— У меня уже все готово, Шеба.

И он принес из дома прохладительный напиток в двух высоких бокалах на деревянном самодельном подносе с выгнутыми ножками, которые образовывали подставку. Дэниел поставил их подле скамьи, а затем взял Аполло за поводья и повел его к ручью, который ниже по течению становился одной из восьми речек, от чего и произошло название Очо Риос.

Я сидела некоторое время молча, потягивая из бокала напиток — а затем обернулась к Шебе:

— Я попала в страшную беду, Шеба. Даже не знаю, что делать.

Ее лицо, обычно такое веселое, теперь помрачнело.

— Это из-за мистера Фоя?

— Да.

— Он гуляет с женщинами?

Я удивилась.

— Ну да. Я думала, никто не знает.

— Цветным иногда известно то, чего не знают белые люди, мисс Эмма. Мистер Фой любит гульнуть с девками из Мур Таун, но об этом не говорят, потому что если кто-то не понравится мистеру Фойю, то лучше тому на свет не родится.

— Понимаю. Но моя беда не в том, что он ездит к гулящим женщинам, Шеба. Я бы и не возражала против этого — только бы он оставил меня в покое. Но он не оставляет. А то, что он творит со мной… это ужасно.

— Спаси Бог. Расскажите-ка все старой Шебе. Простыми словами, мисс Эмма.

Я рассказала. Охватившее меня поначалу возбуждение переросло в безнадежность. Когда я закончила рассказ, по щекам Шебы катились слезы и она причитала, сложив руки на груди, как на панихиде:

— О Бог мой… смилуйся над этим бедным чадом… Она попала в беду, ах, она бедняжка… ее муженек сделал ее жизнь адом… Он забыл о каре Божией…

Я схватила ее за руку:

— Подожди, Шеба, перестань… В этом нет никакого проку. Мне нужна помощь… совет.

Шеба взглянула на меня растерянно, а затем пронзительным голосом кликнула Дэниела. Он вел за повод Аполло, и, когда остановился подле нас, я увидела у него на лице недоумение и растерянность: он догадался о чем-то по крайнему отчаянию Шебы.

— Послушай, Дэни… Мисс Эмма… ее муж — оборотень, — испуганно прошептала она. — В мистере Фойе сидит дьявол.

Я увидела, как горестно опустились плечи Дэниела. Он взглянул на меня.

— Это началось сразу же, мисс Эмма?

— Да. Я… я не знаю, как остановить его. Мне не к кому обратиться.

— Я с самого начала опасался этого. Я давно слышал о его похождениях к марунским женщинам и поэтому предчувствовал, что здесь кроется еще что-то. Но если бы я знал, что.

— Что мне делать, Дэниел?

Он безнадежно взглянул на меня.

— Не знаю, мисс Эмма. Просто не знаю.

Да, с моей стороны глупо было ожидать чуда. Если бы был хоть какой-нибудь выход — я бы додумалась сама. Я уже думала о том, чтобы поговорить с доктором Тейлором и показать ему следы на моем теле, Ну и что? Раны не были серьезными, и я даже вообразить себе не могла, чтобы доктор Тейлор осмелился заговорить об этом с Оливером, не то чтобы противостоять ему. Как сказал Оливер, проблемы спальни выходят за рамки дискуссий.

— Вот почему она до сих пор не зачала: все ее нутро боится — вот и нечего ее плоти иметь от этого оборотня, — проговорила Шеба. — Может быть, мисс Эма… может быть, вы дадите мне золотой соверен, чтобы уплатить колдуну-обеа, чтобы он изготовил дурной амулет оби для мистера Фоя, так чтобы злой дух пришел в ночи за ним и снял с него проклятие. Белые люди не боятся оставлять окно открытым ночью, так что злому духу будет легко…

— Шеба, замолчи! — резко оборвал ее Дэниел. — И виновато взглянул на меня: — Она хочет как лучше, мисс Эма.

— Я знаю. Ведь даже твоя дорогая Мэй боялась духов. То были, по местным поверьям, злые духи, что выходили, крадучись, в ночи.

— Простите, мисс Эмма, — сказала Шеба. — Конечно, я просто глупая женщина. Каждый знает, что наши колдуны не в силах навести проклятие на белого человека.

— Все в порядке, Шеба, — я старалась сдержать слезы разочарования. Я была зла на самою себя: из-за того, что Шеба так помогла мне раньше, я позволила себе подумать, будто она могла бы превратить советом Оливера из оборотня, как она назвала его, в нежного и любящего мужа.

Я поднялась со скамьи и постаралась улыбнуться.

— Прости, что расстроила тебя, Дэниел, но постарайся не волноваться. Я уверена, что ситуация улучшится, и я буду рада, если вы забудете все, о чем я вам сегодня рассказала.

