— Н-ну… это довольно деликатная тема.

— Какая именно? Господи, Энджи, это совсем на тебя не похоже.

— Я знаю. — Она еще немного поколебалась, потом набрала побольше воздуха. Его реакция на то, что она сейчас скажет, и решит сразу все. Раз и навсегда. Сразу же даст ей понять, как она должна будет поступить. — Макс, дело в том, что я беременна. Твоим… твоим ребенком.

Наступила долгая тишина. Макс молча, не мигая смотрел на нее. Он побледнел еще сильнее. Потом отвернулся, встал, подошел к окну, поглядел на улицу.

Энджи почувствовала, как сперва ее пронзила острая боль, а потом вдруг охватила, стала душить все усиливающаяся паника.

— Ну ладно, — сказала она. — Давай на этом и кончим. Я знала, что не надо было тебе об этом говорить. Прости меня, Макс. Давай забудем об этом. Это моя большая ошибка. Очень большая.

— Энджи, — проговорил Макс, медленно оборачиваясь, на лице его по-прежнему не было еще никакого выражения, однако голос дрожал и стал каким-то странно глубоким. — Энджи, ничего более дикого я еще в жизни не слышал. Честное слово. Просто смешно. Бог знает, что все станут говорить.

— Ну, — она вдруг рассмеялась, — я ожидала любой реакции, но только не такой. Так что ты все-таки хочешь сказать, Макс? Каков твой ответ?

— Я хочу сказать, что это все решает, дура ты несчастная. Раз и навсегда. Мы сможем пожениться. И надо сделать это как можно быстрее. Я не хочу, чтобы в роду Кейтерхэмов опять появились незаконнорожденные отпрыски.

Глава 63

Александр, ноябрь 1987

Это было настолько ужасно, что он даже заболел. И теперь постоянно чувствовал себя плохо. Только подумать. Макс женится на этой потаскушке! И как спокойно они ему сообщили! Уселись на диване там, в библиотеке, рядышком, улыбаясь, и Макс еще держал ее за руку!

Нет, чтобы она, эта Энджи, которую его жена подобрала где-то в Ист-Энде и пригрела из чистой благотворительности, чтобы эта Энджи поселилась теперь тут в качестве графини Кейтерхэм! Просто омерзительно! Господи, и о чем только думает этот Макс? Ей же впору быть его матерью. Не говоря уже обо всем остальном, она не сможет обеспечить ему наследника. Об этом они явно не подумали. И к тому же она совершенно не тот человек, который нужен. Нужен Максу, нужен Хартесту. Конечно, она по-своему приятна, одно время она ему даже очень нравилась. Но она заурядна, вульгарна, невежественна. У нее никакого вкуса. Достаточно только взглянуть на ее дом в Лондоне — на эти ковры с ворсом по щиколотку, на эти ужасные модные драпировки, — чтобы сразу же стало понятно, во что она превратит Хартест. Да она станет тут бедствием не лучше арабов. Возможно, даже и хуже. Господи, какой-то сплошной кошмар. Стоило ему только избавиться от одной угрозы, от перспективы того, что тут поселится этот ужасный тип Кендрик, как перед ним сразу же вырастает новая.

Неприятности. Скандалы. Что-то в последнее время их стало чересчур много. Александра отчасти забавляло, отчасти сердило то, что все вокруг полагали, будто бы он не читал этих заметок в прессе. Похоже, все они считали его кем-то вроде слабоумного. Его тревожили и эти заметки, и такое отношение к нему; хотя и не так сильно, как встревожила его угроза Фреда III подать на газеты в суд. Позвонить ему вот так вот прямо через Атлантику и спросить, что, по его мнению, они должны предпринять! Когда каждому известно, что лучший способ общаться с прессой — это ничего вообще не говорить. Ну, с Фредом он справился. А заодно добился и того, что Хартест теперь находится в безопасности, его положение надежно. Они все считают его идиотом. Наивным и рассеянным идиотом. Что ж, возможно, так даже и лучше, в противном случае ему могло быть гораздо труднее. Но иногда ему приходит в голову мысль, с каким бы удовольствием он им все рассказал. Он и расскажет, обязательно расскажет. Когда-нибудь.

Но не сейчас. Прежде он должен разобраться с этой женитьбой Макса. Господи, ну почему Макс порвал с Джеммой? Такая милая, такая подходящая девочка. Александр действительно был искренне обрадован, когда она появилась. Она так полюбила Хартест, полюбила Макса; и выглядела она как раз так, как надо, и сама была тем человеком, который здесь нужен.

