– Девина!

К нам приближалась Зилла. И вот она уже стояла перед нами: зеленые глаза лучатся, под черной шляпкой мягко переливаются волосы чуть красноватого цвета. Она была очень элегантна в черной накидке и зеленом шарфе вокруг шеи.

Она улыбалась Джеми.

– Познакомь нас, пожалуйста.

– Джеймс Норт… моя мачеха.

Она склонилась к нему и прошептала: – Но обычно мы об этом не упоминаем. Я достаточно тщеславна и потому полагаю, что не смотрюсь в такой роли.

– Ну, что вы… – пробормотал Джеми, – я понимаю вас.

– Могу я присесть?

– Прошу вас, – сказал Джеми. Она села между нами.

– Вы кажетесь добрыми друзьями.

– Мы познакомились, когда вы были в отъезде, – сказала я. – Я осматривала старый город и заплутала в лабиринте тамошних улиц. Мистер Норт выручил меня и показал дорогу домой.

– Как интересно! И вы стали друзьями?

– Нас обоих увлекает изучение Эдинбурга, – сказал Джеми.

– Меня это не удивляет. Он очарователен… такая история и многое другое.

Я была поражена. Город ее вообще не трогал. Я вспомнила, как она пела «Разве не жаль королевы Марии…»

– Итак, вы хорошие друзья… по-видимому, – продолжала она. – Это прекрасно. – Она подарила Джеми обольстительную улыбку.

– Осмелюсь предположить, что моя приемная дочь все рассказала вам обо мне.

– Все? – удивился он.

– Я полагаю, она сообщила вам, что я недавно в этой семье.

– Она не говорила об этом, – отвечал Джеми. – Я знаю только, что недавно вы провели медовый месяц в Венеции и Париже.

– Венеция! Восхитительный город. Эти очаровательные каналы. Мост Риальто. Город, полный волшебных сокровищ. Париж тоже не уступит… Лувр и всякие древности… Девина, почему ты не пригласишь мистера Норта домой?

– Я не думала… не знала…

– Ох, глупышка! Очень жаль, мистер Норт, что я не познакомилась с вами раньше. Девина прятала вас для себя одной. Вы должны познакомиться с моим супругом. Устроит ли вас завтрашний вечер? Приходите к обеду. Вы свободны? О… прекрасно. Компания будет небольшая. Только четыре человека. Пообещайте, что придете.

– С радостью, – сказал Джеми.

– Чудесно!

Она откинулась на спинку, и я поняла, что она будет сидеть, пока я не встану и не отправлюсь домой. Она много и с воодушевлением говорила и много смеялась. Джеми не отставал от нее. Я же мечтала спросить, что же он о ней думает.

К тому же я была обескуражена тем, что моя тайна открылась таким образом, и чувствовала легкое раздражение. Она вторглась в нашу с Джеми беседу в тот миг, когда нам так нужно было поговорить о нас самих.

Обед прошел в тягостной атмосфере. Джеми был явно подавлен принятыми у нас формальностями. Я подумала, что и еда в нашем доме не похожа на пасторскую. Внушительная внешность отца и его природная холодность тоже угнетали всех.

Отец был сама вежливость. Поблагодарил Джеми за мое спасение и задал множество вопросов о его изысканиях и его семье.

– Эдинбург, должно быть, очень отличается от вашей деревушки?

Джеми согласился и признал, что очарован городом.

– Мистер Норт пишет сочинение об Эдинбурге, – заметила я. – В нем он углубляется в далекое прошлое.

– Очень интересно, – откликнулся отец и продолжал: – А вы выросли в пасторском доме, и ваши родители до сих пор живут там?

Джеми ответил утвердительно. Обстановка была натянутой и чопорной. Зилла, конечно, вносила легкую нотку оживления, и я радовалась ее помощи.

Зилла рассказывала о Венеции и Париже, где ни Джеми, ни я не были. Она была так обходительна с Джеми и так старалась дать ему ощутить себя желанным гостем, что смягчала тот ритуал, к которому отец как будто хотел приобщить его.

Я чувствовала, что дело обстоит куда как серьезно и отец разочарован моим другом.

Он наверняка осуждал меня за промах – за то, что я разговорилась с незнакомцем на улице. Я же полагала, что для заблудившегося человека такие действия извинительны; однако если следовать церемониалу, то спаситель должен был проводить меня домой, а на другой день зайти и осведомиться, все ли у меня в порядке. И тогда моя семья должна была решить, заслуживает ли он приглашения в дом и продолжения знакомства со мной.

