраку, разница!

За раздумьями и борьбой с душным мороком чародей не заметил, что Серпенты в комнате больше нет. Он сообразил, что остался наедине с «невестой», лишь когда та уронила на пол вышивание, медленно встала и шагнула к нему. Серп, памятуя об этикете, тут же вскочил на ноги. Принцесса, не говоря ни слова, обвила руками его шею, пригибая голову мужчины, и прижалась устами к его губам, неловко, но необычайно настойчиво, словно ласса.

Чародей из последних сил сжал губы и попытался отстраниться, а его плоть стремилась наружу, чтобы потом попасть внутрь, в горячую, влажную девственную глубину. Серп вдруг с удивлением осознал, что одна его рука самым вульгарным образом задирает подол девушки, а вторая — ласкает грудь, пока еще сквозь ткань платья. Происходящее пугающим образом напоминало один из его кошмаров, с той лишь разницей, что яд лассы полностью отшибал ум, превращая человека в животное во время гона. А сейчас чародей хоть и с трудом, но сознавал, что делает, только противиться не получалось.

— Не хочу… — неожиданно выдавила Эрона, на миг сумев оторваться от губ мужчины. И тут же снова впилась в них, неумело, бесстыдно и безрезультатно стараясь проникнуть языком в его рот.

Серп закрыл глаза и постарался отвлечься. Осознание неправильности творящегося с ними и невозможность сопротивляться пугали. А страх не мог помочь, наоборот, чем сильнее он разрастался в душе, тем увереннее действовали руки, тем крепче становилась плоть, и без того, кажется, превратившаяся в камень. Острее становилась жажда силы, которая — хочет принцесса или не хочет — струилась к чародею тонким золотым ручейком. Слишком тонким для сгорающей от желания девственницы. А с Иволгой…

Мысль о птахе озарила сознание мягким светом, будто полная луна, неожиданно выплывшая из-за туч ненастной ночью. В голове возник знакомый образ, нет, целая череда. Вот она в комнатушке в Залесном, смотрит испуганно и, как он теперь понимает, с надеждой. Вот, едва касаясь, гладит его по лицу, когда он ненадолго потерял способность чаровать. Вот плачет от радости, увидев, что он очнулся после ночи ограбления мелжской сокровищницы. Вот она стоит на чердаке, залитом светом бледноликой Госпожи…И позволяет ему разобрать на пряди косу, которую только что заплела…

В сердце кольнуло, и Серп очнулся. Его руки висели вдоль тела, перестал полыхать огонь внизу живота. Прикосновения Эроны не вызывали ничего, кроме неловкости и жалости к девушке. Она, похоже, ведет себя так не по своей воле. Но, чёрен мрак, с тех пор, как появилось это наваждение, он ни разу не ощутил никаких чар, а ведь сколько раз проверял! Разве что им обоим добавляют в пищу или питье какое-то снадобье? Кверкус рассказывал о растениях и вытяжках из тел морских животных, которые обладают удивительными свойствами. Их действие непосвященные могут принять за чары. Значит, все-таки, заговор?

— Ваше высочество, — Серп поймал руки девушки, мягко взял в свои, — успокойтесь. Вы сказали, что не хотите. Чего именно?

— Вас! — Эрона выдернула пальцы, рванулась прочь, но ноги у нее подогнулись, она упала в кресло, скорчилась, спрятав лицо. Плечи принцессы затряслись.

Серп стоял рядом в растерянности. Имей он возможность в мраковом замке успешно применять чары не только к себе, девушку удалось бы успокоить в один миг. А как справляются с истериками обычные люди, он понятия не имел.

— Э-э, ваше высочество, не плачьте, — он неуверенно прикоснулся к ее плечу. — От меня никто ничего не узнает. Да и стоит ли так огорчаться? Мы — будущие супруги…

Эрона всхлипнула еще раз-другой, но королевское воспитание, видно, взяло свое, принцесса села прямо и даже осмелилась взглянуть в лицо мужчине. Тот поспешил присесть на пол, чтобы сиятельной наследнице не приходилось задирать голову. Пусть уж смотрит, как привыкла, сверху вниз. Глядишь, быстрее в себя придет.

