— Ступай и найди его, Перси, — попросила в ночь празднования Люси. — Я хочу, чтобы Вайатт был здесь. Он должен быть здесь, наслаждаться этим шумным весельем. Он один из тех, благодаря кому оно стало возможным.

— Задержи всех, пока мы не придем. Кажется, я знаю, где его искать, — ответил Перси.

Это была еще одна загадка, которую Перси не мог разгадать. Он думал, что, познакомившись с отцовскими кулаками и столкнувшись с угрозой смерти в хижине, мальчик будет избегать этого места, как черт ладана. А Вайатт взял и показал домик Мэттью, и хижина стала тайным убежищем мальчишек.

После похорон Мэттью Вайатт заперся в хижине на двое суток. Сегодня было холоднее, чем тогда, когда Люси отправила мужа на поиски сына, но Перси нашел его там, где и рассчитывал, - на озере, склонившимся над удочкой в лодке. И Перси поступил так же - зная, что его прекрасно видно в лунном свете, он просто стоял, уперев руки в бока, и ждал, пока Вайатт заметит его. Как и тогда, он отчетливо сознавал, что между ними пролегла бездна потерянных лет, пересечь которую было так же невозможно, как и подойти к Вайатту по лунной дорожке, серебрившейся на воде.

В конце концов темный силуэт пошевелился.

— Клюет? — окликнул сына Перси.

— Не-а, слишком холодно, — отозвался Вайатт и принялся сматывать удочку.

Перси услышал негромкий плеск - наживка полетела за борт. Вайатт смотал леску, убрал удочку, взялся за весла и погреб к берегу.

Пока Перси наблюдал за сыном, перед его мысленным взором поплыли воспоминания.

—Перси?

—Я здесь, Люси.

Он вновь услышал голос жены в ту ночь, когда она нашла его в библиотеке и попросила привести домой Вайатта после того, как тот исчез. Заметив Перси в темном углу, где он сидел, освещенный луной, она тихонько опустилась перед ним на колени и взяла его руки в свои.

— Ты сидишь так уже два дня. Сейчас снова ночь.

Снова? Он еще подумал, что ее утверждение неверно. Ночь не кончалась с тех пор, как умер Мэттью. Его маленький мальчик вот уже два дня и две ночи лежал в холодной сырой земле.

—Мне очень жаль, Перси. Пожалуйста, поверь мне.

—Я верю тебе, Люси.

— Не могу представить, каково это - потерять сына. Я молю Бога о том, чтобы этого никогда не случилось со мной.

Должно быть, сам Господь или один из его ангелов приложил тогда палец к губам Перси, запечатав их молчанием и сохранив остатки его брака. Потому что он собирался сказать:

Надеюсь, с тобой этого никогда не случится, Люси,— и она бы решила, что смерть его второго сына была бы исключительно се потерей.

Этой ночью Перси слушал, как весло равномерно и неспешно погружается в темную воду, и его вдруг пронзила острая, щемящая печаль. Сколько раз Люси посылала его на поиски их сына, но он не находил его? Он сам, своими руками, на этом самом месте, оттолкнул от себя Вайатта, и тот больше не вернулся к нему. Скоро ему исполнится восемнадцать. В сентябре нацисты вторглись в Польшу, а потом и во Францию, заставив Великобританию объявить войну Германии. Его старый друг Жак Мартен, вместе с которым Перси сражался во Франции, прислал ему письмо из Парижа, в котором предрек, что не пройдет и двух лет, как Америка вступит в войну. Два года... два года, чтобы найти своего сына.

А что он даст Вайатту, даже если сумеет его отыскать? Любовь? А любил ли он Вайатта? Нет, он не любил его, во всяком случае, не так, как любил Мэттью, когда у него замирало сердце и перехватывало дыхание и он чувствовал, что сын - его плоть от плоти и кровь от крови. Перси не знал, почему так получилось. Вайатт был храбр и упорен, верен и настойчив. Он не был хвастуном или снобом, хотя имел причины и для того, и для другого. Высокий, крепкий и симпатичный, он вызывал зависть, с ним стремились подружиться многие, но он обращал на это внимания не больше, чем на то, что был сыном одного из самых богатых и могущественных людей в Техасе.

«Вайатт никогда не станет таким, — ответила ему Сара, когда он написал ей, поделившись своими наблюдениями. — Он воспринимает подобное внимание как результат того, кем являешься ты, а не он. Твое богатство - источник твоейгордости, а не его. Не могу поверить, что это тот же мальчик, который так жестоко вел себя с Мэттью».

