Она пустила Эпону шагом и свернула на дорожку. Сковывавшую движения повязку Эви давно сбросила и теперь, воспользовавшись тем, что едет не спеша, принялась растирать плечо. Все болело, причем даже в тех местах, которые вроде бы раньше не думали болеть. Но сильнее всего ныло сердце. Оставалось надеяться, что она не слишком опоздала.

Во время поездки Эви вспоминала только хорошее: его дыхание на своей коже, бархатистый голос в ушах, вкус губ, жар прикосновений. К ней вернулась любовь, которую она питала к нему столько лет назад. Неудивительно, что она была так раздавлена, так потрясена последним письмом. Бенедикт был ее первой и единственной любовью, и теперь она будет за него бороться.

Эви устало провела рукой по глазам и всмотрелась в дорожку. Кто знает, что ее ждет? Правда, у нее пистолет, но все же лучшая тактика — осторожность и скрытность.

Эви направила Эпону в лес и поехала вдоль дорожки.

Но что это?!

Она резко натянула поводья, остановив Эпону. Со стороны дома доносились неразборчивые, странные звуки. Краем глаза она уловила какое-то движение. Эви ударила каблуками в бока лошади, и они помчались к краю поляны. Происходило что-то непонятное, и следовало сначала узнать, что именно.

Наконец она увидела поляну, дом и снова натянула поводья, прежде чем вырваться из укрытия.

Теперь Эви поняла, что это звенит сталь, поспешно отвела ветви, мешавшие обзору, и охнула, увидев дуэлянтов. Бенедикт! Она подвела Эпону еще ближе, пока не оказалась почти на опушке. Мужчины продолжали драться. Каждое движение было грациозным и смертоносным. Лезвия шпаг мелькали со слепящей скоростью, когда противники нападали, парировали и делали выпады.

Противники, словно соединенные невидимой цепью, одновременно прыгали вперед и назад: колени согнуты, ноги широко расставлены для оптимального равновесия. Сорочки обоих потемнели от пота.

Она с трудом отвела глаза и оглядела тех, кто наблюдал за дуэлью. Узнала Ричарда, а мужчина, стоявший позади него, отличался поразительным сходством с Бенедиктом. Должно быть, граф. Двое остальных стояли в настороженных позах.

Не в силах не смотреть на Бенедикта, она снова обратила взор на противников. В этот момент она не чувствовала физической боли. Вообще ничего не чувствовала. Всеми фибрами своего существа она сосредоточилась на обоих мужчинах.

Движения Бенедикта были грациозными, как в вальсе, каждое плавно перетекало в следующее. Его противник был ниже ростом, более плотным и выполнял все приемы, как кузнец, размахивавший молотом. Контраст был поразительным, и сердце Эви стучало в почти невыносимом ритме.

Что, если противник утомит Бенедикта? Что, если Бенедикт поскользнется, или упадет, или промахнется?

Из груди рвался крик. Ей хотелось заставить их прекратить драку.

Но Эви не двигалась и не издала ни звука. Она не посмеет отвлечь Бенедикта, ведь это может плохо кончиться. Вдруг его ранят? Или… еще того хуже…

Эви зажала рукой рот и стала ждать.

Рено владел шпагой лучше, чем ожидал Бенедикт, и легко парировал каждый выпад. Несколько раз Бенедикт был вынужден обороняться. Все это время он пытался понять тактику противника и обрадовался, заметив определенную ритмику его движений.

Наконец Бенедикт стал теснить Рено. Теперь тот больше отступал, чем нападал. Дьявольская улыбка исчезла. Уверенность француза поколебалась. Он слабел на глазах. Выпады становились все более неуклюжими, и Бенедикт легко их парировал.

Неожиданно Бенедикт увидел свой шанс и яростно атаковал. Как он и предвидел, Рено ответил. прямым уколом и на миг открылся для ответного удара. Бенедикт понял, что победа осталась за ним, когда лезвие воткнулось в бок Рено, вызвав мучительный стон.

Бенедикт поспешно вытащил шпагу из раны и, тяжело дыша, отступил. Рено схватился за то место, откуда уже лилась кровь.

Бенедикт слегка наклонил голову.

— Первая кровь, сэр. Победа за мной. Прошу вас немедленно удалиться.

— Первая кровь? — рявкнул Рено. — И какая разница? Это смертельный поединок.

Бенедикт взглянул на раненого, оценивая его состояние.

— Я не желаю убивать вас, Рено, как не желал убивать вашего брата. И удовольствуюсь тем, что поединок выигран. Думаю, вам следует поблагодарить меня за то, что пощадил вас. А теперь прошу снова: покиньте это место.