Глупый мальчишка, полный идиот: это же абсурд какой-то, то, что он затеял.

Нет, этого никак нельзя допустить.

Глава 64

Энджи, Рождество 1987

— Давай встретим Рождество здесь, — проговорила Энджи. — В «Ключах». Мне бы этого очень хотелось. Тут было бы так здорово.

— Ладно, — ответил Макс. Он лежал, положив голову на ее пока еще впалый живот, и вид у него был крайне умиротворенный. — Только подумать, Энджи, что он уже там, внутри. Мой сын. Потрясающе.

— А может быть, твоя дочь. И потом, не только твой. Он и мой тоже.

— Не-а. Это мальчик. Я знаю. А если девочка, тогда сделаем еще одну попытку.

— Макс, я уже немного старовата для того, чтобы давать начало целым династиям. До сих пор не могу поверить, как я этого-то ребенка допустила. Терпеть не могу беременность. И маленьких детей тоже терпеть не могу. Я же тебе говорила, этот будет последним.

— Ладно, там поглядим. А ты не думаешь, что, может быть, лучше в Хартесте? Я имею в виду, встречать Рождество.

— Нет, не думаю, — отрезала Энджи. — Александр пока еще не очень свыкся с этой новостью. Насчет нас. Я как-то… в его присутствии не очень хорошо себя чувствую.

Макс пожал плечами:

— Ну ладно. Останемся тут. Тут хорошо. Я не против. А насчет Александра ты ошибаешься. Наоборот, он очень обрадован. Просто счастлив. Он мне сам об этом говорил. Со слезами на глазах. Старый паршивец. Боюсь, он в последнее время действительно малость спятил. У него не все дома.

— Да, — согласилась Энджи, — пожалуй, ты прав. Но все-таки он очень приятный. Он и мухи не обидит.

— Ну разумеется, — проговорил Макс. Похоже, он был шокирован самой возможностью предположить обратное.

* * *

Они должны были пожениться на Новый год. В Мальборо, в бюро гражданской регистрации, в присутствии только членов семьи. Энджи все еще пребывала в состоянии потрясения. Не только из-за внезапно обнаруженной беременности, хотя и это само по себе было достаточной причиной.

— Вы — чистый случай того, что в медицине называют синдромом последней минуты, миссис Прэгер, — сказал ей врач. — Жены, которые уже в возрасте, обычно стараются уверить нас, что это последний зов матери-природы. Медицинская наука не может ни подтвердить, ни опровергнуть этого, но, в общем-то, факт, что довольно много детей рождается именно на сороковом году жизни их матерей. И, кроме того, противозачаточные таблетки с низкой дозировкой очень часто дают сбои. Стоит не принять один раз, и вы уже в опасности; пропустить два приема — и вы уже определенно рискуете.

Последнее было верно, она тогда как раз пропустила два приема. Вначале в тот вечер, когда они устроили празднество, а потом и на следующий день, со всеми его переживаниями и волнениями, с тем возбуждением, что овладело ею, потому что она наконец-то, после очень и очень долгих ожиданий, оказалась в постели с Максом. Но все равно, даже и со скидкой на все эти обстоятельства, подобная промашка была совершенно не в ее духе: жесткая целесообразность, управлявшая всей ее жизнью, должна была автоматически не допустить ничего подобного. «Что-то я распустилась, — заявила она Максу, — пора брать себя в руки».

А потом тот почти лихорадочный пыл, с каким встретил Макс ее слова о будущем ребенке, — Энджи ожидала с его стороны в лучшем случае осторожно выраженного удовлетворения, но уж никак не доходящего почти до экстаза счастья и настойчивого требования стать его женой. Она призывала его предварительно хорошенько все обдумать, говорила, что не следует торопиться, что им обоим надо еще свыкнуться с самой мыслью о ребенке, что Макс должен абсолютно ясно отдавать себе отчет в том, какими мотивами он руководствуется. Макс ответил, что она просто дуреха и что он абсолютно во всем уверен; спустя две недели, на протяжении которых каждый день был заполнен бурными заверениями в любви, она сдалась, потому что сама хотела этого брака больше всего на свете, согласилась и сказала, что свадьбу можно будет устроить сразу же после Рождества. Сейчас она слишком неважно себя чувствовала; и потом, нужно какое-то время, чтобы всех оповестить. Пока они никому не говорили о ребенке, считая, что само известие об их браке станет для всех достаточным шоком, и со вторым, таким же, можно пока не торопиться. Пусть все свыкнутся с первой новостью.