— Мы никогда не пророним об этом ни слова, мисс Эмма, — заверил он. — Вы можете быть уверены в нас.

— Спасибо. — Я попыталась сменить тему разговора. — Как твои дела, Дэниел?

— Ну… все в порядке, пожалуй.

— Пожалуй, — не удержалась и фыркнула Шеба. — Он и сам иногда не знает, какие у него дела. Вы знаете, что на прошлой неделе, когда он вышел в море на лодке, за ним охотилась акула?

— О, Дэниел, только не это!

— Никакой опасности не было. Я вывел «Мисс Эмму» в глубокие воды и спустился в лодку, чтобы обследовать дифферент корпуса, и тут акула просто проявила любопытство. Когда она подплывала вплотную, я отгонял ее копьем, но крючья на копье оказались крепче, чем я ожидал, и акула уплыла вместе с моим копьем.

— Хорошо, что не случилось ничего похуже. Будь осторожен, Дэниел. Ты сделаешь себе другое копье?

— Оно уже готово, мисс Эмма.

— А как там моя крестница?

— О, «Мисс Эмма» теперь совершенно готова к выходу в море.

— Надеюсь, ты получишь за нее хорошие деньги.

— Не думаю, что стану продавать ее. — Дэниел говорил теперь размеренно и осторожно, будто опасался того, что его слова будут услышаны кем-то после всего, что я рассказала. — Вы останетесь пообедать с нами, мисс Эмма?

— Спасибо, но мне нужно ехать сейчас.

Он вывел Аполло, помог мне сесть в седло, а затем взял меня за руку.

— Пожалуйста, мисс Эмма, будьте осторожны.

Я с недоумением посмотрела ему в глаза.

— С мужем?

Он кивнул.

— Что ты имеешь в виду, Дэниел?

— Особенно в следующие несколько дней. Три дня — или четыре, возможно.

Я озадаченно смотрела на него. Шеба стояла тут же, на глазах ее выступили слезы.

— Почему ты так говоришь? — повторила я.

— Приближается непогода. Сильный шторм, а может быть, ураган. — И он взглянул на юго-восток, оттуда трижды за мою жизнь приходил страшный ураган. Обычно Ямайку захватывал лишь западный край торнадо, но и тогда наступала штормовая погода; однако старожилы помнили случаи, когда ураган шел иным путем — и тогда невидимый глазу монстр рвал, трепал и терзал безжалостно эту землю, принося смерть и разрушения, уничтожая целые деревни, наводняя плантации, вырывая с корнем одни деревья и срывая кору с других — так что они умирали от обезвоживания.

Я знала, что Дэниел никогда не ошибается в предсказаниях погоды, и всегда думала, что это природный дар. Но сам Дэниел говорил, что так называемый «дар» проявляется лишь в умении читать знаки, которые находятся у всех на виду. То были скорость волн, движения облаков и изменения света; изменения в поведении птиц, насекомых, крабов и рыб.

— Почему я должна особенно остерегаться мужа в преддверии урагана, Дэниел?

Он говорил медленно, все еще разглядывая что-то далеко на юго-востоке.

— Когда человек одержим дьяволом, время приближения шторма усиливает его страсти, наделяет его силой.

— Ты имеешь в виду, что поэтому мне… может грозить опасность?

— Я молю Бога, чтобы этого не случилось, мисс Эмма.

Я ждала, что во мне зародится страх, но ничего не чувствовала. Во мне жила лишь тупая покорность. В ней самой было уже что-то тревожащее.

— Хорошо, Дэниел. Я постараюсь быть осторожной и вскоре снова навещу тебя. А теперь прощай. Прощай, Шеба.

Шеба смахнула слезу со щеки.

— До свидания, мисс. Счастливого пути. — Среди чернокожего населения было принято желать счастья в пути.

— Благодарю вас за присланные книги, мисс Эмма, — добавил Дэниел.

— Надеюсь, тебе они понравятся, — и я тронула поводья. Аполло шел шагом. Я не оглядывалась, ощущая странную пустоту, которая родилась во мне — и потом посещала меня все чаще и чаще. Проезжая Ферн Галли, я встретила Джозефа. Он ехал навстречу мне в повозке и почти дремал. Он увидел меня и поприветствовал с довольно глупой ухмылкой.

— Добрый день, Джозеф, — сказала я и проехала мимо.

Встреча с Джозефом напомнила мне о небольшом приключении со сломанным колесом и о встрече с Чедом Локхартом. Теперь казалось, что все это происходило в ином мире, в котором жила совершенно иная женщина по имени Эмма Делани. Я вспомнила свое первоначальное раздражение при встрече с незнакомцем из Англии, свое удивление его юмором, взгляд его дымчато-серых глаз с опущенным веком, которое придавало ему либо странный, либо опасный вид, что и повергло Джозефа в смертельный страх.

