— Понятно… А как его звали? Не знаешь?

К ним подошла мать мальчика, слышавшая конец их разговора. Данила с некоторым беспокойством взглянул на мать и не очень охотно ответил Денису:

— Знаю…

Денис встал навстречу молодой женщине. Та, глядя только на Данилу, весело спросила:

— Маленькая авария?

Взглянув на Дениса, она на секунду застыла, затем быстро отвела взгляд, подняла откатившуюся часть паровозика, положила игрушку в маленький клетчатый рюкзачок и ласково подтолкнула ребенка:

— Не зевай. Низкий старт.

Данила вздохнул:

— И марш-два домой, да, мам?

— Вот именно.

Она решительно уводила ребенка.

Денис не знал, как остановить их.

— А…

Мальчик вдруг обернулся и сказал ему:

— Его зовут Денис, я вспомнил. Он в море погиб.

Его мать тоже обернулась и на ходу добавила, очень мягко и спокойно, с такой чудесной улыбкой и… очень знакомой… Нет… Нет же! Никогда у Алены не было такой счастливой улыбки, такого уверенного взгляда, не было таких легких кудрей и стремительной походки… Денис не отрываясь смотрел на нее, и ее слова доносились как будто через большое расстояние:

— Да. Там многие погибают, многие… летчики. Поэтому море так и называется… — Она сжала ручку сына, которую крепко держала в своей руке. — Помнишь как?

— Да, — ответил мальчик, — Мертвое.

Денис почувствовал, как сердце неприятно отяжелело и вдруг резко подскочило к горлу, не давая дышать.

— Алена…

Та, не останавливаясь, покачала головой, еще раз мельком взглянув на него:

— Вы что-то путаете. Меня зовут совсем по-другому. И очень давно.

Давно… Очень давно… Сказала она это или ему послышалось? Все звуки слились в один негромкий гул, который разрастался, наполняя его голову, толкаясь в горячий, тяжелый затылок…

Больно застучало в висках, перед глазами струились зеленые ручьи, и лицо Алены в коротких каштановых кудрях уплывало все дальше и дальше, покачиваясь, как на волнах, а маленький мальчик с его, Дениса, глазами смеялся и убегал, шлепая по этим ручьям, разбрызгивая сияющую воду, раскаленными каплями попадавшую на Дениса.


Очнулся Денис на лавочке, рядом с которой разговаривал с маленьким Данилой. Очнулся оттого, что огромный молодой парень в расстегнутом белом халате снял с его лица что-то тяжелое и душное.

— Где… где они? — с трудом выговорил Денис, и собственный голос показался ему очень громким и гудящим.

— Мы здесь, — ответил парень, не давая ему привстать. — И ты тоже уже здесь. Так что, отец, лежи пока. Сейчас потихонечку к машине поползем.

— У меня машина… там… — Денис чуть поднял руку и махнул в сторону мойки.

— Зато у нас здесь рядом. Вон какой «лендкрузер» стоит, ты небось на таком еще не катался. Ты, отец, подожди, не вскакивай… — Он придержал Дениса, пытавшегося слезть со скамейки, и крикнул: — Надь! Ну, выйди, посмотри, может, не повезем? Вроде оклемался…

Грузная моложавая врач с распухшими ногами с трудом вылезла из машины «Скорой помощи» и, охая, доковыляла до скамейки.

— Очухался? Ты что ж, такой симпатичный и — так вот, на природе, учудил? А если бы рядом никого не оказалось?

Денис хотел засмеяться, но с ужасом почувствовал, как по лицу его течет непонятно откуда взявшаяся теплая вода. Они шутят, хорошие добрые врачи специально хотят его рассмешить… Только ему надо спешить. Он пошевелил ногами, чтобы спустить их со скамейки, но врач прижала их крепкой рукой.

— Подожди, успеешь… Туда все успеем… Ну и чего мы так расстроились? — Она неожиданно нежно взяла его за запястье и стала считать пульс. — Ну, вот какие мы молодцы, помирать не собираемся… — Она со вздохом обернулась к медбрату: — Ох, Коль, давай еще раз померим…

Коля ловко приладил на руку Денису тонометр. От нескольких попыток встать у Дениса закружилась голова и ушли все силы. Он беспомощно откинулся на холодную резиновую подушку. Медбрат ободряюще улыбнулся ему:

— Погоди, не все сразу… еще побегаешь… Ты по утрам, случайно, не бегаешь от инфаркта? Моему деду восемьдесят два, а как утро, так он портки тренировочные надевает — и вперед…

— Она сказала ему, что я умер… Я умер… Что я погиб… — с трудом выговорил Денис.

