Он начинает тянуться к члену, чтобы остановить меня, и прежде чем успевает, я отдергиваю свой язык и говорю одно слово:

– Медуза.

Он снова застывает, а я стараюсь не рассмеяться. Смотрю ему в глаза, и прежде чем у него появляется хотя бы шанс спросить, что не так, снова лижу его член.

Он немедленно поднимается и спрыгивает с кровати. Беззвучно приземляется на ковёр, и поворачивается ко мне.

– Что ты делаешь?

– Играю.

Его голос меняется с обеспокоенного на разгневанный. В какой-то момент между моим сдерживанием смеха и игрой языком, он изменился. Я чувствую это.

– Не стоит. Тебе не нужно играть с этим словом. Ты же не хочешь быть сабой, которая поднимает ложную тревогу.

– Чёрта с два, – отвечаю я ему. – Ты не можешь игнорировать стоп-слово... то есть, разве что не хочешь потенциального убийства на своих руках.

– Как отсос моего члена убьёт тебя?

Разве для него это не очевидно?

– Это лишь начало. Что, если, когда ты позже будешь меня трахать и придушивать, я скажу стоп-слово, а ты проигнорируешь меня? Я умру, ты окажешься в заднице.

Я представила себе его лицо, которое сейчас наверняка такое же побелевшее, как и его маска. Конечно, он знает это. Он пытается сделать так, чтобы я запуталась в своих же словах. Такого со мной не случится.

– Ты сегодня не в себе, только трахаешь мне мозг.

Я выдыхаю и трясу цепями.

– Нет, это не так. Я убеждаюсь, что ты контролируешь ситуацию. – "И себя", – хочу я добавить. – Это пункт соглашения... сэр.

– Да, – говорит он, возвращая своё хладнокровие.

В конце его единственного ответного слова слышится легкий кашель. Его член всё ещё в сильном возбуждении.

Он снова забирается на меня сверху, но уже с меньшим энтузиазмом. Я не могу допустить, чтобы он остыл ко мне.

– Господин, накажи меня снова.

– Я думал, ты хочешь попробовать? – спрашивает он, но это не тот вопрос, на который нужно отвечать.

Он хватает меня за талию и переворачивает на живот. Мои руки перекрещиваются, лодыжки также скрещены. Цепи провисают достаточно, чтобы мне было комфортно, но, я уверена, со стороны это выглядит безумно.

– Я собираюсь трахать тебя. Трахать тебя так жестко, что ты будешь молить о пощаде. И ты её не получишь. Несмотря ни на что. – Меня пробирает нервная дрожь.

Он играет роль? Или говорит серьёзно? Это пугающе и в то же время... моя киска пульсирует от желания быть заполненной.

Он скользит своим членом по коже внутренней части моего бедра. Ему, чтобы войти в меня сзади, невзирая на скрещённые ноги, пространства вполне хватает, но я и представить себе не могу, чтобы это было удобно для него. Полагаю, что смысл не в этом.

Кончик члена трется между моими складками, после чего разделяет их. Я испускаю рваный выдох в подушку и пытаюсь держать себя в узде. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он вколачивается в меня. Сначала это вызывает неприятные ощущения из-за того, что смазка присутствует лишь на его обнаженном члене, но лишь пока он не заходит в меня во всю длину. Остальное на себя берёт моё тело. Это не было частью плана. Совсем.

– Тебе нравится быть наказанной. Знаю, что нравится. Ты грёбаная шлюха и всегда ею будешь.

Не знаю, играет он роль или нет. Его руки сдавливают мою кожу и скользят по потному телу. Член заполняет меня полностью. Моя киска поглощает его всего, и у меня уходят все силы до последней капли, чтобы не послать всё к хренам собачьим и не отказаться от плана. А просто позволить ему продолжать трахать меня. Позволить трахать меня незнакомцу, имя которого я знаю. Ничего не изменилось. Хотя я хочу остановить его. Он должен испытать то же чертово отвращение. Должен почувствовать то же предательство. Ту же беспомощность. На этот раз моё сердце леденеет. Недостаток контроля в своей жизни. То, что он заставил меня чувствовать. Он слегка мычит, и я наношу удар.

– Медуза, – говорю я спокойно.

Он останавливается и отодвигается.

– Ты, нахрен, издеваешься надо мной? Я вообще-то почти кончил.

– Сегодня я не хочу, чтобы ты кончал в меня. Можем мы использовать презерватив или что-то вроде него?

Он поднимается, достает презерватив из своей сумки, открывает его и надевает на себя так быстро, что я едва улавливаю движения.

– Так лучше?

– Да, Господин, – отвечаю я.

