Время ее не меняло. Даже больше того — Рита еще лучше стала. Как она одевалась, как она выглядела… Это невероятно! Ни одна киноактриса, ни одна модель не могли с ней сравниться.

И она еще была особенной. Бизнес‑леди — их пруд пруди, а вот Рита профессию себе выбрала тоже невероятную, сложную, интересную. Да, часть знакомых девчонок (помимо тех, кто удачно замуж вышел) тоже в люди выбились, карьеру сделали, но это все не то. Профессия Риты тоже была особенной какой‑то.

Потом. Рита не превратилась со временем в женщину, она осталась навсегда девушкой. Сложно объяснить, но это как‑то связано с характером, со взглядами на жизнь… Нет‑нет, это не то, когда взрослая тетенька ведет себя точно девочка — сюсюкает и бантики на седеющие кудри лепит (смешно!) — это что‑то другое. Рита не строила из себя юную деву, но… Но не было, не было в ней этой бабьей заматерелости, которая отпугивает мужчин еще сильнее, чем морщины на лице и лишние килограммы на талии.

Когда Иван встретил Риту впервые после долгой разлуки здесь, в Видногорске, она была все той же Ритой Булгаковой, что двадцать пять лет назад. Вот как солнце не стареет, так и она — вечно сияющая.

И случилось чудо. Пять лет, разделявшие Ивана и Риту, словно стерлись, перестали быть преградой. Риту, в общем, ничего не смущало, когда у них с Иваном начались отношения… И профессия Ивана ее совсем не смущала, и то, что у него не было высшего образования, и отсутствие больших денег.

Одно только препятствие было. Одно‑единственное, но самое непреодолимое. Это ее, Риткина, любовь к Максиму, брату. Она Ивана даже однажды, в самые горячие минутки, Максом назвала, да… Было дело.

Он промолчал тогда, ничего не сказал. Больно, неприятно, конечно, но он простил ее сразу же.

Пусть все останется, как есть. Пусть она живет, любит Макса… Он, Иван, ее этим не попрекнет. (А чего попрекать, когда сам такой же.) Пусть у них (у Ивана с Ритой) нет совместного будущего. Кстати, а ведь уже намечтал, что у них семья может сложиться, дети родятся… (Это же как здорово, когда дети. Дети от Риты. Их с Ритой дети!)

Ладно. Пусть ничего не будет. Но она, Рита, останется жить на этом свете. Не рядом, а в Москве или еще где… Да хоть в Австралии! Но сам факт того, что Рита — есть, уже душу греет.

А вот если ее, Риты, совсем не будет? Нигде! Ни в России, ни в Австралии…

Зачем тогда жить? Ну только если хранить память о ней… а так больше и незачем. Это все равно как без солнца жить. Наверное, можно, но уже не то.

— Думай. Думай же! — с раздражением произнес вслух Иван. — Где она может находиться сейчас?!

Если вернуться к первому, основному варианту. Предположим, Риту действительно похитил маньяк, которого все тут Джеком‑Потрошителем называют. Как он ее похитил? Да уж не в охапку схватил и побежал… Он ее в машину затолкал. Да, точно. Сто процентов. Все‑таки день тогда еще был, центральная почти улица, все на виду… Странно только, что не нашлось никого, кто бы увидел, как человека в машину заталкивают.

«А если никто Риту не заталкивал? Если она сама к нему в машину села? А что! Например, это был человек знакомый. Садись, типа, подвезу, и она… села.

Да, если что‑то в мире происходит, то именно так — просто, без всяких наворотов, которые в кино бывают. Самое простое объяснение — оно и есть самое верное. Сколько раз Рита о «бритве Оккама» твердила…

«А еще Рита рассказывала, что маньяки обычно выглядят нормальными людьми. Про которых ничего такого не подумаешь… И что наш Джек, скорее всего, человек уже немолодой, с повышенным чувством справедливости. Он вообразил себя ворошиловским стрелком и теперь творит свой суд».

Пожилой. Справедливый. Принципиальный. Нормальный на вид. На машине. Тот, кого Рита давно знает и кому доверяет. Все просто!

— О господи, — пробормотал Иван и нажал на педаль газа. Столько времени потерял!

Доехал до перекрестка. Куда теперь? Нет, не в центр… налево надо.

Иван мчался на машине, тормозил, разворачивался, ехал обратно, сворачивал, нарушая все мыслимые правила, одержимый лишь одним желанием — найти, догнать белую «Оку».


* * *

«Бритва Оккама».

