Дебора Смит - Змей-искуситель

— Прошу вас сохранять спокойствие, — сказала Эдди и, подняв голову, посмотрела на женщину. — Люсиль, мне жаль, что тебе и твоим людям пришлось пройти через это. Но я должна была так поступить.

— Эдди, мы всегда были честны с тобой, — ответила Люсиль. Она была высокой, мускулистой, лет тридцати пяти, с белокурыми волосами до плеч, веснушками и мелкими морщинками у глаз. Она протянула обе руки к Эдди в дружеском жесте. — Я знаю, что тебя огорчило. Но так дела не делаются.

— Люсиль, именно так и надо было поступить в подобной ситуации. Моя мать реагирует только на действия, а не на слова. Теперь она обязательно обратит внимание.

— Эдди, будь же благоразумна! Мы вызовем вертолет, отвезем тебя и твоего друга мистера Тэкери в безопасное место, а потом поговорим. Твоя мать отложила все свои встречи в Великобритании. Твой отец ждет у телефона в Тель-Авиве. Они обязательно захотят выслушать тебя.

Я нахмурилась. Великобритания? Тель-Авив? Вертолеты? Господи, кто же ее родители? Стюарды с международных рейсов?

Эдди застыла.

— Мой отец, может, и захочет выслушать меня, но моя мать постоянно вмешивается в мою личную жизнь. Тому, как она поступила со мной, не может быть оправданий. Никаких.

— Эдди, я не могу обсуждать эту тему…

— Почему же? Потому что ты ей тоже на меня доносишь? Ты была одной из ее шпионок?

— Нет. Даю тебе слово.

— Я теперь верю слову только одного человека. — Эдди повернулась к Дэвису. — Я искренне сожалею о том, как моя мать поступила с тобой.

— Тс-с. Я уже большой мальчик. Все дело в тебе. Она поступает так, как считает лучшим для тебя.

— Нет. Это касается нас обоих.

Дэвис поцеловал ее. В моей голове снова прозвучал тревожный сигнал, и я решила прояснить ситуацию.

— Прошу прощения, но что твоя мать сделала Дэвису?

Мой сын покачал головой:

— Я же сказал: это вопрос принципа. Никакой настоящей опасности или вреда. Я сам с этим справлюсь.

— Отлично. Тогда просто скажи мне, что сделала эта женщина, и я помогу тебе справиться с этим.

— Дэвис, позволь мне, — вмешалась Эдди. — Мне неприятно в этом признаваться, но моя мать шпионила за мной. Это началось, когда я уехала учиться в Гарвард, и теперь в ее распоряжении досье с информацией обо всех моих самых близких друзьях. Включая Дэвиса. Мы выяснили это вчера.

Я сжала кулаки. Сотни вопросов всплыли в моем мозгу, но в эту секунду Эдди отвернулась от меня и снова посмотрела на Люсиль.

— С этой минуты я отказываюсь от твоих услуг и от услуг вашей службы. Я взрослый человек, я совершеннолетняя, и это мое право — отказаться от формальной охраны.

— Прости меня, Эдди, но в каком-то отношении мы сродни налоговому управлению. Ты не можешь просто так приказать нам убраться.

— Тогда я вам прикажу, — предупредил Дэвис.

Люсиль подалась вперед, но в этот момент я встала перед ней, оперлась на ограду и подняла руку:

— Какое слово в надписи «Частная собственность» вы не поняли?

Люсиль остановилась и нахмурилась.

— Мать! — восхищенно ахнул Дэвис.

— Спасибо, миссис Тэкери, — прошептала Эдди. — Дэвис говорил, что вы нас защитите.

— В данный момент я защищаю свои ворота.

Мы с Люсиль в упор смотрели друг на друга поверх забора. Она моргнула первой.

— Мэм, вы не знаете, с кем имеете дело.

— Мой сын сказал мне, что не нарушал закона.

— Это верно, только…

— А как насчет Эдди? Она что, нарушила подписку о невыезде? Или ее отец — скрывающийся от правосудия глава мафии?

— Нет, но…

— Тогда мне плевать, кто вы такие. Вы не переступите границы моей собственности.

На лице Люсиль появилось почти несчастное выражение.

— На самом деле мы имеем на это право, если почувствуем, что того требует ситуация.

Я была упрямой Макгиллен по рождению и стала отважной Тэкери благодаря браку. В моей голове зазвучал гимн собственного сочинения.

Я спасла эту ферму тяжелой работой без помощи правительства. Я суровая жительница гор, в чьих жилах течет одна четвертая крови индейцев чероки. Я фермер, чей дед застрелился, когда федеральные агенты конфисковали у него запасы спиртного.

— В моем яблоневом саду закопаны две дюжины солдат армии Союза, которые совершили ошибку, заняв эту Долину во время Гражданской войны.

Глаза Люсиль стали похожи на два кусочка льда.

— Это угроза?

— Понимайте, как хотите.

Дэвис вышел вперед, заслонив меня.

— Я собираюсь отвести Эдди в дом, в котором моя семья живет больше ста лет. — Он махнул рукой в ту сторону, где за яблонями виднелась крыша нашего большого фермерского дома. — И именно там она и останется. — Он развернулся и взял девушку за руку. — Идем.

— Эдди, я обязана последовать за тобой, — предупредила Люсиль и положила руки на ограду.

Я сняла с пояса сотовый телефон и быстро набрала номер.

— Мэри Мэй? Позвони Азии Макумба и попроси ее немедленно перезвонить мне.

— Хорошо. Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного, но нам бы очень помогло вмешательство прессы. Так что побыстрее соедини меня с Азией. Я тебе обязательно перезвоню. У нас тут кое-что происходит.

Я отключила телефон.

— Азия Макумба — местная девушка, — пояснила я Люсиль. — Раньше ее звали Элис, Элис Джонс. Но она вышла замуж за нигерийца и решила отдать дань своим африканским корням. Она сменила имя. Теперь она работает на одном из телеканалов телевидения Атланты. Она репортер, проводит собственные расследования. У меня такое чувство, что вы, ребята, не обрадуетесь появлению камер и лишних свидетелей.

Лицо Люсиль покраснело от гнева. Я облокотилась на ограду и поманила ее пальцем. Когда она нагнулась, я заговорила очень тихо:

— Убери всех остальных подальше от моих ворот, и тогда ты сможешь войти. Только ты. Договорились?

Прошло несколько секунд. Люсиль не шевельнулась. Я должна была отдать ей должное — она отлично владела собой.

Мой телефон пропел привычную мелодию. Я приложила его к уху:

— Азия?

— Что происходит? Чем я могу вам помочь, миссис Тэкери?

Азия всегда готова была прийти мне на помощь. Работа на моей ферме помогла ей окончить университет Джорджии.

— У меня есть для тебя материал. Здесь, на ферме. Я дам тебе возможность поговорить с некой Люсиль. Она федеральный агент и собирается…

Люсиль быстро подняла руки в знак того, что сдается.

— Азия, я перезвоню, — сказала я. — Возможно, тебе незачем будет беспокоиться.

— Хорошо… Но вы уверены?

— Нет, но я сразу же свяжусь с тобой, если мне будет нужна твоя помощь. — Я снова прикрепила телефон к поясу и усмехнулась. — Вот к чему пришел мир! Чтобы справиться с людьми правительства, надо им пригрозить людьми с телевидения.

— Хорошо, миссис Тэкери, вы победили. — Люсиль говорила медленно и смотрела на меня с некоторым уважением. — Мои люди подождут на другой стороне дороги, пока не получат вашего разрешения войти.

— Хорошо. — Я открыла ей ворота и обернулась к Дэвису и Эдди: — Люсиль сейчас войдет. Но только Люсиль.

Люсиль отправила свою группу на другую сторону дороги на подстриженный газон и вошла в ворота. Я закрыла их за ней. У Эдди явно отлегло от сердца. Было ясно, что она любит эту Люсиль и не хочет причинять ей новые неприятности.

— Спасибо, миссис Тэкери. Дэвис не зря говорил, что мы можем на вас положиться.

Дэвис кивнул, подтверждая ее слова:

— Мать, спасибо.

Я так посмотрела на него, что сын опустил голову. Я управляла бизнесом, от которого зависел уровень нашей жизни и доходы большинства наших родственников. Десять молодых представителей Макгилленов отправились получать высшее образование на мои деньги, но примером для подражания им служил Дэвис.

— Мне нужны ответы на мои вопросы. И как можно скорее.

Дэвис откашлялся:

— Я понимаю, что ты огорчена, и помню, что начинается сезон сбора яблок, так что пока ограничусь сутью проблемы. Я хочу представить тебе Эдвину Марджори Николу Джекобс. Эдди, это моя мать, Хаш Макгиллен Тэкери.

Эдди протянула мне руку:

— Вы узнали меня, правда, миссис Тэкери? Я вижу это по вашему лицу. Так что вы понимаете, почему я оказалась в трудном положении. Я Эдди Джекобс.

— Эдди Джекобс, — повторила я как зачарованная и пожала ей руку, но мне это имя ничего не говорило. Ладонь Эдди оказалась влажной. Она пошатнулась, и Дэвис тут же подхватил ее.

— Спокойно. Теперь можешь расслабиться. Мы дома. Долина — самое безопасное место в мире.

Девушка крепко прижала ладонь к губам.

— Кажется, меня сейчас опять вырвет. Не слишком достойное появление перед твоей матерью.

—Я звоню доктору! — вмешалась Люсиль.

— Нет-нет, со мной все в порядке.

— У тебя кишечный вирус или пищевое отравление.

Дэвис покачал головой:

— Ей просто необходим отдых. Мы ехали всю ночь.

