– Сегодня не нужно, Фой. Может быть, и не завтра. Я скажу вам, когда.

Оливер был разгневан:

– Что вы имеете в виду? Золото найдено, так почему не поднять его?

– Я для этого здесь и нахожусь, чтобы поднять его, но не следует спешить. Спросите-ка Жака и Луи. Я нашел корабль, но теперь нужно обнаружить на нем золото. Это нужно делать с большими предосторожностями, потому что легко запутать трос. Я не стану спускаться за горстью монет, мне нужны пять сундуков, а это означает, что мне, может быть, придется проламывать ломом корабельные доски, чтобы очистить путь; к тому же я буду работать не на ровной поверхности. Может понадобиться лебедка, чтобы подтащить сундуки к сети. Если сундуки прогнили, мне придется одеть на каждый по холщовому мешку. Все, что я должен сделать сегодня – это разыскать сундуки и подумать, как лучше их вытащить. Я возьму под воду еще один шланг, чтобы проверить его, потому что Жака смутило одно из соединений, когда он осматривал его утром. Но не ждите, что сегодня будет поднято золото.

Оливер был мрачен и зол, но спорить было бесполезно, и он молча поднялся на мостик к капитану Карагоулу.

Чед был под водой в тот день более трех часов. Мы с Лайзой сидели в салоне, где был установлен большой вентилятор. Время от времени до нас доносился голос одного из ныряльщиков, говорившего с Чедом по телефону, но понять что-либо было трудно. Через час под воду был спущен лом; по прошествии полутора часов Чед сказал, чтобы начали подъем. Это заняло сорок пять минут, трижды по пятнадцать минут Чед останавливался для передышки на разных глубинах.

Оливер стоял на палубе вместе с нами, когда подняли Чеда. Едва Жак отвинтил его шлем, как Оливер закричал:

– Ну что? Какого дьявола вы не докладываете? Думаете, мне приятно оставаться в неведении?

– От разговоров затуманивается стекло, а его нельзя протереть изнутри, – проговорил Чед.

– Ладно-ладно. Так что там?

– Хорошие новости. Я нашел шесть сундуков, один разбит. Я проложил дорогу, чтобы вытащить их оттуда. Завтра утром я установлю там лебедку, и, если получится, я завтра же подниму два сундука, а еще три – на следующий день. Мне нужно еще сегодня смести как можно больше рассыпанных монет из шестого сундука и сложить их в мешок.

– Ахх! – вырвался вздох триумфа у Оливера, и я увидела блеск в его глазах. Это был знакомый блеск, хищный блеск, который означал, что нам грозит опасность.


* * *

Чед держал слово. В сумерках следующего дня два зеленых, покрытых водорослями сундука были подняты из морских глубин и погружены на заднюю палубу. Они были дубовыми, обитыми железом, не особо большие, но тяжелые, поскольку в каждом было по пятнадцать тысяч монет Марии Луизы. Когда первый сгрузили на палубу, Оливер отослал всю команду и подозвал меня. Я не ответила, но вышла вместе с Лайзой. Мы стояли поодаль и наблюдали, как он выбивал две большие ржавые заклепки молотком и долотом. Пот струился по его лбу, но не от усилия – от жадности.

Засовы заскрипели. Он поднял крышку и откинул ее. Перед нами предстала груда грязной заплесневелой пакли. У Оливера из горла вырвался жуткий хрип, и я увидела белую пену в уголках его рта. Он сорвал слой этой пакли, и мы увидели под ней тусклые золотые монеты.

Оливер тяжело дышал, губы его скривились в жадной ухмылке. Я чувствовала, как хочется ему взглянуть на меня, но он не мог отвести взгляда от золота.

– Вот оно, дорогая Эмма, – прошептал он наконец, – часть твоего приданого.

Я коснулась руки Лайзы, и мы вместе с нею повернулись и пошли в салон. Я была потрясена видом золота и словами Оливера, потому что наконец осознала, чего я стоила человеку, который был мне не более чем другом и которого я любила. Он не должен был мне ничего.

Вечером на палубе мы обедали жареным цыпленком, хлебом и маслом, сыром и фруктами. Вольер с цыплятами стоял на палубе, чтобы как-то разнообразить рыбный рацион. Чед растянул на палубе холщовый занавес, чтобы мы могли уединиться. Оливер всегда обедал в каюте, а затем весь вечер играл в карты с капитаном, чему тот был ничуть не рад, как мы заметили. По негласному соглашению, мы держались от Оливера в стороне, если только не требовалось участия в каком-либо обсуждении; но и в таком случае вел переговоры Чед. У нас с Лайзой был салон, поскольку капитан и команда в нем не нуждались; но мы предпочитали сидеть вечерами на воздухе за экраном.