Джеми искренне порадовался, когда обед окончился. Я тут же спросила, что он думает о встрече.

– Мне не кажется, что твоему отцу я пришелся по нраву. Правда, он не знает, что мы с тобой помолвлены, но его реакцию на это нетрудно представить.

– Мне безразлично, что он скажет.

– И все же пока, я думаю, нам лучше не говорить ничего. Уверен, он не согласится иметь зятем бедного сына сельского пастора.

– С этим ему придется смириться.

– Он из тех людей, для которых условности стоят на первом месте.

Про себя я рассмеялась. Я подумала о Зилле, которую выбрал он, и вспомнила, как она кралась к нему в спальню. Я промолчала. Но твердо решила припомнить все это, если он когда-нибудь упрекнет меня за неприличное поведение.

– Итак, пока что, – продолжал Джеми, – лучше держать наши намерения в тайне.

Я согласилась с ним, и мы чудесно провели остаток вечера, мечтая о будущем.

По ходу нашего разговора он высказался и о Зилле.

– А твоя мачеха… совсем другой человек, ты согласна?

– В каком смысле другой?

– Она не похожа на твоего отца, веселая, смешливая. Не думаю, что она привержена условностям. Мне кажется, она будет на нашей стороне.

– Я не знаю, какая она. Только почти уверена, что не тот человек, за которого себя выдает.

– О ком из нас нельзя сказать такое?

Мы расстались, договорившись о встрече через два дня.

Прежде чем я вновь свиделась с Джеми, к нам на обед пожаловал мистер Алестер Макрей, вдовец уже пять лет.

Это был высокий, стройный и очень привлекательный мужчина лет тридцати пяти-сорока. Он служил вместе с Отцом; я знала, что он богат – у него были личные доходы, и он владел родовым поместьем недалеко от Абердина.

Я видела его всего раз, несколько лет назад, когда он тоже был приглашен на обед. Тогда меня, конечно, не посадили за стол с гостями, но сквозь столбики перил я видела из укромного уголка, как он с тогда еще живой женой вошел в дом.

Мама как-то упомянула о нем:

– Отец очень уважает мистера Макрея. Он из весьма хорошей семьи и, насколько мне известно, владелец большого личного состояния.

Мне было интересно посмотреть на господина с большим состоянием, но он не произвел на меня никакого впечатления, и все мысли о мистере Макрее выветрились у меня из головы – в памяти осталось только его имя.

На сей раз Зилла сказала мне:

– Это будет особый обед. Помнишь платье, что я купила для тебя в Париже? Оно подойдет сегодня в самый раз. Отец просил меня позаботиться, чтобы ты предстала перед гостем в лучшем виде.

– Что отцу за дело, как я буду выглядеть?

– Ты же его дочь, и он хочет, чтобы ты вместе со мной украсила вечер. – Она состроила гримасу. – Между нами говоря, дорогая, мы заставим этого прекрасного джентльмена открыть глаза от удивления.

Присутствовали еще два гостя: поверенный отца с женой; к удивлению моему, за столом я оказалась рядом с Алестером Макреем. Он проявлял ко мне большое внимание, и мы довольно приятно поболтали. Он рассказал об абердинском поместье и о том, как любит удирать туда, едва представляется возможность.

– Это звучит великолепно, – сказала я.

Затем он поведал, сколько у него в собственности земли – в самом деле очень много. Сам господский дом был, по его словам, очень древним.

– Время от времени к нему приходится приставлять подпорки, – сказал он, – но чего не сделаешь ради родового дома? Макреи жили в нем четыре столетия.

– Поразительно!

– Я бы хотел как-нибудь показать его вам. Наверняка мы сумеем это устроить.

Отец весьма благосклонно улыбался мне.

– Девина очень интересуется прошлым, – заметил он. – История всегда привлекала ее.

– Там ее полным-полно, – сказал Алестер Макрей.

– Ее много повсюду, – отозвалась я.

Зилла громко рассмеялась, все присоединились к ней. Отец был очень обходителен, улыбался и мне, и Зилле. Все было иначе, чем в тот день, когда с нами обедал Джеми.

Я нашла Алестера Макрея приятным человеком и порадовалась за отца, видя его в благодушном настроении. Я решила спросить Зиллу, могу ли я пригласить Джеми к чаю. Обстановка наверняка будет более дружеская, ибо отец к чаю не приходит, а без него оценивать Джеми некому.

Я задала свой вопрос на другой день.

Зилла взглянула на меня и рассмеялась.

– Думаю, отец не одобрит такое приглашение.

– Почему?

– Дорогая, нужно смотреть в лицо реальности, так ведь? Ты уже в возрасте, про который говорят – девушка на выданье.

– Что дальше?

– Молодые люди, особенно такие, которые знакомятся с тобой в романтических местах…

– Эти трущобы вы называете романтическими?!

– Романтика есть всюду, дорогое дитя. Грязные улицы, вероятно, трудно назвать романтическими, зато романтично вызволение из беды. А потом каждодневные встречи… обмен завлекающими взглядами… это говорит о многом. Особенно для такой старой полковой лошадки, как я.

– Вы меня смешите, Зилла.

– Я счастлива этим. Доставлять радость людям – один из даров от бога.

Я поразилась перемене, произошедшей с нею. Неужели отец не видел Зиллу такой, какой она предстала передо мною сейчас?

– Значит, вы хотите, чтобы я спросила отца, нельзя ли Джеми придти к чаю? Это мой дом. Так неужели я не могу приглашать в него своих друзей? – сказала я.

– Конечно, можешь и, конечно, будешь приглашать. Я просто сообщила тебе, что отцу это едва ли понравится. Давай встретимся с молодым человеком за чаем. Не будем тревожить отца и ничего ему не скажем. На том и порешим.

Я смотрела на нее в изумлении. Она улыбалась.

– Я все понимаю, дорогая, и хочу тебе помочь. В конце концов, я твоя мачеха – только не называй меня так, ладно?

– Хорошо, не буду.

Я гадала, что сказал бы отец, узнав, что она сговорилась со мной сохранить в тайне приход Джеми в дом.

Джеми пришел. Время мы провели чудесно. Было много смеха, и я видела, что Джеми рад обществу Зиллы.

Я встретилась с ним на другой день. Теперь устраивать наши свидания стало легче, поскольку Зилла о них знала и явно старалась помочь нам.

Что до Зиллы, то она признала Джеми очаровательным молодым человеком.

– Он ослеплен тобою, – сказала она. – И еще он умница. Уверена, он выдержит все свои экзамены и станет судьей или кем-то таким. Тебе повезло, Девина.

– Отец не знает о наших встречах, – напомнила я. – Я думаю, Джеми не нравится ему не потому, что он плох, а потому, что не так богат, как… как…

– Как Алестер Макрей. Да, он видный мужчина и, как говаривают в гостиных, «завидный жених», а это означает, моя дорогая, что у него накоплено приличное состояние. Должна признать, твой отец гораздо более благоволит ему.

Я смотрела на нее в ужасе.

– Не думаете же вы…?

Она пожала плечами.

– Любящие родители занимаются будущим своих дочерей, ты же знаешь. И твой отец не исключение.

– О, Зилла, – вырвалось у меня. – Он не вправе. Джеми и я…

– Понимаю, он сделал тебе предложение, так?

– Пока мы должны ждать.

Она кивнула с серьезным видом, а потом вдруг улыбнулась.

– Если отец будет возражать, – жестко сказала я, – я не позволю ему нам помешать.

– Конечно-конечно, дорогая. Ты напрасно так тревожишься. В конце концов все уладится. Не забывай, что ты взяла меня к себе в помощницы.

Алестер Макрей вместе с другими друзьями отца снова обедал у нас. Как прежде, он сидел рядом со мной, и мы по-дружески болтали. Он был интересный собеседник, не чопорный, как отец, и как будто хотел все обо мне знать.

На другой день он пригласил нас провести конец недели у него в загородном доме.

Зилла сообщила мне, что отец принял приглашение и что идея превосходна.

В самом деле, мы приятно провели время в замке Глисон. Мне очень понравилось место. Дом был невелик, стар, сложен из серого камня и даже имел башню с зубцами, поэтому я решила, что он вправе называться замком. Замок стоял фасадом к морю, и из окон его открывались живописные картины. Алестер явно гордился своим внушительным поместьем. Размеры его владений поразили меня, когда в экипаже мы ехали от станции к замку.

Алестер искренне радовался нашему приезду. Оказывается, отец впервые за все годы их дружбы был здесь. Конечно, это многое значило.

Я с удовольствием осмотрела замок рука об руку с его хозяином и выслушала рассказ об истории этих мест и роли, которую некоторые члены семейства сыграли в конфликтах между регентом Мореем и его сестрой, королевой Марией, и в стычках с извечным врагом Шотландии. Меня привел в восхищение выносливый скот хайлендской породы, который я видела на пастбищах. Местность была величественной и внушала благоговение.