Но вот так-то люди и поступают друг с другом — они ранят друг друга, калечат и разрушают. Когда-то ей придется предостеречь Рианну — не поступать, как она поступила сама. Когда ты молод, ты не ощущаешь, как это больно, пока с тобой не поступают точно так же.

Но с Эран такое случалось раньше. Она знала и все-таки сама пошла на это. Если когда-нибудь у них с Беном все разладится, ей лучше оставаться одной. Тьерри доказал ей, какой разрушительной силой она обладает! Он доверился ей, а она разбила его доверие, развеяла его в пыль. Но она не могла бороться с Беном. Это было бы то же самое, что бороться с самой собой.

— Я не оскорблю тебя больше просьбой о прощении, Тьерри. Но я постараюсь заслужить его и тогда вновь попрошу простить меня, — сказала Эран.

У Тьерри лицо было, как у ребенка или маленького зверька, который не понимает, за что его ударили, предали, за что с ним так жестоко обошлись… Все, что он сделал, это любил Эран, уважал, заботился, старался дать ей то, чего Бен Хейли никогда ей не давал и, может быть, никогда не даст.


Эран не видела Бена несколько дней. Она просила его не появляться, пока она не придет в себя. Эран действовала импульсивно, а сейчас мысли о последствиях начинали мучить ее. Надо было разобраться с этим.

Эран настолько сильно любила Бена, что у нее перехватывало дыхание, она даже стала думать, не помешалась ли она слегка рассудком? Ей достаточно было представить себе его глаза, голос, его прикосновение, как ее ум и тело охватывало страстное желание, по венам пробегал огонь. Поэты были правы, это было подобие неизлечимой болезни — и, может быть, болезни смертельной. Любовь превращала разумных людей в придурков, неспособных связно говорить. Эран подумала, что в машине она становится опасной для людей: она слышала свист и крики, по гудкам водителей понимала, что они ругаются, когда она забывала включать сигналы поворота, сворачивала не туда, не по правилам перестраивалась в потоке движения. Ее рассудок словно витал где-то между Лондоном и потусторонним миром.

Еще было не поздно. Тьерри бы понял, если бы Эран вернулась, простил бы и забыл. У нее еще могла бы быть нормальная, счастливая жизнь без осложнений. Именно это ей все бы и посоветовали. Это то, что сделал бы любой человек с капелькой здравого смысла на ее месте.

Наконец Эран уселась дома с листом бумаги и написала два списка, как советуют психологи, — что делать, если вам трудно принять решение. Итак, положительные и отрицательные стороны Бена и Тьерри.

Тьерри обошел соперника на милю.

За него были любовь, привязанность, стабильность. Тьерри всегда будет там и тогда, где он нужен Эран, он сильный и ответственный, он не пьет и не употребляет наркотики. Он никогда не сделает ее несчастной.

Бен был ненормальным, неуправляемым, он уже однажды сорвался и может сорваться вновь. Он пьет, он бабник, он кокаинист. Да, он не принимает наркотики последнее время и даже обещает бросить их навсегда, но он не настолько дисциплинирован, чтобы сохранять долгое воздержание. Он шикарный, красивый, талантливый, но он противоречивый, ненадежный, переменчивый. Он многое дает, но и требует от тебя многого. Он богат, но может потерять все в одночасье. Жизнь с ним будет бурной и изматывающей. Эран никогда не будет знать с Беном покоя.

И потом, надо подумать о Рианне. Тьерри уже принял ее ребенка, он готов включить девочку в свою жизнь, даже любить ее, хотя она и дочь Бена. В то время как быть с Беном означало либо утаивать сам факт ее существования, чтобы он не отказался от нее, или признаться в том, что сделала Эран. И что потом? Даже если представить себе чудо: Бен будет радоваться, когда узнает, что у него есть дочь, он вполне может захотеть забрать ее у Рафтеров. Будет баловать ее подарками и сластями, превратит ее в одно из взбалмошных чад «попсовых» родителей. Но скорее он устроит истерику.

Вот в этом и была проблема с Беном. Просто нельзя было себе представить, что он выкинет. Он был замечательный, но совершенно непредсказуемый.

Эран снова и снова перечитывала список. И потом выбросила его в корзину. Она запуталась. Она сошла с ума! Она принадлежит Бену, пока не разверзнутся небеса и солнце не упадет на землю.


Эран устроила переговоры. Она положила перед Беном свод неких правил, надеясь, что он не будет смеяться. Бен мог бы высмеять ее блеф, он же видел, что она зачарована и не покинет его никогда.