Возможно, внешне я казалась другим людям все той же, какой предстала перед Чедом Локхартом в тот день, но я знала, что внутренне я была близка к какой-то решающей перемене в себе самой, после которой я уже никогда не смогу быть прежней. Тревога, которую я подавляла в себе во время разговора с Дэниелом, теперь будто подступила ближе, но я страшилась разгадать ее значение и отбрасывала сопутствующие ей мысли. Я позволила Аполло везти себя шагом по его воле и теперь отдыхала от мира, в котором мне не было места, но от которого не было и спасения.

Буря разразилась через три дня, объявив о своем пришествии тягостной тьмой, которая обратила день в ночь. По всему острову люди заметались в предчувствии атаки стихии, укрепляли двери и окна, укрывали скот и лошадей на подветренной стороне холмов, обвязывали веревками крыши домов и конюшен. Однако для защиты урожая таких культур, как кофе, бананы и сахарный тростник, ничего сделать было невозможно — разве что молиться о том, чтобы невидимый глазу монстр пнул нас только пяткой, проносясь на север в Атлантику. Рыбаки отводили свои лодчонки вверх по рекам либо укрывали их в заливах на морском дне под тяжестью камней, чтобы ураган не разнес их в щепки.

Я стояла у окна в своей комнате и смотрела вниз, в долину, окутанную темно-желтым мраком, думая о Дэниеле Чунге и его «Мисс Эмме». Это судно нельзя было затопить для безопасности, как рыбацкую лодку; ее нельзя было перегнать вверх по реке — у нее была глубокая осадка. Не мог спасти ее лодочный ангар: ветер и волны могли унести его прочь, как сухой лист.

Если ураган придет с юго-востока, Очо Риос окажется на подветренной стороне острова, таким образом, пострадает меньше, чем графства Св. Томаса и Св. Эндрю, которые примут на себя удар стихии. Но даже тогда шхуна Дэниела, отнявшая у него два года, окажется в серьезной опасности; со страхом в душе я предполагала, что он решится выйти в открытое море и попытается там переждать шторм.

Когда мы с Оливером сели вечером обедать, начался дождь. Каждые пять минут небо разрывалось голубыми вспышками молнии. Голова моя разламывалась от боли, и, казалось, сам воздух насыщен электричеством. На Оливера предчувствия также действовали гнетуще. Хотя он сохранил свое обычное спокойствие и вальяжные манеры, в его взгляде я уловила какое-то возбуждение, а Соломону было отдано приказание отодвинуть занавес на окне, чтобы он мог наблюдать за разгулом стихии.

Мне показалось это глупостью. Ураган еще не пришел на остров — и мог и не прийти; но если ветер усилится, то он разобьет стекла в Диаболо-Холл, проникнув в незакрытое окно. Но я не высказала своих мыслей Оливеру. Он не беспокоил меня уже несколько дней, и мне не хотелось его провоцировать.

Встав из-за стола, он подошел к окну и задумался, глядя из него. Дождь и ветер били в раму, небо освещалось всполохами молний, гром напоминал рычание зверя. Оливер стоял, держа руки в карманах, расправив плечи, будто бросая буре вызов. Мне стало тревожно, но я пыталась прогнать страх и не думать о предупреждении Дэниела. Я тихо пробормотала извинение и пошла в библиотеку, но через полчаса, проведенных за чтением, головная боль усилилась, а глаза стало резать — и я была вынуждена отложить книгу.

Оливер был у себя в кабинете. Я постучала в дверь, он отозвался, и я вошла. Он сидел за столом и что-то писал.

— Да, Эмма?

— Я немного устала, Оливер, и пришла пожелать спокойной ночи.

— Очень хорошо, дорогая моя. Спокойной ночи и хорошего сна.

И он вновь склонился над работой. Я закрыла дверь и пошла к себе. Я думала о том, как точно был назван этот дом, по крайней мере, для меня. Вне сомнения, это имя происходило от названия горы Диаболо, но почему так назван был пик — я не знала. Я переступила порог Диаболо-Холла с радостным ожиданием и нашла здесь переодетого дьявола.

Бекки приготовила постель и положила передо мной ночную рубашку. Я разделась, надела ночную рубашку, причесала волосы, заплела две косы и притушила свет. Несколько минут я лежала в постели, прислушиваясь к звукам бури, стараясь вытеснить из головы мысли об Оливере. Я не могла надеяться и не могла даже молить о том, чтобы он обошел меня своим вниманием, поскольку и надежды, и мольбы, — все это означало вновь начать о нем думать. Лучше было думать о том, какие разрушения причинит ураган, если достигнет острова. То был более чистый, легче переносимый страх.