Дебора Смит - Змей-искуситель

Я выросла среди яблок и ос, в семье фермеров, каждый год превращавших урожай яблок в варенье, джемы, уксус, сидр и пироги с яблоками. Я помню, как в детстве на бабушкиной кухне мешала огромной ложкой засыпанные сахаром яблоки, а от яблок-кислиц у меня саднило губы. Когда я стала взрослой, то с особой радостью каждый октябрь приезжала на яблочные базары в горах. Ни одна осень не прошла без яблочных пирогов на моем столе, без яблочного хлеба, остывавшего на разделочной доске, без мягкого, коричневого яблочного джема на лепешках по утрам.

Меня завораживал вид женщин, под холодным высоким октябрьским небом очищавших яблоки от кожуры. Огромные корзины «арканзасских темных» или «римских красных»… Запах яблок настолько сильный, что на него слетаются пчелы и осы, стремясь полакомиться сочными фруктами, но, загипнотизированные, как и я, они зависают в воздухе, наблюдая за работой ловких, быстрых рук. Яблоки связывают нас с нашей землей, они несут покой и поддерживают силы. Даже жалящие существа знают об этом.

Я написала эту книгу в память об огромных яблоневых садах, исчезнувших под напором современной агротехники, в память о поэтичных названиях различных сортов, звучавших как музыка, в память о давно ушедших в прошлое ароматах, вкусах, ощущениях и событиях.

Я посвящаю эту книгу яблокам.

И, как всегда, я не смогла бы написать эту книгу, если бы не терпение моего мужа Хэнка, не поддержка моей матери Доры Браун, не исполненная преданности любовь четырех кошек, трех собак и тридцати золотых рыбок.

Ладно, согласна, насчет рыбок я не совсем уверена.

Но все-таки им нравится, когда я бросаю кусочки яблок им в пруд.

* * *

В твоем саду приветствовать ты рада

Зеленых духов, золото мечты и страсти пламя.

«Красная далила», «кислица макленда»,

«Дички уайлдса» и «бронза десмонда»…

Деревья срублены, и яблоки забыты,

Лишь шепот трав о них напоминает.

Но ты, моя родная Хаш, ты выживешь,

не проиграешь.

Хватит силы тебе и яблокам твоим,

Нежнейшим, сладким, алым.

Яблони твои навеки сохранятся там,

Где любящих встречаются два сердца.

Стихотворение, написанное для Хаш Макгиллен Второй ее мужем в 1899 году.

Я, Хаш Макгиллен Пятая, названная так в честь сорта яблок «сладкая хаш», но первая и единственная, кто запустил гнилым яблоком в жену президента Соединенных Штатов. В свое оправдание могу сказать, что первая леди тоже бросила в меня яблоко. Наша встреча, не считая испорченных яблок, была печальной и очень серьезной.

— Вы погубили мою дочь. Я хочу, чтобы она вернулась ко мне, — сказала первая леди.

— Я готова вернуть ее вам в обмен на моего сына и душу Ника Якобека, — ответила я.

В конце концов, дело было не во мне и не в ней. Все произошло из-за наших несчастливо столкнувшихся судеб, из-за наших детей и наших мужчин. Мы по-разному смотрели на то, зачем пришли в этот мир и что должны делать под пристальными взглядами других людей. И неважно, кто смотрит на нас — население огромной страны или маленькая, но невероятно упрямая семья. Очень тонкая линия разделяет публичный успех и личный стыд. Тем из нас, кому есть что скрывать, приходится тратить куда больше сил на то, чтобы не переступить эту черту, чем нам самим хотелось бы признать.

Итак, в тот знаменательный день в одной из комнат Белого дома я поняла простую истину. Порядок в мире существует не благодаря политике, деньгам, армиям или религии, а благодаря способности простых людей защитить все самое дорогое для них и сохранить неприкосновенными легенды, окружающие их жизнь. И вооружены эти люди только тем, чем зарабатывают себе на жизнь. В моем случае этим оказались яблоки.

Позже я устало шла по одному из коридоров Белого дома, который мы все знаем по фотографиям в журналах и документальным фильмам. Кстати, особняк намного меньше, чем кажется на экране, но производит намного более сильное впечатление. Мои каблуки стучали слишком громко. Мне казалось, что даже воздух, пропитанный величием, давит на меня. Сама История шептала мне: «Хаш, отправляйся домой зализывать раны, начни все сначала, и пусть тебя исцелит добрая плодородная земля, политая твоими слезами».