Но Бен не стал смеяться. Очень торжественно он согласился со всеми условиями Эран. Они будут жить в Хэмстеде, купят дом, если его выставят на продажу, постараются укорениться.

— Хорошо, — только и сказал он.

Больше не будет никаких женщин, никаких наркотиков, никакого спирта. Если он хочет повеселиться — только вино или пиво. Но он не будет этим злоупотреблять.

— Идет, — кивнул Бен.

Тхан будет сопровождать его везде, и он будет делать все, что говорит ему Тхан. Со временем, когда им будет под тридцать, они заведут детей.

— Заведем, — согласился он и с этим.

Они будут откладывать столько же денег, сколько и тратить.

— И сейчас ты посвятишь все свое внимание новому контракту с «Флиндерз», сделав все возможное, чего ждал бы от тебя Эмери Чим.

— Ладно, — сказал Бен.

Удовлетворенная, Эран кивнула, перехватив его взгляд, и они оба расхохотались.

— Бен, я серьезно! Я действительно имею в виду все буквально, и, если ты не будешь вести себя, как следует, тебе не поздоровится, — сказала Эран.

— Я знаю, в следующий раз мне уже понадобятся костыли. Или услуги похоронного бюро, — сказал Бен.

— Ты все себе правильно представляешь, — кивнула Эран.

Господи, это было то же самое, что говорить с ребенком! Его послушное выражение лица уже стало озорным, очарование его было неотразимым, когда он подставил щеку и показал пальцем на родинку:

— Ну, поцелуй же сюда!

Они поцеловались и обнялись, и Эран была бы абсолютно счастлива, если бы могла не думать о Тьерри и Рианне.


Через несколько месяцев Бен переехал в хэмстедский дом. Его восторгу не было предела, когда он увидел пианино «Стейнвэй».

— Ты хранила его все это время! — воскликнул он.

— Я думала, что ты захочешь возвратиться за ним, но ты не приходил. А почему ты этого не сделал? — спросила Эран.

— Я не знаю… честно говоря, я думал, что это своего рода ниточка к тебе. Но что мы теперь будем делать? Здесь нет места для моего нового «Бештайна», — сказал Бен.

— Мы можем одно из них отдать в музыкальную школу. Ты сам выберешь какое.

Бен решил расстаться с «Бештайном», и вскоре они подобрали для пианино хороший дом. Эран почувствовала острую боль, когда произнесла эти слова — «хороший дом». Вот почему она сама отправила Рианну в «хороший дом». Она увидит ее только в Ирландии. Она не может рисковать, позволить Бену увидеть ее.

При своей загруженности Бен окончательно переехал только к ноябрю, а Тхан и Бет сняли соседний дом. В один из вечеров Эран готовила ужин, тихонько наслаждаясь домашним покоем. Они обсуждали, что будут делать в наступающем году. Судя по всему, в приближающемся восемьдесят четвертом году предсказания Эран насчет общего процветания должны были осуществиться, упадок экономики заканчивался.

Бен оценивающе посмотрел на нее:

— Мне нужен новый менеджер. Срочно.

Эран подумала и отрицательно покачала головой:

— Нет. Бизнес никогда не был главной моей страстью. Тебе нужен человек гораздо более жесткий и безжалостный, чем я.

Бен улыбнулся:

— По моему опыту, ты можешь быть очень жесткой.

— Может быть, но это не доставляет мне удовольствия. То, чем бы я хотела снова заняться, так это писать стихи, слова для твоих песен, — сказала Эран.

— Правда? Здорово, если удастся убедить в этом Кевина… может быть, Джейк сможет найти ему еще кого-нибудь. Он очень хороший, я не хотел бы его обижать, — заметил Бен.

— Он никогда для тебя не написал реального хита, — возразила Эран.

— Нет, но ведь хитами песни становятся из-за музыки, не из-за слов. Ну, я думаю, что все это взаимосвязано. Мне надо поговорить с Джейком. А ты пока могла бы помочь нам с фэн-клубом. Там полно работы.

— Что? Ты хочешь, чтобы я отвечала на любовные письма охваченных страстью подростков? — изумилась Эран.

— Там не только тинейджеры. Ты сама удивишься. Каждый день приходят мешки писем, от самых разных людей — ты можешь заниматься этим по утрам, а после обеда писать стихи, сама установишь для себя график, — сказал Бен.