Эта мысль часто приходила в голову Перси.

— Помочь? — предложил он, когда Вайатт приблизился к тому месту, где стоял он.

Вайатт бросил ему конец веревки, и отец подтащил лодку к небольшому причалу, крепко держа ее за борт, пока Вайатт не спрыгнул на берег.

— На приеме стало скучно? — поинтересовался Вайатт, принимая у отца веревку и ловко обматывая ее вокруг сваи.

— Нет, и поэтому я искал тебя. Мы с матерью подумали, что и тебе не помешает немного повеселиться. Ты заслужил это.

— Ты же знаешь, я не люблю вечеринки, — неторопливо растягивая слова, ответил Вайатт. — Предпочитаю ловить рыбу. Жаль, что тебе пришлось идти сюда за мной. Ты наверняка пропустил много интересного.

Перси пытался заглушить острую боль и тоску, которых не испытывал со дня смерти Мэттью. Повинуясь внезапному порыву, он положил руку на плечо Вайатта.

— Сынок, как ты смотришь на то, чтобы напиться? Давненько я не напивался.

— Когда это было, папа?

— Очень давно, еще до того, как мы с твоей матерью поженились.

— Что стало причиной?

Перси заколебался. Отвечать ему не хотелось, но он боялся разрушить возникшую между ними невидимую связь. Перси не мог припомнить ни единого вопроса, который сын задал бы ему о его молодости, о войне, о жизни до него. Только Мэттью интересовали его воспоминания. Перси решил ответить правду. Вайатт был уже взрослым.

— Это случилось из-за женщины.

— Что с ней случилось?

— Она вышла замуж за другого.

— Ты, наверное, любил ее.

Вайатт был выше и крепче, чем мог бы стать Мэттью.

— Да, любил. Очень сильно. А почему еще мужчина может напиться? — Перси попытался улыбнуться, но ничего не получилось.

Вайатт нахмурился.

— Ну а по какой причине мы с тобой собираемся напиться сегодня?

Перси растерялся, не зная, что ответить. Боль внутри разрасталась.

— Не... знаю, — выдавил он. — Это была неудачная мысль. Твоя мать убьет нас обоих. Она, кстати, уже наверняка нас заждалась.

Вайатт кивнул и застегнул куртку.

— В таком случае нам пора, — сказал он.

Глава 45

После того как Вайатт окончил среднюю школу - и наотрез отказался поступать в колледж, - Перси перевел его с целлюлозной фабрики и назначил помощником главного технолога, чья контора находилась в здании штаб-квартиры. Вайатт воспринял повышение с обычной невозмутимостью и на заседаниях руководства компании хранил флегматичное молчание, делая неторопливые записи. В течение двух лет он с бесконечным терпением сносил попытки Перси сделать из него наследника, которому когда-нибудь придется возглавить компанию, и бесконечные просьбы Люси подчиниться отцу.

Спасение пришло к нему в декабре 1941 года, когда Соединенные Штаты объявили войну Японии. Через несколько недель, не посоветовавшись с родителями, Вайатт записался в Корпус морской пехоты США.

— Ты должен остановить его! — в отчаянии умоляла Люси мужа.

— И как, по-твоему, я это сделаю? — поинтересовался Перси, расстроенный не меньше нее.

Теперь ему вновь снилась по ночам орудийная канонада, крики боли и смерти. Он снова покрывался липким потом от страха, чувствовал отвратительный запах ужаса и паники, просыпаясь с забытым привкусом гари во рту. И в ночных кошмарах, посреди вихрящихся клубов дыма, он видел не усталые лица своих боевых товарищей, а Вайатта, голубые глаза которого смотрели в пустоту. В них светился вопрос: « За что?»

— Нашему сыну почти двадцать, Люси. Он стал мужчиной. Я не могу остановить его.

— А ты захотел бы, если бы смог? — бросила она ему в лицо, и в ее словах явственно слышались печаль и тоска, а никак не злоба и раздражение.

Их брак пережил период беспочвенных взаимных обвинений. Люси видела, как Перси пытается завоевать расположение Вайатта.

— Да, клянусь Богом. Я скорее пристрелил бы его сам, чем позволил бы отправиться туда, куда он едет, — заявил Перси, ошеломленный силой собственных чувств.

— Ты уверен, что стоило вступать в армию так рано? — спросил он у Вайатта две недели спустя, когда тот складывал вещи.