— Вы мне глубоко противны, принц, — сказала Эрона глухим от недавних слез голосом. — Эти ваши усики, кудри, — она брезгливо скривилась. — Не терплю слащавую внешность у мужчин! И чем дольше я наблюдаю вас, тем отвратительней вы мне становитесь. Все ваши влюбленные взгляды — сплошная ложь. Только раз на лице у вас промелькнуло что-то подлинное. Но тогда, я уверена, ваши мысли были далеко. Вот видите, я все понимаю, — взглянула с вызовом. — И при этом испытываю к вам совершенно неподобающее и непонятное мне самой влечение. Мои предыдущие женихи были куда приятнее, особенно первый, но… — закончить принцесса не успела, ибо дверь распахнулась, являя взору встревоженную Серпенту.

— Простите, ваше высочество, мне необходимо было отлучиться, — она переводила взгляд с Эроны на чародея. — Надеюсь, принц Ориол не позволил себе ничего…

— Не позволил, — принцесса поднялась, не глядя на мужчину. — Можешь быть свободна, Серпента. Спокойной ночи, принц.

— Отведи меня к Маргриту, — потребовал Серп, стоило им с чернокосой покинуть покои Эроны. — Или лучше к Харьеру.

— Они сейчас заняты. Но я передам, что ты желаешь поговорить. Что-то случилось? — Змейка оставила свои улыбочки и ужимки, говорила серьезно.

— Мне срочно нужно увидеться с кем-то из них. А уж они пусть рассказывают тебе, коли захотят.

— Как угодно, — не стала спорить девушка. — Твою просьбу передам незамедлительно. Жди у себя.

Ждать чародею пришлось недолго. Только он с кубком вина устроился в кресле у камина и погрузился в раздумья, вытянув ноги к огню, как в дверь постучали, и вошел Маргрит.

— Сумел что-то выяснить? — помощник Харьера сразу приступил к делу. — Серпента сказала, ты был заметно взволнован, — мужчина, повинуясь жесту чародея, уселся в кресло напротив и покачал головой, отказываясь от предложенного вина.

Серп оставил свой кубок и рассказал о странном наваждении, подробно описав ощущения, но ни словом не помянув Иволгу.

— У тебя сильно развито чувство долга, — заметил Маргрит, откидываясь на спинку и задумчиво разглядывая собеседника. — Совладать со столь сильным желанием не каждому под силу.

— Я предпочитаю находиться в пыточной в роли палача, — невесело усмехнулся чародей.

— Почему ты так уверен, что это были чьи-то козни? Тебе приходилось влюбляться?

— Нет, — заявил Серп, чувствуя, как отчего-то начинают пылать уши.

— Как же ты можешь быть уверен, что это не любовь? Наверняка ведь слышал баллады. Может, и стихи читать приходилось? Каждый второй бард, говоря о любви, твердит о наваждении, о невозможности противиться ее силе.

— Ты сам-то влюблялся? — вспылил Серп. — Или тоже по книжкам судишь?

— Бывало, — улыбнулся Маргрит. — Иной раз в самом деле не отличишь от злокозненных чар. Поэтому в некоторых странах привлекательных женщин часто объявляют ведьмами. В том же Оксисе…

— Здесь что-то другое, — перебил Серп. — Принцесса тоже действовала против воли.

— Светлое Солнце! Эрона — девственница! Ты что, не знаешь, как они любят ломаться? Делать вид, что близость им противна и страшна?

— Со мной не ломались, — фыркнул чародей, снова вспоминая Иволгу.

— Ты получил от нее силу?

— Да, но…

— Какие могут быть «но»? Ты черпаешь силу из плотского наслаждения. Здесь-то тебя не обмануть! Говорила она одно, чувствовала совсем другое. Да и вела себя, судя по твоему рассказу… Юная девочка, неопытная, страстно влюбилась. Как не списать неподобающий порыв на какое-то наваждение?

— Хорошо, допустим, ты прав, — Серпу не хотелось пускаться в длинные объяснения, говорить, что плоть слаба, что заставить ее трепетать от наслаждения не так уж трудно, нужно лишь уметь. А он из-за своего источника умеет это лучше многих, и руки его давно научились действовать сами по себе, без веления головы или сердца. Убежденность Маргрита к тому же давала шанс на быстрое обретение свободы. Харьер не потерпит, чтобы внучка бросалась на палача с вполне определенными намерениями. Что до странного наваждения, о нем непременно нужно будет сообщить Илексу. Уж он-то поймет, раз тоже черпает силу из жара плоти. — Нас обоих внезапно поразила глубокая взаимная любовь. И что теперь делать? Как я могу дальше выполнять задание, не подвергая риску себя и принцессу?

— Для принцессы-то какой риск?

— Она вряд ли обрадуется, когда узнает, кто я на самом деле.

— К чему ей об этом узнавать?

Серп огорошенно уставился на Маргрита. Тот улыбался спокойно и уверенно, а в спину чародею будто дохнуло холодом. Вот тебе и свобода! Или, сам того не подозревая, Серпилус случайно обнаружил главного заговорщика?

— Что ты имеешь в виду? — спросил чародей, взяв себя в руки.

— Серпилус, я думаю, ты догадываешься, — губы помощника Харьера скривила усмешка, почти такая же змеиная, как у Серпенты. — У тебя появилась отличная возможность стать мужем Эроны.

— Это проверка? — вкрадчиво поинтересовался чародей. — Если да, то довольно топорная.

— Ты же можешь отличить правду от лжи. К чему какие-то вопросы? Отвечу все же. Да, это проверка.

— Лжешь… — Серп вовсю напрягал чародейское чутье, пытаясь обнаружить подвох. Какой-то хитрый амулет, неизвестная волшба? Ничего не было. Маргрит оказался чист, лишь один из его перстней служил для определения правдивости слов собеседника. — Значит, это не проверка. Это и есть тот самый заговор.

— Побежишь рассказывать Харьеру? — спокойно осведомился мужчина.

— Нет. Ты меня заинтересовал. Хотелось бы узнать о твоих планах подробнее, — ничуть не покривил душой чародей.

— Видишь ли, Серпилус, сейчас я обладаю властью почти королевской, поскольку Харьер стар и во всем полагается на меня. Но как только Эрона выйдет замуж и получит корону, я потеряю свое положение. Она станет править сама, возможно, с помощью мужа. Я подумал, что ты, став супругом принцессы, не забудешь моих услуг и оставишь при себе.

— Полагаешь, я захочу делиться властью?

— Ты чародей, а по совместительству еще и палач. Если и ухитришься захомутать девчонку без моей помощи, я легко спихну тебя, раскрыв тайну.

— А если я, женившись на принцессе, устраню тебя?

— Зачем? У тебя не будет причины делать это. Власть я смогу удержать, лишь оставаясь при тебе. Я-то не могу стать мужем принцессы, происхождение не то. Значит, я сам заинтересован в прочности твоего положения.

— Хм, убедительное обеспечение, — кивнул Серп. — Но ничего не выйдет. Мне не скрыть свою одаренность. Брачный обряд должен совершать чародей, и он сразу поймет, кто перед ним.

— Тут нам повезло. Харьер хочет, чтобы внучку сочетал браком, а потом и короновал его друг-чужеземец. Наместник пользуется уважением и доверием Альнуса, главного чародея Пиролы. Значит, его желание будет…

— Кстати, а как посмотрит на твой план Харьер? — перебил Серп.

— Не все ли равно, как он посмотрит, будучи в новом воплощении? — подмигнул Маргрит.

— Ты собираешься убить его?

— Глупый вопрос, Серпилус, — скривил рот мужчина. — Так вот, у меня в дальних странах тоже есть приятели-чародеи. И один из них прекрасно справится с ролью друга Харьера. Старика все равно никто в Регисе не знает в лицо.