Врач с Колей переглянулись.

— Ну-ну, переживать так не надо! — Врач легонько похлопала его по щекам и поднесла к носу пузырек с острым, холодным запахом. Денис вдохнул нашатырь и резко откинул голову, чуть не ударившись о перила скамейки. — Давай-ка с начала рассказывай, — она поддержала его голову, — мы тебя тут в чувство полчаса уже приводим. А ты помер, оказывается. Погиб к тому же. Когда ты погиб-то? Во Вторую мировую или в Первую?..

— Я… — Денис старался говорить четко, но слова почему-то комкались и скользили во рту. — Мне… мне сорок пять лет всего…

Врач кивнула, держа его руку:

— Понятно. А зовут как?

— Денис… У меня есть внучка… И сын…

— Ну, вот видишь, как все хорошо. — Она поудобнее устроила его голову на холодной резиновой подушке, расправила смятый плащ, который какая-то заботливая девушка пристроила ему под голову, и прикрыла его. — А ты говоришь — погиб. Еще погуляешь, раз такой молодой. Вон и плащ у тебя модный… А девушки какие на тебя смотрят! Нас вон дожидалась, «скорую» вызывала…

— У меня сын… ему всего пять лет… Уже пять! А он меня не знает! Смотрит и молчит… — Денис вдруг понял, что ему надо идти, надо срочно встать и догнать их. Догнать, пока они не ушли, не исчезли снова… Он попытался встать, но медленно качающееся над его головой небо вдруг качнулось сильнее и стало съезжать куда-то вбок, вместе с деревьями, скамейкой напротив и толстой женщиной в белом халате, держащей его за руку.

Врач заметила, что Денис закрыл глаза и отпустил ее руку, которую до этого сжимал холодными пальцами.

— Ну-ка, ну-ка… ты что это опять, а? Ты меня слышишь? Ты ж такой молодец! Пять лет кому — сыну или внуку? А? — Она опять поднесла ему к носу вату, смоченную в нашатыре, и обернулась к медбрату: — Коль! Завязывай курить, похоже, дядя наш мероприятие собирается устроить… Везти его все-таки надо.

Коля с сожалением бросил сигарету и подошел к ним.

— Да-а, ну, ясно… Сейчас Мишку позову. — Он крикнул водителю, дремлющему в кабине с открытой дверью: — Миш, иди помогай! — и пошел за носилками в машину.

Вместе с водителем они уложили Дениса на носилки. Надя взяла его плащ и поковыляла за ними.

— Коль, давай вместе понесем, что ли… Как твой шов-то?

Тот обернулся и хмыкнул:

— Иди уж, носилка… Нормально. Быстрее зарастет… Сама дойди, главное…


…Денис бежал по колено в воде, по тяжелой, густой, липкой воде, и острые хищные водоросли цеплялись ему за ноги, больно присасывались с внутренней стороны коленки. Но… но это же вовсе не его ноги… Он ведь знает, он наизусть помнит этот нежный беспомощный сгиб, перечеркнутый тонкими голубыми венками, он знает его… знает на вкус… и он сейчас снимет, отдерет все эти колючки, до крови впившиеся в светлую тоненькую кожу…

— Подожди, ты не убирай ногу… Ты только ответь… чем… зачем ты ему это сказала… Сказала… что я… что я погиб… И почему летчик… зачем ты это придумала… Скажи ему, что я есть! Я есть! Я не погиб!.. И я не летчик! Я… — Денис кричал из последних сил, но в коричневой плотной воде, поднимающейся все выше к его горлу, застилающей свет, его слова гасли, теряясь в лохматых кровавых водорослях. Денис увидел, что у водорослей этих настоящие руки, много маленьких шевелящихся рук с беспомощными крохотными пальчиками…

И вдруг самая ближайшая к нему водоросль оторвалась и поплыла прочь, жутковатой куколкой с безволосой, большой, непропорциональной головой и застывшей на личике удивленной улыбкой…


— Коль, энзе распечатывай, стимулировать придется, — вздохнула врач.

— Может, довезем, а, Надюх? А то я хотел ампулу сегодня для матери взять, а эта последняя.

— Дам я тебе на станции, у меня есть. Распечатывай, не довезем, помрет, не ровен час. Посмотри — есть хоть документы-то у него какие? Приличный вроде.


…Горькая упругая вода стала опускаться, и Денис почувствовал, как его мокрое безжизненное тело покрывается мурашками на холодном вечернем воздухе.