Он плюёт на свою руку и покрывает слюной головку члена, прежде чем снова войти в меня. От очередного проникновения я взвизгиваю, испытывая смешанные чувства. Меня тянет в двух разных направлениях, и не знаю, долго ли ещё смогу выдерживать подобное.

Дам ли я себе забыться в нём, или разрушу его, как и планировала? Я не могу не испытывать перед ним испуг. Это лицо в маске источает энергетику силы. Таинственность, вызывающую мысли о том, что может это и не Джеймс. Может это кто-то другой. Это может быть кто угодно.

Это было бы великолепно. И меня бесит то, что я выяснила правду.

Одной рукой он давит на мою задницу, опуская меня ниже, заставляя всё моё тело изнывать от лихорадочного возбуждения. Он и раньше не был нежным, но я никогда его не просила об обратном. Я дрожу и, отбрасывая волосы назад, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо. Моё лицо прижато к подушкам, на которых мы трахались так жёстко, что они сейчас кажутся валунами. Он усиленно работает надо мной, отчего я стону.

– Аах... – срывается с моих губ.

Ничего не могу с собой поделать.

Он рычит, когда его мошонка шлепается о моё тело.

– Тебе нравится быть трахнутой вот так?

– Да, Господин, – отвечаю я без колебаний.

Он вытаскивает из меня свой член и снимает презерватив без единого предупреждения. Я гневно пялюсь на это через плечо, не в силах поверить.

– Какого чёрта ты делаешь?

– Ты сказала, что тебе нравится быть трахнутой так, и именно так я и собираюсь тебя трахать. Обнаженный. И грубо.

Слова "обнаженный" и "грубо" едва слышны из-за его стиснутых зубов. Он снова дразнит мою киску своим членом, покрытым лубрикантом и моими собственными соками, и толкается в меня. Он тянет мои плечи назад, вынуждая меня выгнуться, и я кричу от боли.

Он пригибается ко мне, с каждым дюймом входя всё глубже, до тех пор, пока я не чувствую его дыхание на своей шее. Его голос низкий и жесткий.

– Называй меня Господином. И проникнись этой мыслью. – Он сильнее впивается в мое плечо.

– Господин, – выдавливаю я с трудом. – Господин...

Теряю контроль: не только свою силу, но и себя саму. Если я не сфокусируюсь... я... аах... Его член так напряжен в моём теле, а учитывая, что моя спину выгнута, подобно арке, возникает ощущение, словно он вот-вот расколет меня напополам. А перекрещённые руки и ноги только усиливают ощущения. Если я отрину его, и он разозлится, что я на самом деле могу, чтобы остановить его?

Но я должна. Мне нужно увидеть, как далеко он зайдёт. Чтобы заставить его почувствовать себя таким же озлобленным или преданным, какой чувствовала себя я.

Он утробно рычит в мое ухо, а затем шепчет:

– Я собираюсь кончить в тебя. – голос эхом раздается в его маске.

Я встряхиваю себя, чтобы проигнорировать. Проигнорировать его рычание, его руки, изучающие моё тело и мою увлажнённую потом кожу.

– Медуза.

Он не останавливается. Сдвигает руку с моего плеча на шею, и я осознаю... он не собирается останавливаться. Мои глаза становятся шире.

– Меду...

Рукой он скользит к моему рту и заглушает последний слог. Я всё равно выкрикиваю его. Я в ярости. Он продолжает, и другая его рука прижимает мои бёдра к его телу, когда он кончает под ритмичные стоны и красноречивое замедление скорости. Он, мать его, проигнорировал меня. Это не первый наш трах, но первый раз, когда он проигнорировал меня. Я не чувствую себя изнасилованной, но взбешенной точно.

Он освобождает мой рот и слезает, соскакивая с кровати на пол, из его члена всё ещё сочится семя. Я не отвожу от него взгляд. Хотя и не смотрит на меня, он в прострации. У него тяжёлое дыхание. Между вдохами и выдохами он тянет один из ремней, развязывая его, освобождая мою руку.

Он говорит:

– Тебе понравилось это, разве не так? Ты знаешь, что хотела этого.

– Хотела этого? После того, как ты проигнорировал стоп-слово? – на его лице лишь возникает мрачная ухмылка, но она бледнее снега в сравнении с моей яростью. Моя рука свободно выскальзывает из кожаного браслета, после чего слышен звон цепи, ударяющейся о деревянное изголовье кровати, и тогда я взрываюсь. Хватаю радиочасы, которые приметила раньше, и швыряю их ему в голову. Он так близко, что я почти попадаю.

Он отпрыгивает раньше, чем радиоприемник попадает в него, и маска слетает с его лица. Он закрывается, чтобы скрыть свою личность. А я легко посмеиваюсь над его долбаной попыткой.

