Запястье! Нет, ей уже пора лечиться, если даже движение запястья производит на нее такой эффект. Тело Бена двигалось, извивалось, как чарующая черная змея. Его глаза цвета эбенового дерева искали Эран в перерывах между куплетами. Бен был довольно далеко от нее, внизу, на сцене, а Эран сидела в будке звукорежиссера, улыбалась и кивала головой, выражая свое одобрение. Бен записывал свой первый «сингл», и пока все шло гладко. Все, пока он неожиданно не сорвал наушники, не отбросил прочь микрофон и не завизжал от злости:

— Ублюдки! Ублюдки! Ублюдки!

Что случилось? Несмотря на трагическое выражение его лица, яростную силу и громкость его голоса, Эран не могла не рассмеяться: это выглядело как в театре. Но лучше ей спуститься вниз и разобраться.

Когда Эран подошла, Бен размахивал партитурой и ударял по ней ладонью, орал на продюсера во всю глотку, а тот орал в ответ. Вокруг них стоически сидели музыканты, ожидая разрешения конфликта, в котором чаще всего правда оказывалась на стороне известнейшего Майлса Ирвинга. Но Майлс в отчаянии повернулся к Эран.

— Разберитесь с ним сами! Дайте ему валиум или что-нибудь успокоительное!

Майлс стремительно удалился, а Эран положила руку Бену на плечо.

— Да что случилось? — спросила Эран.

Бен кипел от злости.

— Это просто невозможно! Ты пишешь песню — простой мотивчик — ля-ля-ля, — а они уродуют ее! Убыстряют темп, всовывают оркестровку не туда, куда нужно! Я не могу это петь! — вопил он.

— Бен, успокойся, — сказала Эран.

— Я не могу успокоиться! Это моя песня! И я буду ее петь по-своему! — кричал он.

— Но у них тоже есть опыт, они эксперты. Они знают, что делать, — сказала Эран.

Но она понимала, о чем идет речь. Бену предложили два контракта, после того как Гевин Сеймур открыл его широкой публике всего за одну ночь. Бен выбрал тот, который давал больше свободы, хотя и меньше денег. Но запись первого диска стала для него сплошным откровением.

Эран чуть не падала из-за сложности всего происходящего, из-за этого чудовища, которое она сама создала за одну ночь… Запись песни была крошечной частью огромного процесса, включающего работу продюсеров, техников, художественных руководителей, юристов, дистрибьютеров, промоутеров, все мелочи — от фасона рукава до страховки. Чтение контракта напоминало чтение «Улисса», как будто специально созданного, чтобы предусмотреть все. Охваченная паникой, Эран подумала о том, чтобы в конце концов обратиться к агенту, но Бен только разочарованно посмотрел на нее.

— А ты сама что же? У тебя же диплом, я уверен, ты это сможешь. И я доверяю тебе. И вообще, я бы хотел, чтобы все было в одних руках, в таких, которым я доверяю, — сказал Бен.

И ей пришлось медленно расшифровывать все пункты контракта, как будто это были египетские иероглифы, обнаруживая такое хитроумие, о существовании которого она и не подозревала. Но уверенность Бена поддерживала Эран и, наконец, она одолела документ и с чистым сердцем рекомендовала подписать его. Если бы она пропустила что-нибудь или неправильно поняла его, последствия были бы ужасными.

Но было похоже, что «Седар Рекордс» настолько же заинтересована в успехе Бена, как и сама Эран. Уже вовсю работали промоутеры, рассказывая на всех радиостанциях, что работа в студии заканчивается и скоро выйдет потрясающая пластинка. Они признались, что не могут гарантировать большой общественный резонанс, но, по крайней мере, интерес публики заранее обеспечен. За работу взялись биограф и фотографы, и вплоть до этого момента с ритмикой Бен был абсолютно счастлив.

Эран думала, что люди, занимающиеся рекламой, хорошо разбираются в своем деле, и так же думал Майлс Ирвинг, грузный мужчина с гривой седых волос, в помятых джинсах. Его профессионализм бросился в глаза с первой секунды, как только он вошел в студию, и он еще был известен как продюсер, который особенно хорошо работает с молодыми талантами. С 1964 года у него была крупная студия, в которой записывались многие исполнители, добившиеся впоследствии успеха, которые начинали так же, как и Бен, — томясь в жаркой студии, страдая от отсутствия привычной публики, путаясь в технологии и с огромным сопротивлением принимая его указания, даже когда Майлс тактично объяснял их смысл. Бен был перфекционистом, но таким же был и Майлс, к тому же у него был опыт. Более того, «Седар Рекордс» было одним из подразделений большой студии, у которой имелось и классическое отделение. Если бы их сотрудничество стало выгодным, Бен мог бы долгое время работать с очень уважаемой фирмой.

