* * *

Мы с Дэниелом долго не говорили о той ужасной ночи в Диаболо-Холле. К тому времени, когда мы впервые заговорили об этом, мы прошли Подветренные и Наветренные острова и продолжили свой путь на запад, держа в поле зрения на юге очертания Венесуэльского берега. И вот мы подошли к Арубе. Это был голландский доминион, хотя большинство населения составляли местные этнические группы индейцев. Здесь мы продали небольшой груз кокосовых орехов, которые мы два дня подряд собирали на необитаемом острове из группы Лос-Рок. В деревне, где мы продавали орехи, Дэниел нашел себе работу по ремонту лодок-каноэ, за которую, как и за орехи, нам заплатили золотом, но не монетами, а двумя маленькими самородками: на этом скалистом острове добывалось золото.

Из деревни мы двинулись в песчаную бухточку, встали на якорь и приплыли на берег на маленькой лодочке, которую Дэниел купил в Гваделупе, чтобы восполнить потерю. Ее нужно было заново конопатить, и этим делом удобнее было заняться на берегу, чем на палубе «Кейси». Он чесал коноплю, пока я разводила огонь для плавления смолы. Рыболовная стрела лежала рядом, потому что мы собирались поймать рыбу на обед, прежде чем вернуться на борт «Кейси». Эта стрела была сделана из бамбукового черенка, расплющенного стального болта, заостренного в листообразный наконечник. Все время, пока мы плыли по Карибскому морю, Дэниел ни разу ни пытался изготовить такой стрелы. Возможно, чтобы не вызывать неприятных воспоминаний.

Я сидела на корточках возле костра, подбрасывая в него просмоленные охапки кокосового очеса, и неожиданно для самой себя спросила:

– Каким образом ты попал тогда в Диаболо-Холл, Габнор? – Я теперь обращалась к нему только так, даже когда мы были одни.

Не отвлекаясь от своей работы, он ответил:

– Я поехал поездом в Кингстон, чтобы забрать свое копье из ремонтных мастерских Подразделения морской артиллерии. Они обещали мне отточить его на токарном станке в обмен на работу ныряльщика, которую я для них сделал. Буря началась еще до прибытия поезда в Эвартон. Мы приехали поздно. Я забрал Шенг По из платной конюшни, где его оставлял. Буря была страшная. После мили пути я решил заехать в Диаболо-Холл – к прислуге – и спросить разрешения дворецкого остановиться в конюшне или в одном из домиков, переждать грозу. Я думал, что он не откажет мне, зная, что я много лет служил хозяйке. Но, только войдя в ворота, я увидел вас… и его… Оливера Фоя. Он шел на вас с дубинкой.

Он замолчал.

– Смола скоро будет готова, Габнор. Если у тебя есть еще один инструмент, я могу помочь конопатить, – я решила переменить тему.

Мы больше не говорили в тот вечер о прошлом. К тому времени, как мы завершили свое первое путешествие через всю Вест-Индию к Арубе, мы начали привыкать к этому образу жизни. Но в третье лето случилось несчастье.

Я узнала, что с того момента, как Дэниел решил покинуть Ямайку, он втихомолку распродавал все, что не хотел брать с собой. Поэтому в деньгах мы не особенно нуждались.

В Гваделупе, пока я оставалась на борту, он сошел на берег и купил лодку. Он также купил мне одежду, рубашки и брюки, носки и ботинки, джерси и непромокаемый плащ – все мальчикового размера. Отныне моим нижним бельем стали короткие хлопковые подштанники, такие же, как он носил сам – но также мальчишечьего размера.

Когда мы покидали Ямайку, «Кейси» была снаряжена с величайшей продуманностью, все необходимое было уложено с удивительной аккуратностью. Пищу, воду, топливо добыть было нетрудно. Море было полно рыбой и моллюсками, на островах можно было добыть и купить кокосы и разнообразные фрукты, и в любой деревне предлагался обмен на все нам необходимое: овощи, фрукты, кокосы, земляные орехи, зерно для четырех кур, которых мы содержали в закутке на передней палубе.

Мы редко использовали паровой двигатель, поскольку нам было безразлично, за три ли или за четыре дня мы придем к очередному острову, который назначили себе в качестве следующего порта. Мы часто выбирали место назначения в зависимости от благоприятного ветра, поскольку не имели конкретной цели, а просто плыли по воле волн, как морские цыгане.

Несмотря на это, через несколько дней мы спускали главный парус и сбрасывали плавучий бон с правого борта, запускали бойлер и заставляли двигатель работать в течение часа или более, поскольку Дэниел твердо следовал правилу: чтобы техника хорошо служила, она должна работать. Он сам сконструировал систему для выведения пара через трубу бойлера в конденсор, что позволяло нам получать дистиллированную воду в добавление к четырем канистрам в десять галлонов каждая, которые мы наполняли водой из источников на островах, где представлялась такая возможность. То была еще одна причина для регулярного использования бойлера.

Наш камбуз занимал площадь не более карточного стола, но, поскольку мы готовили лишь очень простую пищу, нас он устраивал. Уборная располагалась в крохотной кабинке, где был стульчак над металлическим ведром с помпой, которой нагнеталась для смыва морская вода. В течение первых нескольких недель нашей ванной было только море, но позже Дэниел придумал гениальную систему, в которой помпа качала воду из канистры через шланг в емкость с просверленными в дне отверстиями. Мы ежедневно купались в море, но раз в неделю напускали воду в «душ», спускали холщовый занавес и по очереди наслаждались душем из пресной воды.

По совету Дэниела я намазывалась кокосовым маслом с головы до пят за час перед еженедельным душем, чтобы кожа моя не стала чрезмерно сухой и не загрубела от ветра и морской воды. Это был ценный совет: кожа оставалась гладкой и нежной несмотря на то, что я загорела до кофейного цвета; однако я следовала ему только, чтобы угодить Дэниелу, поскольку не придавала значения тому, как я выгляжу. Теперь было странно вспоминать, что когда-то меня волновали мои слишком густые брови. Сейчас мне совершенно не хотелось быть привлекательной для мужчин. Нам следовало избегать контактов с людьми. Во мне все еще жил страх и отвращение, посеянные Оливером Фойем, и я не хотела, чтобы мужчины когда-либо проявляли ко мне интерес.

Дэниел отрастил волосы почти до плеч. Он носил теперь усы и бороду. Седина в бороде придавала ему зловещий и суровый вид, и мне это казалось смешным: прошло время, и я вновь научилась смеяться. Мне думалось, никто не сможет теперь узнать его по описанию внешности, разосланному в доминионы ямайскими властями.

Если бы я могла представить раньше, что буду жить на небольшом паровом судне в каюте размером с половину комнаты горничной в Джакарандасе, да еще и делить эту каюту с мужчиной, я бы подумала, что соблюсти приличия в таких условиях совершенно невозможно, но я оказалась бы неправа. Дэниел укрепил посередине каюты холщовый занавес, который задвигался, как экран, на кольцах, надетых на перекладину, так что, когда кто-то из нас хотел переодеться, мы были изолированы друг от друга. Обычно такая необходимость наступала перед сном или утром при пробуждении. В течение дня мы ходили босые, только в рубашках и коротко обрезанных брюках. Мы и купались в одежде, а сохла она прямо на теле.

В каюте было две койки. Ночной сорочкой мне служила мужская рубаха. Если была качка, то мы развешивали над койками гамаки. Если ночь была тихой и приятной, мы развешивали гамаки на палубе. Спали ли мы, или купались, или отправляли свои естественные потребности, мы все делали весьма просто и без стеснения; мы предоставляли друг другу максимум возможностей для уединения, даже в таком крошечном жилище, как «Кейси».

Бывали времена, когда мы плыли ночь напролет, если нам так вздумалось, и сменяли друг друга через четыре часа у руля. Обычно же по наступлении сумерек мы ложились в дрейф, вставали на якорь в море при плохой погоде или в бухте какого-нибудь островка – при хорошей. Такую бухту найти было нетрудно, поскольку, как говорил когда-то Дэниел в той, иной, жизни, можно было проплыть две тысячи миль вдоль островов Вест-Индии и всегда быть в дне хода от ближайшей суши.

Все работы на борту мы делали вместе. На суденышке типа «Кейси», находящемся постоянно на плаву, всегда было что делать. Оснастку корабля постоянно нужно было проверять – не прохудилась ли. Фалы, шкоты, мачты, рулевое управление, – все это оборудование требовало постоянного внимания. Внезапный отказ механизмов, отвечающих за мачты и штурвал, мог привести к потере управления шхуной в самый опасный момент. От своевременного предотвращения таких случаев зависела наша жизнь.

Иногда мы брали на борт груз – перевозили его с одного островка на другой либо из деревни в деревню на побережье. Иногда мы нанимались перевозчиками, но чаще покупали, продавали или меняли грузы по своему усмотрению. Иногда шли пустыми. Но нам всегда приходилось думать о загрузке трюма и о правильном распределении веса в нем.