Александр отреагировал достаточно мило: правда, с обычной своей неопределенностью и уклончивостью, но был явно доволен, порассуждал о том, как прекрасно, что она теперь в полном смысле слова станет членом их семьи, и нежно поцеловал ее. Георгина тоже отреагировала в целом хорошо: она была несколько более сдержанна, но произнесла небольшую и приятную речь; говорила, как чудесно видеть Макса таким счастливым и что Энджи, на ее взгляд, тоже заслуживает своего счастья в жизни. Шарлотта же была нескрываемо потрясена и пришла в ужас. Она выдавила из себя улыбку, произнесла несколько вежливых слов, поздравила их обоих и, просидев с натянутым выражением лица не больше десяти минут, поспешно ушла, сославшись на то, что ей надо сделать срочный звонок в Нью-Йорк. Вид у нее был откровенно расстроенный; Энджи разрывалась между ощущением своей собственной обиды и желанием по-дружески взять Шарлотту за руку и заявить, что да, у тебя есть все основания расстраиваться, я по меньшей мере странная пара для Макса, и я бы на твоем месте тоже страшно переживала. Но Энджи не стала этого делать: она чувствовала себя слишком счастливой.


За три дня до Рождества Энджи сидела в «Монастырских ключах» и, дожидаясь возвращения Макса из Лондона, заворачивала в праздничную упаковку приготовленные подарки, когда раздался телефонный звонок. Звонил Александр.

— Энджи, дорогая моя! Я понимаю, что прошу слишком многого, но не могли бы вы заехать ко мне сегодня после обеда? Или где-нибудь ближе к вечеру, около шести? Мы бы посидели, выпили, и мне просто очень хочется вас увидеть.

— Александр, я бы с удовольствием приехала, но я страшно занята. Рождество, сами понимаете.

— Да-а. — Голос у него стал какой-то заметно разочарованный… нет, хуже: глубоко расстроенный. — Ну что ж. Ладно. Извините. Просто я… меня кое-что беспокоит, Энджи. Наверное, это все глупости, но мне бы хотелось поговорить с вами об этом. Ну да ладно. Я понимаю, что вы заняты. Особенно перед Рождеством. Одинокая жизнь сделала меня эгоистом. — Теперь голос у него дрожал, был почти плачущим.

— Александр, я… — начала было Энджи.

— Нет, нет, не надо обо мне беспокоиться, — перебил он. — Простите меня, дорогая. Вам и ехать-то далеко. Просто я… а, ладно, ничего.

— Александр, ну конечно же, я приеду, — торопливо проговорила она. — Мне самой тоже хочется вас увидеть. Заодно привезу вам подарок к Рождеству. А Георгина дома?

— Да. Да, должна быть дома. Она, правда, собиралась сегодня вечером на ужин к Данбарам, но, не сомневаюсь, будет вам рада.

— Вот и хорошо. Послушайте, я смогу у вас быть примерно… через два часа, это удобно? Мне надо тут кое-что закончить, а потом посмотреть, чтобы с детьми было все в порядке. Сейчас они уехали на утренник. Как только вернутся, я тут же выезжаю.

— Огромное вам спасибо, Энджи. Я вам необыкновенно признателен. Жду вас, дорогая.


В Хартест она приехала примерно в половине седьмого вечера. Необходимо было проезжать через Мальборо, а движение там оказалось просто ужасное. Сворачивая с основного шоссе на узкую извилистую дорогу, что вела к Хартесту, Энджи обратила внимание, что топливный указатель у нее почти на нуле. Надо было раньше заправиться. Ну да ладно. Теперь уже все равно поздно, ничего не поделаешь.

Александр поджидал ее на ступенях парадной лестницы; вид у него был усталый, но при ее появлении лицо приняло ласковое и приветливое выражение. Энджи взбежала по лестнице, поцеловала его и сразу же вручила подарок:

— Счастливого Рождества, Александр.

— Вам тоже. Какая красивая упаковка! Входите, дорогая моя. Хотите чего-нибудь выпить или чаю?

— Я думаю, лучше чаю, Александр. Мне же еще ехать обратно.

— Хорошо. Мистера и миссис Фоллон сегодня нет, так что всем заправляю я сам. Пойдемте на кухню, я приготовлю.

Вслед за ним Энджи прошла в просторную кухню. Она вдруг, непонятно почему, очень ярко и живо вспомнила, когда и при каких обстоятельствах впервые побывала на этой кухне: это произошло, когда Вирджиния вся сияла от счастья, что у нее родилась Георгина, когда Александр был еще молод и удал; когда Шарлотта была маленькой девочкой в высоких красных сапожках; теперь ей казалось, что все это было много-много лет тому назад.