Эран пришло в голову, что она может не ограничиваться перехватом надушенных писем на розовой бумаге и фотографий влюбленных отправительниц. Это будет своего рода способ держать под контролем всю ситуацию, отслеживать его популярность.

Она улыбнулась в знак согласия:

— Хорошо, я приступлю, как только новая девушка с января начнет выполнять мою работу для Энни Мак-Гован с сырами.

Без каких-то особых причин Эран вспомнился маленький Оливер Митчелл, бегущий ей навстречу в первый ее день в Англии с криками «еще одна», «другая няня». А сейчас приезжает Сиара Кин из Бентри, будет заниматься сырами Энни, еще одна эмигрантка, но, по крайней мере, с работой. Нет, Эран точно пора открывать свое агентство, как Холли! Но писать стихи доставило бы ей гораздо больше удовольствия. О чем ей написать в первую очередь?

— Бен, — позвала она.

— М-м? — отозвался он.

— Ты помнишь, что ты чувствовал, когда умер Эмери? — спросила Эран.

— Помню ли я? Конечно! Как я могу не помнить? Я этого никогда не забуду, и я никогда не забуду его самого. Он так помогал мне, так поддерживал — больше, чем отец! Ты не представляешь, как я скучаю по нему, — прости, конечно. Представляешь, я чувствую по отношению к нему такую же вину, как ты — к Конору. Это же я предложил ему поехать в Ирландию. Я понимаю, это не вина твоего отца, это просто случайность, но это не дает мне покоя, — сказал Бен.

— И меня это тоже преследует. Это я подарила отцу катер. И я — я чувствую, что его смерть сделала больше, чем его жизнь, — она свела нас опять. Если бы ты написал музыку, выражающую, что мы оба чувствуем, я бы написала к ней слова, — сказала Эран.

— Я мог бы. Я очень бы хотел, я ведь обещал Эмери, что напишу песню, посвящу ее ему. Но Джейка хватит удар, если он узнает, что я пишу реквием, — сказал Бен.

— А что в этом плохого? Разве есть люди, которые не теряли близких, не знают, что такое смерть? Мы могли бы написать песню, которая выражает общие человеческие чувства. В конце концов, очень многие песни о любви тоже грустные. Я не говорю, что мы должны написать что-то заунывное или траурное, но что-то, передающее силу Эмери или простоту Конора, — заявила Эран.

Он откинулся на спинку стула и задумался.

— Это мысль! Давай попробуем. Только давай исходить из того, что Джейку это не понравится, — никому ведь не понравится, что все окажется в ящике стола. Это будет только для нас, а не для выступлений.

— Давай. Нам нечего терять, и, по крайней мере, нам будет после этого легче, — согласилась Эран.

Может быть, потом она напишет песню и о Дерси. Об украденной, несостоявшейся жизни… Но не все сразу. Сначала эту, для Эмери и Конора, для успокоения чувств.

Они спокойно восприняли вето Джейка Роуэна и работали над песней в свободное время, гордые от мысли, что она будет просто исполняться дома, что ее в любом случае услышат друзья и знакомые. Эран подумала даже, что может послать кассету Молли, которая медленно приходила в себя после неожиданной смерти мужа. Ее отношения с Молли по-прежнему были напряженные, и всегда будут такие из-за Рианны, но Эран думала о Молли с сочувствием. О Молли, которая никогда не радовалась своей семье, а сейчас осталась совсем одна, не считая Акила.

Что она думает и чувствует сейчас? Жалеет, что не сделала большего для своих детей, когда они были еще маленькие? Жалеет, что не поцеловала Конора в тот день, пятнадцать или двадцать лет назад, когда он вернулся живым после шторма? Эран писала ей понемногу, но регулярно, звонила ей — сейчас у Молли наконец установили телефон. Молли как-то заявила, что хочет перестать заниматься вязанием. Она очень устала, а страховка Конора дает ей больший доход, чем он обеспечивал ее при жизни. Кооператив вязальщиц и без нее справится.

— А что ты будешь делать? — спросила Эран.

— Я думаю, поеду к Валь, а потом, может быть, к Шер, в Америку, — сказала Молли.

Семейные узы, подумала Эран. После всех этих лет семья опять стала важной для Молли. Но Америка, Флорида? Почему-то Эран не могла себе представить свою мать, нежащуюся на солнце, плавающую, развлекающуюся с шумными внуками. Да легче было представить себе монаха в казино, священника в борделе, раввина за тарелкой свинины! Эран ни капельки не завидовала Шер.