Алена стояла далеко и смотрела на него. И улыбалась — так, как она всегда ему улыбалась — радостно и чуть неуверенно. Как будто она первый раз в жизни увидела что-то такое необыкновенное и прекрасное, чудо, какого просто не бывает, оно не может длиться долго и вот-вот исчезнет…

Она была очень далеко, но Денис почему-то видел каждую морщинку, каждую родинку на ее лице… Видел, как выгорели на концах ее темные ресницы, как чуть подрагивают ноздри, как ветер сдувает со лба легкую, непривычно светлую челку.

А рядом с ней стоял он сам, только маленький. Ну конечно, это же его детская синяя пилотка, таких сейчас уже не носят… и слишком длинные, подвернутые брючки с клетчатой заплатой на одной коленке, и вот этот шрамик на щеке… Нет, почему на щеке, у него же шрам на лбу, над бровью… И… у мальчика такие мохнатые ресницы с загнутыми кончиками, и он так смешно раздувает ноздри тонкого носа с едва намечающейся, очень серьезной, недетской горбинкой…

Алена улыбалась и махала ему рукой. И маленький человек, так похожий на него, тоже… Но Денис уже точно знал, что это не он, он — вот здесь, и никак не понимает, зачем же они ему машут и никак к нему не идут? Эта юная, странная, далекая Алена и мальчик, держащий ее за руку, а свободной рукой машущий ему… Почему они ему машут? Они зовут его?

Денис попробовал закричать:

— Идите сюда!.. Зачем вы там стоите?.. — но не услышал своего голоса. Он попытался пробраться к ним, по плотные водоросли держали его ноги и не давали ему ступить. Только бы они не ушли! Сейчас, вот сейчас он… Денис посмотрел вниз и с ужасом увидел, что водоросли уже добрались ему до живота, цепкие, холодные, и он не мог пошевелиться.

Лишь бы только они не исчезли, Алена и маленький мальчик в его пилотке, где маминой рукой были вышиты его инициалы Д. Т….

Нет, нет, они все так же стоят, улыбаются и машут ему. Они зовут и ждут его… Зовут?.. Или прощаются? Или прощаются…

Глава 19

Алена прикрыла дверь на кухню и набрала номер «скорой».

— Простите, я вчера вызывала «скорую» в парке…

— Фамилия! — нетерпеливо спросила диспетчер.

— Моя? Или…

— Кому вызывали! Алена вздохнула:

— Турчанец Денис Игоревич.

— А что вы хотите?

— Узнать, куда его увезли. Я видела, как машина…

— Минуту!

На кухню вошел Данила и посмотрел на мать:

— Мам, ты кому звонишь?

— Хочу узнать, как чувствует себя один… знакомый.

— Который вчера в парке с нами разговаривал?

— Почему ты так решил? — Она взглянула на сына. — Ну да… Сейчас, подожди…

В трубке уже кричала диспетчер:

— Вы слушаете?

— Да-да!

— В Склифосовского отвезли! — Диспетчер тут же отключилась.

Алена задумчиво держала трубку, прислонившись спиной к подоконнику, а Данила уселся за стол напротив нее, подперся руками и спросил:

— Мам, а почему ты не хочешь говорить о нем? Он кто?

— Дед Пихто. — Алена взяла из шкафа огромный справочник и начала листать его.

Данила, глядя на нее, тоже молча открыл прозрачную папку, с которой пришел на кухню, и стал складывать большие логические квадраты из разноцветных треугольников. Через несколько секунд он снова спросил:

— Это ты нарочно говоришь, да, мам?

— Именно. Так… — Она нашла нужный номер и сразу набрала его. — Это просто человек.

— А ты сейчас сказала — знакомый… Мам, а почему ты ему сказала, что тебя зовут по-другому?

— Потому.

— Тебя ведь только тетя Наташа зовет Лека. А все остальные Алена. Значит, он знает тебя. Ты вчера мне обещала, что сегодня все объяснишь.

— Обещала — значит, объясню.

— Вот — я сижу, слушаю.

— А я стою и номер набираю! И там все время занято.

— А ты набирай и объясняй одновременно.

— А ты учись букву «р» произносить! Чем любопытничать!..

— Одновррременно! — изо всех своих сил произнес мальчик. — Теперь объяснишь?

— Фу-у… Даня… Ну, подожди, сейчас я узнаю, как он себя чувствует, и потом объясню.

— А почему ты волнуешься?

— Я?.. Ну, ты смотри какой — глаз-алмаз!

Они взглянули друг на друга и засмеялись.

Алена наконец услышала длинные гудки в трубке. Лишь бы сейчас ответили… Наконец послышалось: