Лиз Райан - Знак расставания

— Да, это так. — Бен выглядел таким разозленным, что Эран испугалась бы, если бы не понимала его.

— Я чуть с ума от восторга не сошла, когда услышала тебя в пятницу вечером. У тебя великолепный голос, — сказала она.

— Да, но он не тренированный и никогда таким не будет! — Бен махнул рукой.

— Как же не правы твои родители! Раз уж они оба врачи, то могли бы оплатить твои занятия или найти хоть какой-то компромисс! — воскликнула Эран.

— Это все из-за моего отца, он почему-то терпеть не может оперу. Он бы мне никогда не позволил заниматься пением всерьез. Мама тоже думает, что это слишком вульгарная карьера для ее единственного сына. Они продолжали заставлять меня заниматься медициной. Мотоцикл был лишь одним из выражений моего протеста, пока мы с Рани не сбежали в Лондон. Они помогают ей, но не мне, — сказал Бен.

— А они знают, что ты работаешь в ресторане? — спросила Эран.

— Знают. А Рани танцует лишь для развлечения и лишних карманных денег. Но мне нужна настоящая работа! Если бы я работал не только по ночам, то мог бы позволить себе оплатить собственное жилье, общался бы с другими музыкантами, писал бы собственные песни. Из того, что я уже написал, пока еще не получилось ничего особенного. А Рани еще слишком молода, как и ты, она хочет, чтобы я этот год пожил у нее, пока она не заведет собственных друзей и не встанет на ноги. — Бен вздохнул.

Эран тронула его забота о сестре.

— Значит, ты так и болтаешься целыми днями с Рани или со своими друзьями и не пытаешься писать музыку или анализировать арии? — спросила Эран.

Бен засмеялся, и ей понравилось, как изменилось его лицо: словно с него стерли боль и тревогу.

— Я слушаю не только различные оперы, я изучаю все музыкальные стили и молюсь о том дне, когда люди прекратят наконец классифицировать музыку. Все, что для меня имеет значение, — это масштабность музыки, и я предпочитаю в ней размах и полет, — сказал он.

— Тогда надо трудиться. Никто не начинает сразу с вершины, Бен, — сказала Эран.

— А ты — та еще штучка! Ну-ка, теперь расскажи мне о себе! — потребовал Бен.

— Я из Корка, морского ирландского города. Мой отец — рыбак, его зовут Конор, у меня еще четверо братьев и сестер. Я выросла в маленьком коттедже в деревне. Данрасвей мог бы стать прекрасным местом, если бы люди по-другому к нему относились. Мои лучшие друзья — Дэн и Аймир, моя учительница. Они мне очень помогли, много рассказали о музыке, давали читать хорошие книги. Мне бы хотелось доучиться в школе, но надо было идти работать, у моей семьи очень мало денег. Вот почему у меня две работы: одна для себя, другая для родителей. — Эран вздохнула.

— Ты, должно быть, очень много работаешь, — заметил Бен.

— Да, но мне это нравится, и свои вечерние занятия я тоже люблю, — сказала Эран.

— Какие занятия? — спросил Бен.

— Школа бизнеса. Само по себе это не очень интересно, но зато полезно, в отличие от гобоя. Я бы и дальше училась играть на нем, но не могу себе этого позволить, для меня это роскошь, — сказала Эран.

— Но как же ты выдерживаешь без музыки? — удивился Бен.

— Ну, я играю немного каждый день. Нахожу хоть какое-то применение своим талантам, — улыбнулась Эран.

— Какая у тебя любимая пьеса? Что лучше всего на гобое получается? — с интересом спросил Бен.

— Дуэт рыбаков из «Ловцов жемчуга», — ответила Эран.

— «На дне святого купола…» — тихо сказал Бен по-французски.

— Да, и ты произносишь слова лучше, чем я или даже чем Люк Лейвери! Он мой учитель по музыке, но во французском языке не очень силен. Ты и перевод знаешь? — У Эран заблестели глаза.

— Да. — Бен кивнул.

— «Святой купол» — словно ты в церкви… — сказала Эран.

— Именно так я себя чувствую, когда играю на пианино. Даже если это происходит в ресторане, среди толпы — Сива со мной, она витает в воздухе, — пылко сказал Бен.

— Сива — это индийская богиня? — спросила Эран.

— Да. Но мы не соблюдаем этих традиций дома. А ты, наверное, католичка, раз уж ты ирландка? — улыбнулся Бен.

Да, конечно — по происхождению и крещению, но Эран никогда не учили ничему специфически религиозному. Она не имела четкого понятия, почему католики конфликтовали с протестантами в Северной Ирландии. Если бы Эран родилась в Саудовской Аравии, то точно так же была бы мусульманкой, просто по происхождению и традициям.

— Я — музыкант! Я служу и поклоняюсь музыке, как божеству, и хочу быть музыкантом! — твердо сказала Эран.

— Сыграй теперь на своем гобое, — попросил Бен.

Он сказал это так тихо, что Эран не была уверена — хочет ли он этого на самом деле.

— А ты споешь со мной? — спросила она.

— Да. — Бен кивнул.

Эран достала гобой, и Бен с восхищением взглянул на прекрасный инструмент, похожий на сложную флейту.

— Ты знаешь партитуру для тенора? — спросила Эран.

— Из дуэта. Да, — кивнул Бен.

Как только Эран начала играть, Бен запел, и Эран убедилась, как хорошо он понимал характер этого рыбака. А сама Эран знала и понимала кое-что еще. Бену Хейли пока что всего девятнадцать лет, но лет через десять его имя будет известно многим, он станет популярнейшим певцом в Англии, во многих странах. И еще — он будет ее любовником! Эран нашла свой голос и одновременно — свою любовь. И это было больше, чем просто музыка. Это был ее внутренний ритм, ее сердцебиение, ее душа.

Эран чувствовала, что ее совместная жизнь с Беном Хейли с этого момента как бы предрешена судьбой. Они встретились, познакомились, влюбились друг в друга, и, как только обстоятельства позволят, они будут вместе. Остается кое-что уладить. Но это оказалось не так-то просто.

Рабочие часы Эран не позволяли ей оставаться с Беном надолго, хотя ее согревала мысль, что он явно жаждет ее общества. Но чем чаще Эран его видела, тем меньше, казалось, она продвигалась вперед в своих планах. Каждый раз, когда ей открывалась какая-то новая грань характера Бена, он поворачивался иной стороной. Наконец, Эран осознала, что подружилась с невероятно сложным человеком, трудным для понимания, противоречивым и абсолютно непредсказуемым.

Бен был просто очарователен: умный, страстный, щедрый и веселый.

Он отдавал себя целиком своим друзьям, обезоруживая их своей преданностью и поддержкой, отдавая им всю свою душу и сердце. Но Эран видела, что вначале надо завоевать его доверие: полная самоотдача с его стороны начиналась не сразу. Эран обнаружила, что ее словно проверяют, как будто для нее отвели испытательный срок.

Бен не предъявлял к ней особых претензий. Казалось, он примирился с тем, что каждый день она работает на двух работах, с тем, что куда бы она ни отправлялась, дети Митчеллов обязательно должны быть с ней, что ей надо приглядывать за своим торговым киоском и посещать вечерние занятия. Но Эран чувствовала, что только тогда полностью завладеет вниманием Бена, когда ее собственное «я» будет полностью заполнено только им.

Когда же им удавалось урвать какое-то свободное время и провести его вместе, Эран не могла угадать заранее, в каком настроении он будет. Его сияющая при встрече улыбка могла померкнуть от какого-то случайного слова. Оживленная мимика его лица казалась немного странной, как будто два разных человека уживались в нем. В ресторане Бен был оживлен, с друзьями-музыкантами он вел себя громогласно и бесцеремонно. Но с Эран он как-то притихал, при этом она почти физически ощущала, как он улетает в своей сосредоточенности куда-то далеко-далеко, где для нее не остается места. Бен не осознавал этого, так что Эран даже не могла упрекнуть его или начать ссору, но она часто чувствовала, как словно бы невидимая вуаль повисала между ними. И внезапно Бен мог спросить, в чем дело, как будто это из-за Эран между ними возникала напряженность и становилось так сложно общаться. Каждый раз девушка с трудом находила какие-то нейтральные объяснения, чтобы не показаться Бену мелочной, но порой ей хотелось поддаться вспышке какого-то детского раздражения, хотя, как она понимала. Бен бы не одобрил этого.

Но Бен мог и сам устроить немыслимую сцену, если бы ему захотелось. Он часто делал это из-за музыки. Однажды Эран была просто потрясена. Бен взял ее с собой к своим друзьям. Три или четыре человека играли на гитарах и других инструментах, шлифуя какой-то сложный музыкальный фрагмент. Бен буквально набросился на них. Ожесточенно ругаясь, он обзывал их бездарями, потом схватил одну из гитар и запустил ее через всю комнату. На мгновение Эран показалось, что он набросится на кого-нибудь с кулаками или, наоборот, кто-нибудь из парней кинется на Бена, но все неожиданно закончилось мирным смехом. Репетиция возобновилась, и, к удовольствию Бена, они вполне успешно отработали пьесу. Затем все отправились в паб, и Бен угощал друзей. Не имело значения, был ли он на мели или при деньгах, — тратил их Бен, как Ротшильд. Эран стала подумывать, не было ли у него в роду какого-нибудь раджи — так естественно выглядели его расточительность и замашки повелителя. Но обаяние его было искренним и теплым. Бен представил Эран своим друзьям весьма торжественным образом, и она даже почувствовала себя кем-то особенным. Хотя они теперь редко оставались наедине, Эран нравилась энергия их компании, которая восприняла ее вполне доброжелательно.

Никто из его друзей не относился к музыке так фанатично, как Бен, но все они горели энтузиазмом, были преданы искусству и полностью отдавались этому служению. Ничто другое не трогало их всерьез, их не интересовало, что творится в мире, они не читали газет, но свое дело ребята знали досконально. Бен постоянно читал биографии великих дирижеров, композиторов, исполнителей. И даже из повседневных разговоров Эран узнавала самые невероятные факты.

Но его совершенно не интересовали ее занятия, он был далек от обычных житейских дел и материальных забот. Эран казалось это странным, но Бен только пожимал плечами в ответ. Когда у тебя есть деньги, ты тратишь, когда их нет, всегда найдется способ их заработать. Если понадобится, считал Бен, он будет судомойкой или мойщиком окон, но до этого не дойдет, ведь его ждет колоссальный музыкальный успех.

Его самонадеянность и заносчивость отпугивали некоторых людей, но, как он говорил, трусость и негативизм вообще делают общение невыносимо скучным. Но Эран не считала его уверенность в себе какой-то отталкивающей. Даже когда Бен чересчур хвастался или вел себя как деспот, его внутренняя сила казалась привлекательной и притягивала ее.

И наоборот, Бен мог быть очень нежным. Иногда они ходили гулять в парк или бродили по площадям с обоими детьми. Бен мог без устали играть в футбол с Олли, мог помогать мальчугану пускать кораблик в пруду или подбрасывать Мораг высоко в воздух, пока малышка не начинала визжать от восторга. Бен доводил их до смеха за какую-то секунду, щекоча или качая их на коленях, но он никогда не пытался заигрывать с детьми, втираться в доверие; его терпеливость могла обернуться прямой противоположностью, и Эран научилась предугадывать ее пределы. Бен никогда не ссорился с детьми, но, если он уставал или малыши плохо себя вели, он просто переставал их замечать, оставляя Эран самостоятельно разбираться с малышней.

Такие прогулки были радостью и в то же время своего рода испытанием: Эран чувствовала себя словно гостья на каком-то долгом, изматывающем семейном мероприятии. Это было лучше, чем ничего, думала она, но все же это было не то, чего бы ей хотелось. Если бы они остались наедине, взял бы Бен ее за руку? Обнял бы, полностью бы посвятил ей всего себя?

Нет. И Эран была почти уверена в этом. Она стала ему другом, но не любимой девушкой. Потребуется немало времени, чтобы по-настоящему узнать Бена, проникнуть в его душу, вступить в соревнование с музыкой, которая поглощала его целиком. Иногда Рани оставляла их наедине у себя в квартире, но единственные увертюры, которые Бен предпринимал, были музыкальные. Когда же, как Эран казалось, ему так же сильно хотелось поцеловать Эран, как ей — его, он просил ее сыграть на гобое, или на него накатывала волна гнева из-за того, что у него не было своего пианино.

Он был добрый и ласковый, он смешил ее, хотя иногда Эран хотелось плакать. Но музыка всегда успокаивала девушку, и, если даже она не понимала Бена, она оставалась под воздействием его чар.

Прошли хрустнувшие первым льдом осенние недели, запахло зимой. В Сочельник, сияя своей чарующей улыбкой, Бен произнес:

— У меня есть билеты на «Мессу» Гайдна. В соборе. Пойдешь?

Эран задрожала. Приглашение прозвучало немного поздно, она не лучше Бена представляла, как себя ведут в протестантской церкви. Но все это перестало иметь значение, когда они попали туда. Все было так необыкновенно, играл орган, и Эран чувствовала себя, как на небесах.