Рено выпрямился и молча смотрел на него несколько секунд, прежде чем наклонить голову.

— Благодарю, месье Хастингс.

Слава Богу!

Бенедикт кивнул и отвернулся, чтобы уйти, но не сделал и двух шагов, когда услышал хриплый рев Рено. Круто обернувшись, он успел увидеть, как тот несется к нему со шпагой наготове. Бенедикт выхватил оружие, хотя понимал, что остановить Рено не удастся.

И тут раздался грохот и женский вопль:

— Нет!

Эви выскочила из кустов и страшно закричала, когда Бенедикт и Рено одновременно упали. Брат Бенедикта держал в руках дымящийся пистолет, пока Ричард и один из неизвестных боролись за другой.

Господи Боже, неужели граф пристрелил собственного брата? Такого быть не может! Просто не может быть!

Ее последние слова были сказаны в гневе. Их последняя встреча искрилась неприязнью. Нужно поскорее добраться до Бенедикта. Он не может умереть!

Она подгоняла Эпону и остановилась, только когда они достигли низкого каменного бордюра, тянувшегося по одной стороне дорожки. Несмотря на боль, она встала на бордюр, прежде чем спрыгнуть на землю и подбежать к Бенедикту.

Второй неизвестный уже добежал до лежавших мужчин и оттащил стонущего противника Бенедикта в сторону.

Она опоздала. Кровь пропитала рубашку Бенедикта. Тонкая ткань липла к вздымавшейся груди.

К горлу Эви подкатила тошнота, когда в ноздри ударил противный металлический запах. Она хотела ощутить аромат сандала. Она хотела избавиться от ужасного смрада.

Эви упала на дорожку у его ног, отчаянно радуясь, что он еще дышит.

— Бенедикт! Бенедикт! Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь!

Правой рукой она схватила его за плечо и тряхнула. Слезы жгли ее глаза при виде прекрасного, осунувшегося лица.

Бенедикт моргнул и посмотрел на нее как на призрак:

— Эви?!

Она быстро-быстро закивала:

— Бенедикт, тебя ранили?

— Эви, что ты здесь делаешь?

Он потрогал затылок и поморщился.

Неужели он бредит?

Она сжала ладонями его лицо.

— Ты меня не слышишь? Тебя ранили.

Он слегка улыбнулся, покачал головой и снова поморщился.

— Нет. Ранили Рено. Я просто ударился головой, когда он сбил меня на землю.

Трепещущее сердце Эви на мгновение замерло, перед тем как вернуться к жизни. Неужели это правда?

Она неуверенно оглядела кровь на сорочке.

— Но кровь…

Бенедикт осторожно сел и похлопал рукой по груди:

— Это его. Не моя.

Он протянул руку, и Эви прижалась щекой к его горячей, грязной ладони.

— Все хорошо, Эви. Даю слово.

Облегчение, охватившее ее, было таким сильным, что голова закружилась, а сама она мигом обмякла.

Приблизились и замерли чьи-то шаги. Эви подняла глаза. Над ними стоял граф, ошеломленно взиравший на Бенедикта.

— Он хотел убить тебя. Ударить в спину.

— Я знаю. Знаю. Генри, ты спас мне жизнь.

Бенедикт снова глянул на нее и поцеловал в щеку.

— Я сейчас вернусь, милая. Не двигайся.

Встав, он прижал брата к груди и крепко обнял. Ноги Даннингтона подкосились. Она не понимала, что происходит. Но знала, что отношения между братьями были натянутыми. Все выглядело так, словно они только что нашли друг друга. Эви встала и отвернулась, чтобы дать им возможность объясниться.

И наткнулась на хмурый взгляд Ричарда. Он, похоже, вовсе не рад ее видеть.

Из дома вышел слуга. Брат отдал ему пистолет, из которого целился во врага, и подошел к ней.

— Что, во имя Господа, ты тут делаешь? Папа просто убьет тебя, когда обо всем узнает.

Но, несмотря на резкие слова, Ричард крепко обнял ее.

Она проигнорировала горящее плечо, потому что успела привыкнуть к этому ощущению.

— Я не могла оставаться в стороне. Я должна была прийти. Сказать, что прощаю его.

Ричард неодобрительно покачал головой:

— Неужели это не могло подождать несколько дней? Ты себя окончательно загонишь!

— Оставь ее, Ричард, — попросил подошедший Бенедикт. — Если не возражаешь, я бы хотел поговорить с твоей сестрой.