Я прошла по вылизанной дорожке, закрытой для туристов, чувствуя мягкое тепло зимнего солнца. Охранник у ворот возле Южной лужайки спросил меня, словно я проходила мимо тысячу раз:

— Я могу вам чем-то помочь, миссис Тэкери?

У славы, какой бы нежеланной или косвенной она ни была, есть свои преимущества.

— Мне бы не помешал носовой платок, — ответила я, потому что мне хотелось стереть кусочки яблока с джинсов и красного блейзера, но он протянул мне целую пачку бумажных платков.

С точки зрения охранника Белого дома, Хаш Макгиллен Тэкери из округа Чочино, штат Джорджия, заслуживала целую упаковку бумажных носовых платков. Мне следовало бы чувствовать себя польщенной.

Оказавшись на улице, я вложила два пальца в рот и свистнула, подзывая такси. Машина повезла меня в больницу Бетесды, штат Мэриленд, врачи которой в 1950 году скрыли, что у президента Эйзенхауэра проблемы с сердцем, а в 1980-м не сделали достоянием гласности тот факт, что у президента Рейгана поехала крыша.

Это было отличное место, предназначенное для того, чтобы скрывать семейные неприятности президентов от остального населения страны.

При помощи агента секретной службы, который еще не слышал о том, в кого я швырнула гнилым яблоком, я пробралась через толпу репортеров и вошла в одиночную палату, где лежал Ник Якобек. Он спал чуть крепче, чем полагается при обычном сне. Его грудь и живот перетягивали бинты, скрывавшие длинные швы. К руке тянулась трубочка от капельницы с мягким наркотиком, которую он отшвырнет к чертовой матери, как только откроет глаза. Я села у постели и взяла его за руку.

Все в один голос уверяли меня, что Якобек не принесет мне добра. Какой-то подозрительный чужак — не старый приятель и не бизнесмен с Юга, не один из нас. Человек, ни разу не взявшийся за мотыгу, не продавший ни одного бушеля яблок и не пивший бурбон у костра под луной в сезон охоты. Человек, знавший множество способов, чтобы умереть, но не умеющий жить. Человек, окруженный таким количеством слухов и тайн, что даже президент не смог спасти его репутацию. Все говорили, что Хаш Макгиллен Тэкери не падет так низко и не полюбит такого человека, — после того, как она любила своего замечательного мужа.

«Я пришла, чтобы сказать тебе, Ник, что я полюбила тебя и что мой муж не был таким уж замечательным. Я не должна была полюбить тебя, но так уж вышло».

— Дело не во мне и не в тебе, — прошептала я Якобеку. — Просто люди должны расти там, где появились на свет. Это последнее правило садовода, которое я тебе цитирую, пока ты сам не попросишь меня вспомнить что-нибудь еще. Если попросишь и когда попросишь.

Ты только не забывай. И просто поверь мне. Ты заслужил право быть счастливым.

Я поцеловала его и немного поплакала. Его губы дрогнули, но он не проснулся.

— Я слышал, что ваша встреча с моей женой прошла не слишком удачно, — сказал кто-то рядом со мной. Я обернулась и увидела, что с порога на меня смотрит президент США.

— Я швырнула в нее гнилым яблоком.

Я могла бы придумать что-нибудь получше, разговаривая с человеком, у которого есть собственная армия. Но президент лишь кивнул.

— Возможно, она это заслужила.

Я вложила маленькое распятие из дерева яблони в руку Якобеку, прижалась лбом к его лбу, а потом вышла из комнаты. Пора было отправляться домой, в дикие плодородные горы Джорджии, где меня ожидало все, что я любила, и где родились все, кого я любила, за исключением Ника Якобека и его высокопоставленных родственников.

Мы сами создаем себя и как-то уживаемся с собой, и постепенно наши слабости и унижения обрастают мифами, скрывающими наши промахи, как плотная кора яблони. Это можно назвать как угодно — пиаром ради блага страны или наилучшим выходом из непростой ситуации в семье, прикрытием для неудавшегося брака или несостоявшегося романа. Но в любом случае мы внушаем окружающим некое представление о нас — публичные мы люди или самые простые, великие или обыкновенные.