Из Википедии:


«Бритва Оккама», или «лезвие Оккама», — методологический принцип, получивший название по имени английского монаха‑францисканца, философа‑номиналиста Уильяма Оккама. В упрощенном виде он гласит: «Не следует множить сущее без необходимости» (либо «Не следует привлекать новые сущности без самой крайней на то необходимости»). Этот принцип формирует базис методологического редукционизма, также называемый принципом бережливости, или законом экономии.

Однако то, что называют «бритвой Оккама», не было сформулировано Оккамом, он всего лишь провозгласил принцип, известный еще со времен Аристотеля и в логике носящий название «принцип достаточного основания». «Бритва Оккама» — это лишь название принципа, а не его атрибуция (указание на авторство).

Еще проще говоря, словосочетание «бритва Оккама» значит, что «самое простое объяснение — самое верное».


* * *

С самого начала не задалось. Ночью вышел из дома, чтобы дело до конца довести, а там, во дворе, — этот парень. И сразу к нему, к Анатолию, с расспросами. Пришлось домой вернуться, чтобы не привлекать к себе внимание. Мало ли… Запомнит этот парень, что Анатолий ночью куда‑то направился, привяжется потом. Нет, в таком деле нужна исключительная осторожность, чтобы ни тени подозрения ни у кого не возникло…

Анатолий пересидел ночь дома и выехал на следующий день, и — бац! — опять этот тип, Риткин приятель! И прямо за ним… Анатолий на строительный рынок — и тот за ним. Анатолий обратно — и тот обратно… Следил, что ли, гад? Или просто так тут околачивался?

Нет уж, лучше пока не ездить к гаражам, выждать. А то увяжется хвост… Но, с другой стороны, пойдет вот сейчас кто в тех местах, услышит чего… Или пацаны затеют в игры играть или наркоманы проклятые полезут в гаражи, а там… Хотя, может, и не найдут подпол. Или эта пигалица каким‑то образом от веревок умудрилась освободиться… Всяко может быть. Анатолий рассчитывал, что этой ночью смотается к гаражам, закончит все дела с Риткой, а нет…

Вообще, по‑хорошему надо было сразу ее придушить. Лежало бы тело, а от него, от тела, ни шуму ни гаму. Но Анатолий не был простым убийцей, он хотел, чтобы соседская дуреха все‑таки осознала свою ошибку, поняла, что всю жизнь занималась не тем, поразмышляла над своей никчемной жизнью. Нельзя сразу же наказывать, надо, чтобы люди и раскаяться могли перед смертью.

Чем дольше жил Анатолий, тем сильнее был недоволен существующим порядком вещей. Закон в этом мире не действовал, порядка не имелось.

Проститутки прямо в открытую на главной площади, у вокзала, тусовались. Люди приезжают, значит, к ним в город и что видят первым делом, сойдя с поезда? Видят эти рожи размалеванные. Что о городе подумают? Потом, сами эти падшие женщины. Работать не хотят, насквозь порочные. Такие не должны жить. Все они мертвые уже!

Интим‑магазины какие‑то открыли. Как не стыдно!

А богатеи? Наглые, охамевшие… Сидят в главном зале «Центрального», в креслах, под пальмами, черную икру ложками жрут. Позакрывать к чертовой матери все эти рестораны с гостиницами!

Ездят на крутых тачках, подрезают нагло, смеются над теми, у кого машины попроще…

И простые люди тоже испортились, совесть потеряли. Гадят там, где живут. Мусор до урны донести не могут! За псиной в родном дворе прибрать отказываются. А молодежь какая пошла? Сидят в скверах и пиво пьют. И ржут, и матом на тех, кто им замечания делает… Тьфу!

Девчонки, совсем молоденькие, дети еще, а туда же — мини нацепили, глаза накрасили, пошли по рукам. Куда их матери смотрят?

Почему жизнь так испортилась, почему люди вокруг превратились в скотов? Мужчина сначала связывал это с перестройкой, с тем, что разрушили социализм и вместо него построили капитализм… Но лишь недавно понял — нет, дело не в этом. Вон есть капиталистические страны, а люди все равно там прилично живут, мимо урны плюнуть боятся. Не‑ет, брат, тут в чем‑то другом закавыка!

Здесь надо отметить, что телевидение, и вообще нынешнюю культуру, Анатолий тоже никогда не одобрял. Показывают по зомбиящику всякую дрянь. Лучше не смотреть.

Но он‑то не смотрит, хорошо, а другие? А молодежь? Дети? Анатолия на днях буквально озарило, когда он с теткой той, случайной знакомой, поговорил. И понял, в чем причина беспорядка, царящего вокруг, — все дело в культуре. В книгах и в тех передачах, что по зомбиящику крутят.

Средства массовой информации — вот главный виновник.