Эдди устало посмотрела на меня:

— Миссис Тэкери, простите меня, но я оказалась размазней.

Я коснулась ее руки:

— Успокойся. Мы отвезем тебя в дом, и я дам тебе моченых яблок. Они помогают при расстройстве желудка. — Я повернулась к Люсиль: — Я же просила вас отойти.

Она нахмурилась.

— Вы ничего не понимаете, верно? Вы совсем не понимаете ситуацию.

— Так объясните мне кто-нибудь! Сию же секунду!

У Дэвиса на скулах появились желваки. Он вскинул голову и чуть демонстративнее прижал к себе Эдди.

— Мы с Эдди познакомились в Гарварде прошлым летом и с тех пор не расстаемся. Но это было нашей тайной. Она студентка первого курса юридического факультета. — Он помолчал. — И ее отец президент.

Я вопросительно изогнула бровь. Его слова не произвели на меня впечатления. В конце концов, я тоже была президентом. Компании «Сладкие яблоки, Инк».

— Президент чего?

Дэвис выждал мгновение, которое перевернуло нашу спокойную жизнь.

— Президент Соединенных Штатов Америки, — ответил он.

В центре торнадо не остается времени подумать, прежде чем ветер вытащит тебя головой вперед через каминную трубу твоего дома. Внезапно мир, остававшийся за пределами Долины, — тот самый мир, который я каждую осень приглашала к себе, но на своих условиях, — ворвался без приглашения.

Большая часть моей семьи считала, что Ал Джекобс недостаточно представителен, чтобы быть президентом страны. Или недостаточно суров. Или недостаточно умен. Или не похож на нас, кем бы эти «мы» ни были. Когда-то он работал адвокатом для бедных в Чикаго, потом стал судьей, затем конгрессменом, позже сенатором и наконец первым президентом-католиком после Кеннеди и единственным президентом, в котором текла польская кровь. После его избрания избитая шутка о «тупых поляках» стала необычайно популярной. Никто не мог сказать, что Ал Джекобс подходил под стереотип, но людям, которые его ненавидели, не было до этого дела.

— Эта страна выбрала проклятого тупого поляка! — громко заявил на семейном собрании Аарон Макгиллен весной после президентских выборов.

Карикатуристы часто утрировали острый подбородок Ала Джекобса, придавая ему сходство с чайкой, и изображали его густые седеющие волосы как всклокоченную гриву полусумасшедшего Эйнштейна.

— Рузвельт никогда не выглядел как ученый-безумец, — вздохнул Дедуля, вспоминая своего любимого президента. — Кто бы захотел умирать за Джекобса, как мы умирали за Рузвельта? Смог бы Ал Джекобе вдохновить солдат убивать немецких женщин ради победы? Я так не думаю. — Дядя Генри, теперь уже совсем старый, все еще мучился воспоминаниями о великой войне и не питал симпатий ни к одному из президентов после Рузвельта.

Не шло Джекобсу на пользу и то, что его всегда называли Алом, хотя вообще-то он был Александром по семейной традиции. Имя писалось на польский манер, чего не могли принять обычные американцы, не говоря уж о том, чтобы написать его правильно. Когда его предки, носившие тогда фамилию Якобек, сошли на остров Эллис, они стали Джекобсами. Это случилось еще до Первой мировой войны. Они быстро американизировались, сражались за свою новую родину, работали механиками, мясниками, секретаршами, создавали свою американскую мечту, пока в их семье не появился простой, основательный Ал. Добрый старина Ал Джекобс. Такой же американец, как колбаса или яблочный пирог. Я считала, что его избрали из-за добрых карих глаз и из-за чувства собственного достоинства, которое никто не смог бы не заметить — неважно, нравился ему Джекобс или нет. Большинство жителей округа Чочино, закаленные в боях консерваторы, ненавидели его за либерализм и мягкотелость.

Что касается жены Ала, Эдвины Хэбершем Джекобс, то она была «ответом на молитвы современных женщин» или «толстозадой уроженкой Восточного побережья с голубой кровью, которая прятала свои феминистские взгляды за дорогими костюмами и компанией помощи работающим матерям». Оценка зависела от того, кто о ней говорил. Ее враги не верили ей ни на йоту. Семья Хэбершем прибыла в Америку на корабле «Мейфлауэр». Они были богаты уже тогда. В семидесятых годах Эдвина была лучшей студенткой юридического факультета, затем заработала себе репутацию, работая в офисе окружного прокурора в Чикаго. Она была суровым обвинителем, что не давало покоя тем, кто называл ее и Ала «прекраснодушными социалистами». Те, кто ею восхищался, настаивали на том, что первая леди обладает стилем и классом Джеки Кеннеди, только размеры у нее покрупнее. Черт побери, ни одной женщине, даже жене президента, не избежать насмешек по поводу размера ее задницы! Я сама чаще огорчаюсь из-за своего двенадцатого размера, чем готова признать.