Эран сочувственно улыбнулась Бену, но решила начать с того, что, как ей казалось, было сутью проблемы.

— Скорость, да? Это твоя основная проблема? — спросила Эран.

Его глаза все еще сверкали от ярости.

— Да! Это как нападение чертовой «Легкой бригады»! Нет времени перевести дыхание. Это не тот темп, в котором я сочинил песню, и ты это знаешь, — сказал Бен.

Эран видела, что на Бене сказывается страшная усталость. С февраля он написал десять песен, работая над ними день и ночь, лихорадочно подбирая репертуар для зимних гастролей, которые должны были последовать за выходом пластинки. Большинство новых исполнителей шли к этому рубежу год или больше, но Бен оказался в этой ситуации практически мгновенно, у него не было времени на раздумья или на оценку того, что на него свалилось.

Среди прочего, чем Бену пришлось пожертвовать, была работа в клубе. Он очень ею дорожил. Эран знала, что Бен скучает по своей публике, ему не хватает той особой связи со слушателями, которая у него сложилась с теми, кто приходил в клуб специально для того, того чтобы послушать его. Не хватало того особого шума и атмосферы, которая исходила от них. Майлс был терпелив, внимателен, но работа в студии стоила больших денег, и он не собирался весь день развлекать Бена.

Эран старалась говорить ненавязчиво:

— Послушай, спой песню до конца так, как он предлагает, мы послушаем запись и, если тебе не понравится, поговорим с ним. Нет смысла останавливаться на полдороге.

Некоторое время Бен размышлял: зная, что Эран понимает толк в музыке и будет бороться за то, что считает правильным, до конца; в конце концов, он же сам согласился с этим темпом, это только небольшие фрагменты, слишком быстрые в нескольких местах.

— Ладно, если только Майлс велит им играть помедленнее здесь и здесь, то… остальное пойдет, — буркнул Бен.

С облегчением Эран направилась к Майлсу. Тот стоял в своей мятой рубашке, покрытой пятнами пота, в очках; глядя поверх стекол, он возбужденно что-то обсуждал с музыкантами. Влиятельный человек сорокалетнего возраста, Майлс ясно дал понять, что не нуждается в советах о темпе ударных от исполнителя вдвое младше себя. После некоторых консультаций со студийными музыкантами Майлс подошел и дал знак продолжать запись.

Эран понимала, что случится катастрофа, если Бен не последует полностью ее совету. Но Бен последовал без сомнений. Он набросился на песню со всей своей силой, подавив в этот раз желание спорить о трудных нотах. Со своего места Эран не могла решить, что больше радовало ее взор: высокая смуглая фигура Бена, раскачивающаяся в такт музыке, или багровая физиономия Майлса, расплывшаяся в довольной улыбке.

— Лучше. Гораздо лучше, — сказал Майлс.

Но работа в студии длилась еще часы после этого, до тех пор, пока даже Эран стала думать, что она больше никогда не захочет услышать эту жуткую песню снова. К тому времени, когда объявили перерыв, у всех осталось только одно желание: выбраться в паб и проглотить по пинте ледяного пива. Собирая всю группу вместе, Майлс повел их в заведение напротив, проклиная по дороге специфику своей работы, из-за которой он торчит в душной студии в летний день вместо того, чтобы веселиться на пляже. Но когда все уселись за стол, Майлс стал веселым и общительным, превратился в кладезь информации об изматывающем бизнесе.

Но какое же это классное дело, несмотря ни на что! В январе Эран была близка к отчаянию; сейчас же, всего восемь месяцев спустя, в ней все трепетало от радости от того, как все изменилось: волна энтузиазма, которая несла Бена, скорость, с которой все происходило. Выход пластинки под названием «Белая паутина», над стихами к которой они работали вместе, давал импульс к разговорам и ожиданиям в музыкальном мире, который всегда пристально следил за всем, чем занимался Майлс Ирвинг.

— Но тебе лучше не светиться, — советовал Майлс Эран теперь, так же как в свое время говорил это Гевин Сеймур. — Публике не хочется видеть жену или подружку, они хотят думать, что Бен принадлежит им всем. Стихи не стихи, менеджер не менеджер, лучше держись понезаметнее, если не хочешь портить его имидж.