Именно из‑за них люди портятся. Молодежь порочной становится, а богатеи наглеют. Итак, если кто и виноват в том беспорядке, что вокруг творится, так это кино с телевидением. И книги.

Главное, одна из представительниц этой самой «культуры», оказывается, проживала по соседству. Ритка Булгакова. Вроде приличная на вид. Но, оказалось, она порнографию пишет… Стыдоба. Значит, Ритка тоже из тех, кто во всем виноват. От которых надо мир избавлять.

Да‑да, нет смысла стрельбой по воробьям заниматься. Надо не шины «Мерседесам» прокалывать, не проституток душить, а именно тех уничтожать, от кого все зло идет, из‑за кого богатые наглеют, а бедные теряют совесть. О, мысль! Было бы здорово, например, Останкинскую башню взорвать. Сразу бы жизнь в стране наладилась.

…Анатолий перекусил наскоро яичницей и вышел из дома. Сел в машину, выехал и опять того типа за углом увидел — в синей «реношке». Плохо. Но отступать поздно. Куда дальше тянуть‑то?

Все‑таки решил ехать. На перекрестке осмотрелся — вроде «Рено» тот с места не тронулся, так и остался там, возле дома, стоять. Но на всякий случай Анатолий принялся петлять по городским улицам. Когда окончательно убедился, что «хвоста» за ним нет, направился в нужную сторону.

Окраина, пустырь. Вон и гаражи. Их в конце семидесятых построили, одно машино‑место и Анатолию выделили, как передовику производства. Как раз в восьмидесятом, летом. Навсегда запомнилось. В то лето Олимпиада в Москве была, а еще Высоцкий умер. А еще… А еще они с Любой тогда познакомились.

С Любовью…

Анатолий старался о жене лишний раз не вспоминать. Потому что ничего не прошло. Врут люди — время не лечит. Все равно больно. Они прожили с Любой несколько очень счастливых лет. А потом Горбачев к власти пришел, и потихоньку все стало разваливаться. А Люба… Люба нашла себе другого и уехала потом со своим хахалем в Америку, в конце восьмидесятых, за лучшей жизнью. Оставила Анатолия в этом хаосе. Одного. Оставила его…

Толя почувствовал, как дергается лицевой нерв. Нет, лучше не вспоминать. Зачем вспомнил? Зачем?!

Мужчина развернул машину и теперь аккуратно ехал вдоль реки, к гаражам, по нечищеной дороге. А кто тут чистить‑то будет… И гаражи вон уже наполовину развалились. Но ремонтировать их никто не собирается. Сколько Анатолий по инстанциям ни ходил, никто из чиновников на его просьбы не откликнулся. Сказали — будут сносить гаражи в следующем году.

А кто хочет — пускай себе место в новом подземном паркинге покупает, за несколько сот тысяч…

Внизу, за бетонным ограждением, плескалась вода. Кажется, с прошлого раза льда стало меньше. Ну да, март, потеплело. Под мостом царил сумрак, где‑то тарахтела о железо капель, и этот мерный звук успокаивал, навевал сон. Сон… Вот бы поспать. Вторую ночь ведь толком не спит!

И еще какие‑то звуки. Анатолий замер, прислушался. Кажется или нет? Вроде чьи‑то шаги… Сверху, по мосту, идет кто? Или сюда направляются? Вот затянул он с этой Риткой… Надо было сразу с ней расправиться, а не придумывать бодягу с осознанием и раскаянием. Все равно она, курица глупая, ничего не поймет, ни в чем не раскается! От бешенства у мужчины застучало в висках, и он даже на какое‑то время потерял слух. Обернулся на всякий случай, замер, вглядываясь в ту сторону, — никого. Город терялся в серых сумерках.

«Показалось, верно», — вздохнул Анатолий. Снова повернулся и… нос к носу столкнулся с Риткиным хахалем. «Вычислил, гад!..» — с бессильной яростью подумал Анатолий. И с размаху ударил хахаля в челюсть. Несмотря на возраст, силы еще были. Много сил. А праведный гнев бодрил, дарил решимость. «И ублюдка этого в речку сброшу, и Ритку!»

Но хахаль был не из робких, тоже ударил Анатолия.

— Где она?

— Накося выкуси!.. — Анатолий рванул на себя железную трубу, стоявшую неподалеку, приваленную к опоре моста. Размахнулся… Но ударить не успел, поскользнулся на ледяной корке и упал. На миг потерял сознание.

А очнулся уже связанным. Риткин хахаль шарил у него по карманам. Нашел ключи. Анатолий лежал на спине, смотрел вверх — над ним нависал мост, черное подбрюшье его было страшно…