Я всегда считала Дэниела искусным и трудолюбивым человеком, но мне и в голову не приходило, какой высокой квалификацией и какими обширными знаниями он обладал, пока мы не начали новую жизнь на «Кейси». Его приготовления к отплытию еще на Ямайке были очень тщательными. У него были морские карты, секстант, телескоп, хронометр. Взамен оплаты работы ныряльщика в Королевской морской службе он просил познакомить его с работой приборов и с навигацией. Теперь все эти знания и навыки пригодились, и я многому у него научилась.

Покинув впервые Арубу, мы медленно пошли на восток к Наветренным островам, держась против ветра, а затем развернувшись и начав движение на самом быстром ходу. Каждый день я узнавала от Дэниела все больше о море, погоде и корабле. Он рассказывал мне об устройстве двигателя. Я усвоила правила поддержания давления пара и то, каким образом разбирать и чистить бойлер; но никогда так и не смогла понять, что же именно происходит, когда машина медленно приходит в движение.

«Кейси» прошла через Подветренные острова, вокруг Пуэрто-Рико, через пролив Мона и вдоль трехсот миль северного побережья Эспаньолы. Мы не прошли Наветренный пролив, поскольку по негласному соглашению между собой решили никогда не подходить к Ямайке ближе чем на сотню миль. Повернув на север, мы прошли через Багамы, затем через Флоридский пролив и направились к Гаване. Это было окончанием путешествия. От Гаваны мы направились в обратный путь к Гренадинам и вновь – к Арубе, хотя можно было бы пойти множеством иных маршрутов.

К тому времени, как мы повернули на юго-восток от Гаваны, чтобы не торопясь пройти маленькими островами, расположенными у побережья Кубы, я уже была способным моряком и искусной ныряльщицей. С самого начала в обучении искусству ныряльщика я находила огромное удовольствие. Я любила подводный мир – мир, полный красоты. Но не для этого Дэниел положил столько труда на мое обучение. Время от времени нам предоставлялась возможность заработать этим деньги или еду. А дополнительные две руки и два глаза были неоценимой помощью. Я наравне с Дэниелом могла нырять за лобстером или за большими съедобными моллюсками.

Мы в самом деле хорошо и разнообразно питались, поскольку море и острова давали нам все возможное по цене не более небольшого усилия. Судно и наше умение позволяли нам добыть все то, чего не было на островах. За все время мы только раз поспорили с Дэниелом, и этот случай касался еды. Однажды вечером мы встали на якорь в песчаной бухте на побережье Кубы, неподалеку от деревеньки; и в ту ночь я услышала разрывающие сердце жалобные вздохи. Я вылезла из гамака и пошла на палубу.

Вздохи и рыдания доносились с берега и были хорошо слышны в неподвижном ночном воздухе. Казалось, чья-то душа сильно страдала. Я вглядывалась во тьму, когда ко мне подошел Дэниел, застегивая ремень брюк. Я повернула голову, чтобы заговорить с ним, но была столь испугана звуками, что говорила шепотом.

– Что это, Габнор?

– Это черепахи. Туземцы ловят их и переворачивают на спины. Так они остаются живыми, а мясо – свежим. Мы прокрадемся на берег и принесем одну черепаху на борт. Кейси, черепаховый суп и черепаховое мясо – это пища богов.

– Ты хочешь сказать, что их оставляют медленно умирать? – Мне хотелось зажать уши руками, чтобы не слышать этих вздохов.

– Да. Но нельзя судить туземцев по правилам цивилизованных людей. Мы бы убили своих жертв и сохраняли мясо в соли.

Я схватилась на поручень.

– Я никого не осуждаю, Габнор. Я только думаю об этих черепахах. Я имею в виду… С ними я играю под водой.

Это была правда. Трижды я ловила черепаху и плыла, прицепившись к ней, а затем отпускала. Они не были ни дружелюбны, ни любопытны, как дельфины, но у меня сжалось сердце при мысли, что они умирают мучительной смертью, и я вовсе не приняла предложения Дэниела.

– Но ведь ты всю свою жизнь питаешься убитыми животными, Кейси. – сказал он. – Где же логика, когда говоришь, что я не должен убивать черепаху?

Я закрыла глаза, стараясь сосредоточиться. Наконец, я ответила:

– Здесь нет логики, Габнор. Это не вопрос принципа. Если я начну спорить – я ничего не докажу, у меня нет аргументов. Я просто знаю, что не хочу, чтобы ты убивал черепаху. Может быть, оттого, что мне кажется, будто у нас с ними есть что-то общее, как с дельфинами. Ведь все мы вынуждены под водой задерживать дыхание. – Я прижала ладони к щекам и поежилась. – О, не могу, не могу слышать эти ужасные звуки.