– Грёбаный Джеймс! Думаешь, я не знаю? Будто я не выяснила это, чёрт бы тебя побрал! – кричу я.

Уже намереваюсь схватить его шевелюру. У него короткие волосы, но не настолько, чтобы я не смогла в них хорошенько вцепиться. Я с силой дергаю за них, вынуждая его упасть лицом на кровать, чуть не ударив головой о столбик кровати. Я почти что хочу этого. Я могу припечатать его скулу к этому столбику.

– Джеймс! – повторяю я снова. – Ты, грёбаный мудак!

Он смотрит на меня, настороженный взгляд выдаёт шок и смущением. Его волосы всё ещё зажаты между моих пальцев. Ногтями впиваюсь в его макушку. Он издает лёгкий стон, но это все для шоу. Он не настолько слаб. Приподнимаю его со всей мощью, которой обладаю, и отталкиваю прочь. Отвязываю свою вторую руку и обе ноги. Это легко, когда у тебя уже есть одна свободная рука.

– Ты, блядь, сделал это со мной, – начинаю я, разворачиваясь на кровати, затем становлюсь на колени и смотрю на него, щурясь. Моё тело липкое и покрыто каплями пота. В мыслях – головокружительный ураган.

Моя жертва отступает.

– Ты измывался надо мной, вынуждал заниматься на работе разным дерьмом. Разрушил к херам мою жизнь и карьеру, чтобы я пришла и встретилась с тобой вот в этом обличье. – указываю на него рукой, словно представляю венец творения из дерьма в музее. – Ты предал меня. Врал мне, когда говорил, что мы согласились разделять наши жизни, и что ты не станешь гнаться за тем, чтобы раскрыть мою личность. И самое худшее. Ты, блядь, проигнорировал стоп-слово.

– Это было не стоп-слово. Это не стоп-слово, когда ты злоупотребляешь им, чтобы выебать мне мозг. – Он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз, его слабость или удивление испарились быстрее, чем я думала. – Теперь всё обретает смысл. Ты прежде никогда не использовала его. Я не знаю, почему ты внезапно стала им злоупотреблять. Это я должен чувствовать себя преданным.

Его высокомерие вызывает отвращение.

– Ты, блядь, кончил в меня! Думаешь, это ты должен чувствовать себя преданным? Оо, серьёзно? Тогда как насчет того, чтобы на минуту поменяться ролями. Я прикую тебя к кровати, проигнорирую твою мольбу о пощаде, настоящую или нет, и запихну лампу тебе в задницу. – указываю на ту, что стоит у входа в номер. В виде пошлой безрукой статуэтки Венеры. – Может быть, я даже оставлю её включённой.

– Ты сошла с ума.

– Я сошла с ума? – Я смеюсь. – Конечно. Продолжайте, мистер Джеймс Пирс.

Он собирает свою одежду с пола и исчезает в ванной комнате, закрывая за собой дверь с громким хлопком.

Его маска всё ещё покоится на полу. Смотрю на неё. У неё трещина по центру. В конце концов, оказалось, что это не дешевый пластик... это керамика. Также другой разлом тянется вдоль одной из прорезей для глаз.

Дверь ванной открывается с содроганием, выпуская из комнаты горячий воздух, и оттуда выходит уже одетый Джеймс. Он избегает смотреть на меня, когда пересекает номер, направляясь к своей сумке. В неё он убирает все специальные игрушки, включая ремни. Застегивает её, открывает дверь номера и оборачивается взглянуть на меня.

– Надеюсь, оно того стоило.

– Стоило, – говорю я, абсолютно уверенная.

Он уходит и дверь номера отеля закрывается с нереальным усилием. Я знаю, что все они закрываются так без чьей-либо помощи, но сейчас кажется, что дело не только в двери. Откидываюсь на кровать, на мягкие подушки, и возвращаюсь к своей победе. Я выявила лжеца и разобрала его по кусочкам, разоблачила перед самим собой. Когда он был наиболее уязвим. Когда он думал, что находится в безопасности.

Но что-то не так.

Блаженство, которое я надеялась испытывать, уже смыто. Солнечные лучи не пронизывают потолок. Нет толпы, воспевающей мою победу.

Лишь беззвёздное ночное небо.

И оно похоже на холодный ком. Закрываю глаза и пытаюсь думать о его испуганном взгляде, когда я зарядила в него радиочасы. Это опустошение, когда маска слетела с лица. Уродливая гримаса, когда я высказала ему всё, что должна была. Всё возмущение, гнев, разочарование последних двух недель вылилось в моих словах.