Друзья долго вели безмолвный поединок взглядами. Наконец Ричард отступил:

— Умойся и переоденься. А мы тут сами обо всем позаботимся.

Бенедикт кивнул и, обняв Эви за талию, повел в дом. Они поднялись по лестнице в спальню, где пахло затхлостью.

— Я должен привести себя в порядок. Дашь мне минуту?

На этот раз кивнула Эви, потому что не доверяла собственному голосу после той бури эмоций, которую испытала за столь короткое время.

Он исчез в смежной комнате, а она упала на жесткий диванчик, стоявший в углу.

Эви думала, что потеряла его. А когда увидела, что он в крови, мир разлетелся в осколки, как разбитое стекло. Она без тени сомнения знала, что не сможет без него жить. Что ей теперь делать? Она не имеет права из-за своего выбора губить надежды сестер на брак. Достаточно ли ей знать, что он жив и здоров, хотя не может быть с ней?

При этой мысли сердце больно сжалось. Она зажмурилась. Ради блага семьи она обязана исполнить свой долг.

Возможно, они снова возьмут в руки перья и объединят свои жизни на бумаге. Много лет так и было, и, наверное, это единственный способ сделать терпимым дальнейшее существование, когда она его потеряет.

— Можно войти?

Эви подняла глаза, Бенедикт стоял в дверях в чистой белой сорочке, казавшейся слишком тесной для него. Он выглядел новым человеком. Волосы были еще влажными, грязь отмыта. Он даже успел побриться. Глаза смотрели одновременно весело и испытующе.

Только через несколько секунд Эви осознала, что затаила дыхание. Слава Богу, она уже сидит.

Она поспешно втянула в себя воздух, пытаясь убедить себя, что стоявший перед ней Бенедикт — не видение. Губы Эви мгновенно пересохли.

— Да, пожалуйста, — тихо сказала она.

Не сводя с нее глаз, он подошел к дивану и сел рядом.

— Эви, — выдохнул он так тепло, что она покраснела. Он облизал губы и начал снова: — Пожалуйста, позвольте представиться: я — Бенедикт Хастингс, старый друг вашего брата. Надеюсь, вы простите, что меня не представили по всем правилам.

Уголки его губ чуть приподнялись. Он потянулся, чтобы взять ее за руку. Прикосновение было легким и таким приятным, что она зажмурилась и вздрогнула, боясь открыть глаза. А вдруг все улетучится? Что, если это сон?

Бенедикт коснулся пальцем ее подбородка, и ее веки приподнялись. Определенно не сон!

— Бенедикт, — попыталась начать она, но он осторожно прижал палец к ее губам:

— Пожалуйста, дай мне сначала кое-что сказать.

Она молча кивнула.

Он отнял палец и завладел ее рукой.

— Эви, я не имею права просить прощения за обман, который привнес в твою жизнь. Я назвался чужим именем, что было несправедливо по отношению к тебе, и вынудил твою семью принять участие в обмане, о котором они даже не подозревали. Если бы все начать сначала, я бы сбежал куда глаза глядят, вместо того чтобы появляться в твоем доме. Но сейчас я не могу исправить то, что уже сделано. Хотя и горячо этого желаю.

Он помолчал и, отведя глаза, оглядел комнату. Эви старательно изучала их сомкнутые руки.

В сердце своем она уже простила Бенедикта, но все же была счастлива слышать раскаяние в его голосе. Да, ему и в голову не приходило, что все выйдет именно так. И он все равно раскаивается. Это вселяло в ее душу покой.

И какой-то крохотной частью души Эви надеялась, что Бенедикт не жалеет о встрече с ней. И может, держит ее за руку не только потому, что хочет утешить старого друга. Вдруг он испытывает те же сильные чувства к ней, которые сейчас бушуют в ее сердце?

— Эви, взгляни на меня, — мягко попросил он, прижимаясь губами к ее запястью.

Она повиновалась как раз в тот момент, когда его губы коснулись нежной кожи. Нельзя было отрицать интимность этого жеста.

Эви затаила дыхание, не пытаясь унять заколотившееся сердце. Он прижал ее ладонь к своей щеке и накрыл ее руку своей. Его щека была теплой, кожа — гладкой и мягкой. Эви едва не охнула от восторга.

Он медленно опустил их соединенные руки и глубоко вздохнул.

А когда заговорил снова, в голосе слышалось облегчение:

— Но я солгал бы, утверждая, что жалею обо всем. Я был потрясен, встретив тебя в день приезда.