После обеда я упросила Чеда пойти в салон, где была яркая лампа, и нарисовать нам расположение останков, сундуков и объяснить, как он собирается тянуть их.

– Корабль, как перевернутая черепаха, – говорил он, – которая лежит на глубине шестнадцать фатомов с разломанной спиной. Большинство мачт на удивление целы. Он лежит на скале. Конечно, имеются огромные пробоины, возможно, от скал, а возможно, от пушечных ядер, которые прошли насквозь. Когда пробираешься внутрь, то оказываешься в перевернутом мире. Вместо того, чтобы стоять на палубе, ты стоишь на том… – он улыбнулся, над выражением лица Лайзы, -…на том, что сухопутные крысы называют потолком. Все поросло водорослями. Я видел несколько пушек, а также груду ядер. Завтра я подниму для тебя ядро, Кейси, – сувенир на память о находке Дэниела.

– О, Чед, мне бы так хотелось. Ты такой добрый.

Он смотрел на блокнот, слегка тыкая в него карандашом, и размышлял, будто принимая какое-то решение.

– Есть еще одна забавная вещь, – сказал он, помолчав. – Я не желал было говорить об этом, поскольку это очень печально, но не думаю, что после этого тебе будут сниться кошмары. – Он поставил карандашом точку где-то на рисунке. – Сундуки – вот здесь, там, где, как я полагаю, была каюта капитана. А вот здесь – еще одна каюта. – Он оторвал листок и начал рисовать еще один рисунок. – Она находится напротив, и перевернута вроде этого. Помнишь, я брал вчера на проверку еще один шланг? Пока я работал, братья нагнетали в него воздух в течение часа. Течение, должно быть, немного снесло его, и я пошел за ним. Как только я прошел через проем в другую каюту… я внезапно обнаружил, что голова моя находится над поверхностью воды. – Он начертил горизонтальную линию и полукруглый предмет, чтобы изобразить шлем. – Вот так.

Лайза изумилась:

– Но это невозможно!

– Нет, – сказала я, сразу отыскав разгадку. – Нет, дорогая, это возможно. – Я взглянула на Чеда: – Это воздушный пузырь? Воздух из шланга был заключен в каюте и не мог выйти, поэтому образовался огромный воздушный пузырь. Правда?

Чед рассмеялся и положил карандаш.

– Молодчина. Но что меня удивило – так это то, что воздух накачивали вчера, а он никуда не ушел сегодня.

– Значит, что-то закупоривает планки палубы так, что образуется герметичная поверхность. Вероятно, пакля. И даже водоросли могли сделать поверхность непроницаемой. Но отчего ты сказал, что это печально, Чед?

– Ну… потому что, когда я взглянул наверх, что является, по сути, полом каюты, я увидел там стол со стулом. Очевидно, они были привинчены к полу. С них свисают водоросли. Но самое невероятное – это человек, сидящий за столом. Уже не человек, а скелет, все еще в одежде – то есть в том, что было прежде одеждой. Наверное, он оказался в этой ловушке между столом и стулом. Он там так и остался, когда вчера воду вытеснил воздух.

– О, как ужасно это видеть! – поежилась Лайза.

Чед посмотрел на меня.

– Странно, но мне так не показалось. Море хранит много страшных и грустных тайн.

Я кивнула. Однажды нам с Дэниелом предложили подводную работу недалеко от Пуэрто-Рико среди затонувших тел моряков, которые оказались в ловушке трюма кеча. Это была печальная картина, но я не была так напугана, как была бы на поверхности: вероятно, мне казалось кощунственным «осуждать» море за его деяния.


На следующий день Чед вновь погрузился и послал на поверхность три сундука за два часа работы. В полдень он вновь пошел вниз – и мы было думали, что в последний раз – с двумя большими холщовыми мешками, чтобы собрать золото, рассыпавшееся из шестого сундука. У мешков были металлические ручки, и их легко было рывком вытащить на палубу.

Оливер был очень возбужден, он мерил шагами палубу и поминутно взглядывал на часы; затем он попросил братьев узнать, сколько еще времени потребуется, чтобы собрать золото. Луи робко ответил Оливеру, что Чед сказал: у него слишком много работы, чтобы тратить дыхание, отвечая на глупые вопросы. Оливер яростно выругался.