Эран знала, что Майлс не воспринимает ее всерьез, несмотря на то что Бен считал обязательным советоваться с ней. В свои девятнадцать лет Эран не очень-то была похожа на настоящего менеджера. Но она быстро училась, наблюдая за каждым аспектом всего процесса с истинным восхищением, закаляя себя перед будущими трудностями, перед тем путем, о сложностях которого все ее предупреждали. Бену тоже пришлось приспосабливаться кое к чему: посещать места и мероприятия, которые рекомендовали рекламисты, встречаться с некоторыми важными персонами, носить те вещи, есть и пить то, что было отобрано для создания определенного имиджа. Бен не воспринимал это как что-то существенное, но, поскольку была конкуренция, Эран убедила его выполнять все рекомендации. По крайней мере, пока.

Бен подписал контракт на пять лет. Гевин Сеймур очень им помог с некоторыми проблемами, которые надо было держать под контролем, и предостерег от многих ошибок: могут попасться второразрядные музыканты в студии, звуковая аппаратура окажется худшего качества, назначат неподходящее или неудобное для репетиций время, дал предупреждение о напряжении и неудовлетворенности, которые приводят некоторых разочаровавшихся молодых музыкантов к алкоголю и наркотикам. Гевин знал, что, если это случается, карьера пропала. Дело было не в том, что «Седар» была нечестной фирмой, скорее наоборот, но быть предусмотрительными еще никому не помешало. Эран была очень благодарна Гевину, понимая, что она не имеет представления и о половине тех ловушек, которые есть в музыкальном бизнесе. И если бы не Гевин, Бен не сидел бы сейчас здесь.

— Майлс, у тебя терпение святого, — сказал Бен.

— Да, и, к счастью, у тебя голос ангела, иначе я бы вбил тебе твои зубы в глотку, — сказал Майлс.

Бен рассмеялся, испытывая легкое головокружение после напряжения в студии. От чека, который он получил после подписания контракта с Майлсом, у Эран в голове тоже все поплыло, но для Бена истинное удовольствие приносил сам процесс пения. Частью этих денег они собирались расплатиться с Рафтерами, потом — записаться в спортивный клуб, где они могли бы плавать в бассейне и играть в теннис, купить новую одежду, обстановку в квартиру. Но единственная вещь, которая по-настоящему волновала Бена, было приобретение нового мотоцикла. Это, ну и конечно же новые возможности для развлечений.

Для Эран развлечением был необыкновенный ужин в китайском, итальянском или индийском ресторанах, для Бена — ночь веселья в переполненном клубе, откуда он привозил домой дюжину знакомых для продолжения гулянки. Сейчас Бен стал более разборчив. Деньги открывали новые возможности перед ними: билеты на концерт или в оперу раньше были им не по карману.

— Опера? — захохотала Джессика Хантер, студийный менеджер по рекламе. — Ты рок-певец, тебя не должны видеть в опере!

Бен настаивал, что он может и будет там появляться. Разве в контракте что-то написано на этот счет?

— «Волшебная флейта» идет в Ковент-Гарден, — сказал Бен.

И Бен умчался, оставив Джессику в состоянии, близком к апоплексическому удару, но «Волшебная флейта» и правда закружила Бена и Эран каруселью красок и эмоций. Когда альбом будет записан, немного опасалась Эран, вся их жизнь будет такой каруселью.

Майлс обсуждал выход пластинки.

— 20 сентября. Естественно, мы не ожидаем, что пластинка попадет на вершину чарта, но быть где-то среди первых пятидесяти тоже неплохо. Нужно как можно больше светиться перед гастролями, так что твое имя будет постоянно на слуху. Так, Эран, сейчас о стихах: один человек не может написать их все. Мы думаем о том, чтобы пригласить профессионала, чтобы он постоянно работал с тобой и Беном. Это всех устраивает?

Бен посмотрел на Эран, она задумалась, прежде чем ответить.

— Мы попробуем, Майлс. Но мы оставляем за собой право на окончательное решение и право вето. Кого ты имеешь в виду? — спросила Эран.

— Кельвин Хагс. Уэльский парень, классно работает со словом, очень опытный. Я уверен, вы с ним хорошо поладите, — сказал Майлс.

— Мы постараемся. Но мы все равно будем писать большую часть текстов сами, — сказала Эран.