Но яблоко, разумеется, никогда не падает далеко от яблони.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Счастье надо заслужить». Мы, Макгиллены, всегда зарабатывали свое счастье, борясь с неурожаями, непогодой и надеясь только на красные спелые яблоки. Начало нашему саду положила в 1865 году Хаш Кэмпбелл Макгиллен, молодая шотландка, чей муж Томас погиб в битве при Булл-Ране. Мы подозреваем, что Томас Макгиллен был шотландцем из Пенсильвании и служил в армии северян, но прапрапрабабушка Хаш ни разу не призналась в этом, оказавшись на территории южан в Аппалачах. Она приехала сюда в фургоне, который тащил старый мул, и привезла с собой четверых детей, мула, фургон, пятьдесят долларов и мешок семечек от яблок, собранных по дороге от Пенсильвании до Джорджии.

Хаш Первая выросла в Старом Свете, где ее отец ухаживал за яблоневым садом какого-то английского джентльмена. Хаш знала, как сажать сад, как прививать яблони, как привлечь пчел, чтобы они каждую весну опыляли деревья, как хранить яблоки зимой, чтобы они не портились долгие месяцы. Она понимала, что яблони нуждаются в теплой земле, хорошей воде и ясной погоде, и яблони понимали ее. Как и они, Хаш Первая мечтая о плодородной земле, которая окажется по карману нищей вдове, какой она была. Такая земля нашлась в долине — в райском краю среди диких гор, в округе Чочино, штат Джорджия.

Хаш первой нашла дорогу в просторную долину у подножия гор Чочино, Большая Челюсть и Аталук. Окрестные жители гор называли это место просто Долиной. Она располагалась так глубоко в складках гор, что туда можно было попасть только пешком, и так далеко от цивилизации, что только человек в крайней нужде мог попытаться это сделать. От Далиримпла, главного города округа Чочино (обитатели которого довольно бесстыдно радовались, что война обошла их стороной), Долину отделяли десять миль. Двадцать миль пролегли между нею и Чаттанугой, штат Теннесси. На сотню миль южнее возрождалась к жизни сожженная северянами Атланта. А до шотландских равнин, где выросла Хаш, были многие тысячи миль.

С большим трудом Долину можно было отыскать на карте.

Жители округа Чочино избегали появляться в Долине, наделяя ее мистическими свойствами и справедливо называя это место Долиной Мертвых. Там, на берегу горной реки, были похоронены солдаты армий северян и южан, всего около пятидесяти. Они перебили друг друга в жестокой схватке всего за год до того, как в долину приехала Хаш. Занятые исключительно своими делами жители гор из округа Чочино похоронили их там же, где они упали, в неглубоких могилах. Самый образованный человек Далиримпла, его основатель Арно Далиримпл — одновременно владелец бара, игрок, пастырь местной церкви и ведущий колонки в местной газете — написал об этом в «Далиримпл уикли курьер»: «Славная дикая Долина населена привидениями так же плотно, как и личный ад мистера Авраама Линкольна».

Но Хаш, едва взглянув на Долину, увидела перед собой яблочный рай. Склоны гор защищали это место от сильных ветров и укрывали от свирепого южного солнца. Весной к реке с них стекали ручьи, и воды было в избытке. И, что важнее всего, на невысоких холмах росли яблони-дички, словно оазисы среди гранитных скал. Эти дикие деревца цеплялись за землю среди зарослей лавровых кустов и камней и цвели пышным цветом. Деревья умели распознать необходимое для них место, и они знали, что в Долине должны расти яблони.

— Яблони ничего не имеют против костей, а мертвые не станут возражать против яблонь, — сказала Хаш. Она заплатила пятьдесят долларов за двести акров земли в долине, разбила лагерь и посадила семена, собранные в дороге.

Яблони очень похожи на людей. Вы не найдете двух одинаковых семечек. Посадите сотню семечек — и вы получите сотню уникальных яблонь. Среди них будут и хорошие, и плохие, но большинство получатся совершенно заурядными, как бывает с детьми. Хаш знала, что только время и судьба помогут ей разобраться в странном смешении сортов, которые она посадила — «ван-дермееры» из Пенсильвании, «желтые кольриджа» из Мэриленда, «красные духи» из Каролины и многие другие. В то время в восточной части страны существовало больше сотни сортов яблок. На каждой ферме рос небольшой фруктовый сад, и каждый округ славился собственным сортом яблок. Фермеры ждали, что принесут им весной пчелы на своих мохнатых лапках. Они изучали каждый отросток, надеясь увидеть чудо.