Был январь 1942 года. Вайатту было приказано в течение трех дней прибыть для принятия присяги в Кэмп-Пендлетон, где ему предстояло пройти курс молодого бойца. Поезд отправлялся из Хоубаткера через час.

— Нет никаких причин, по которым я мог бы изменить свое решение, — ответил Вайатт. — Совсем скоро нашей стране понадобится каждый здоровый мужчина, чтобы положить конец этой бойне.

— Может быть, ты и прав, — неохотно согласился Перси, вспоминая собственные аргументы, когда он сам уходил на войну.

Он молча смотрел, как Вайатт запихивает в мешок туго скатанные носки, и каждое его движение приближало тот момент, когда он затянет горловину вещмешка и вскинет его на плечо.

«Ада нет, — решил Перси. — Он здесь, на земле». Разве есть более страшные муки, чем смотреть, как сын, которого ты не знаешь, уходит на войну, и неизвестно, вернется ли он домой живым? В его сердце, в том месте, которое должен был занимать Вайатт, образовалась пустота. В нем не было воспоминаний о том, как они смеялись вместе, разговаривали, обменивались мужскими секретами. Они никогда не разговаривали о нем, о его мечтах, амбициях, взглядах и убеждениях. Перси пришла в голову ошеломляющая мысль, что, помимо общего впечатления, он никогда не обращал внимания на отдельные черты лица Вайатта. Он до сих пор помнил лицо Мэттью - как меняли цвет его глаза в зависимости от освещения, помнил маленькое пятнышко над левой бровью, оставшееся на память о его сражении с ветряной оспой. Но черты Вайатта оставались расплывчатыми.

— Сынок... — Перси шагнул вперед.

Его приводила в отчаяние мысль о том, что мальчик уйдет на войну, не оставив после себя ничего, что могло бы заполнить пустоту в его сердце, чего-нибудь, что он мог бы вспоминать.

— Да, сэр? — откликнулся Вайатт, не прерывая сборов.

— Ответь мне на один вопрос.

— Конечно. Какой?

— Почему ты вдруг перестал ненавидеть Мэттью ДюМонта? Почему вы стали близкими друзьями, почти... братьями?

Секунды медленно падали в вечность. Вайатт никак не отреагировал на слова отца, его профиль по-прежнему оставался невозмутимым, когда он брал с кровати одну за другой те вещи, которые отправятся с ним на войну. Наконец он сказал:

— Потому что он на самом делебыл моим братом, не так ли?

В ушах у Перси заревела тишина, словно он вновь оказался слишком близко к тому месту, где только что разорвался снаряд. Руки, которые он держал в карманах, сжались в кулаки.

— И давно... ты знаешь об этом?

Не глядя на него, Вайатт пожал плечами.

— Я понял это в тот день в хижине, когда ты выбил из меня дурь. Ты ведь тогда чуть не выдал себя, помнишь? — Он криво улыбнулся Перси. — Ты сказал: «Если ты еще хотя бы раз косо посмотришь на своего...» Но вовремя спохватился. И тогда я понял все. Догадка была интуитивной, но я был уверен, что ты хотел сказать «своего брата». Я понял, что ты можешь выбить мне зубы за то, что я издеваюсь над ребенком другого мужчины, но ты лишь пригрозил убить меня, если я хоть пальцем прикоснусь к сыну, которого ты любил.

Перси шагнул к нему.

— Вайатт... — начал было он, но ощущение тяжелой утраты обрушилось на него и заставило умолкнуть.

— Все в порядке, папа. Я никогда не винил тебя за то, что ты любишь Мэттью. Черт, — он коротко рассмеялся, — его любили все, даже мама. — Он прервал свое занятие и вперил в отца взгляд, который, казалось, говорил, что он не потерпит никаких возражений. — Но никто не любил его больше меня. Я хочу, чтобы ты знал это. Я никогда не питал к Мэттью ненависти. Я завидовал ему. В этом ты был прав. Но я завидовал ему не потому, что он такой, каким мне никогда не стать. Я завидовал ему, потому что у него было то, чего не было у меня... того, что, как я думал, должно принадлежать мне. Я наказывал его за то, что он заслужил твое уважение и одобрение, чего не удавалось мне, - а ведь он, как я думал тогда, даже не был твоим сыном. А когда я понял, кто он на самом деле... — Вайатт опустил цилиндрический мешок на кровать. — В общем, это многое объясняло.

Перси так и подмывало схватить Вайатта за руки, не дать ему завязать горловину вещмешка.