Прошло полтора часа. Чед велел поднимать его наверх. Оливер был бледен от ярости, поскольку ожидал, что Чед запросит крюк для остатков золота. Но ему пришлось сдерживать свою ярость еще полчаса, пока Чеда поднимали на поверхность; однако, как только отвинтили шлем, он разразился тирадой:

– Что за игры вы там затеваете, Локхарт? Мне нужно, чтобы работа была закончена сегодня! Вы надеетесь нарыть золота для себя? Так? Я предупреждаю вас: не вздумайте нарушать нашу сделку!

Чед не сказал ни слова, пока Оливер не исчерпал свои слова, затем он произнес:

– Я был вынужден поднять золото для вас, Фой, но не обязан работать под вашим руководством и объяснять мои действия. Оба мешка готовы и ждут подъема.

– Что? Так какого черта вы не сказали, чтобы спустили трос и крюк?

– Потому что, как только я вытащил последний мешок, откуда-то упало бревно и подняло облако песка. Для меня опасности не было, но я не мог увидеть ни зги из-за песчаной завесы. Мне не хотелось ждать час или больше, и я решил поднять мешки завтра утром. – Серые глаза Чеда холодно смотрели на Оливера. – Это займет не более десяти минут, но не забрасывайте меня вопросами, пока я внизу: вы не получите ответов. Ясно?

Оливер стоял и вытирал платком пот со лба, его руки дрожали. Затем он повернулся и пошел прочь. Чед улыбнулся нам с Лайзой, вылезая из водолазного костюма. В толстом шерстяном белье он не представлял из себя элегантного мужчину, но я так гордилась им, потому что сама ни за что не решилась бы пойти на дно в этом чудовищном панцире из металла и резины. Мне хотелось обнять и расцеловать его.

Он показал мне кивком на что-то, лежавшее на палубе в сетке, что-то, что он принес с собой, и сказал:

– Подарок для тебя, Кейси. Осторожно, оно тяжелое.

Жак поднял ядро и принес его мне. Он протянул его мне, и я взяла, хотя он думал, что я только взгляну.

– О, Чед, ты вспомнил! – У меня в руках было десятифунтовое ядро с «Альмиранты».


* * *

В ту ночь неясные страхи не давали мне спать. В два часа ночи я стояла у открытого окна каюты, глядя туда, где должна была быть Ямайка, и думая о том, кто сейчас живет в домике Дэниела на горе над Очо Риос. Я смогла разглядеть дом в подзорную трубу – и это вызывало во мне много воспоминаний. Теперь же во тьме я увидела, как появилось светлое пятно, очень яркое, хотя и мелкое. Оно помигало некоторое время, а затем исчезло. Я заволновалась: что это могло быть, но потом подумала, что это обман зрения. Я вернулась в постель и вскоре уснула тяжелым сном.

В половине десятого утра я стояла с Лайзой на палубе и наблюдала, как свет лампочки под шлемом Чеда исчезал в глубине. Я проснулась рано и встала с рассветом. Я постирала рубашку и брюки Чеда и развесила их сушиться на веревке за холщовым занавесом.

Оливер в то утро был совсем иным: холодным и официальным. Не было и следа той горячности, которая обуревала его в прошлые дни. Но я хорошо помнила: эти вежливые и холодные манеры Оливера всегда предшествовали какому-то его дикому поступку.

Прошло две минуты. Лебедка перестала вращаться. Луи поговорил по телефону, выслушал Чеда и обратился к Оливеру:

– Он достиг дна.

Оливер кивнул.

– Прекрасно.

Двое из команды, как всегда, дремали на воздухе под навесом. Гигант Жонжон стоял неподалеку от Оливера и, казалось, выполнял этим какое-то приказание. Капитан находился на капитанском мостике. Я смотрела на море, когда Оливер спокойно сказал:

– Жак, Луи, внимание. Когда два мешка будут на палубе, Жонжон обрежет воздуходувный шланг своим мачете.

Я застыла от ужаса, еще не веря, и медленно повернула голову. Возле меня Лайза издала какое-то подобие рыдания. Братья Борра, скорчившись над помпой, глядели широко раскрытыми глазами на Оливера. Двое лежавших на палубе сели от неожиданности.

– Если он сделает это, Чед умрет, – сказал Жак.

– Именно, – ответил Оливер. – Но вас это не касается. Я сообщу властям, что мистер Локхарт взял двух леди покататься в лодке – и с ними случилось несчастье. Капитан подтвердит мою информацию.

Карагоул стоял на капитанском мостике, крепко вцепившись в перила. Его бледное загорелое лицо исказилось от страха. Он наклонил голову в знак согласия, но лицо его в тот момент скрылось за козырьком голубой кепки. Я тупо посмотрела на двух братьев. Жак упрямо работал помпой. Оливер сказал:

– Думаю, спорить с Жонжоном глупо.