Губы Ричарда были плотно сжаты, руки покоились на бедрах, но выражение лица было весьма снисходительным.

— И что ты услышала, негодная девчонка?

Она ухмыльнулась и, повернувшись к Бенедикту, поспешно присела:

— Добрый день, мистер Хастингс. Ах, как это волнующе! Наконец-то мы встретились!

Ричард и Бенедикт дружно застонали. Ад и проклятие, сегодня не его день… и уж точно не его неделя. А возможно, и не его год.

— Итак, Беа, — начал Ричард, обнимая сестру за плечи и подводя к дивану у окна. — Что хочешь за молчание?

— Почему все так уверены, что я не умею хранить тайну? — проворчала она, умудряясь принять оскорбленный вид.

— Но, дорогая, ты сама знаешь, что шпионам доверять нельзя.

Бенедикт скорчил гримасу. Укол оказался весьма болезненным.

Мысленно встряхнувшись, он поспешил надеть пиджак. Если он оказался в невыгодном положении, оставшись без сапог, то по крайней мере хотя бы сверху будет прилично одет.

— Леди Беатрис, простите, что вы оказались втянуты в наш маленький заговор. Понимаю, что вы не захотите вводить сестру в заблуждение…

— Это в наше время так называется наглая ложь? — невинно улыбнулась Беатрис.

Бенедикт скрипнул зубами, чтобы не ответить по достоинству. Нужно перетянуть ее на свою сторону, нравится это ему или нет. А хороший шпион знает: для того чтобы приобрести союзника, нужно смотреть собеседнику в глаза.

— Я просто не хотел бередить старые раны. Знай я, что ваша сестра находится здесь, никогда бы не приехал. И я пробуду здесь недолго, так что, как видите, просто хотел пощадить ее чувства.

— Просто боялись, что она задаст вам трепку, узнав, кто вы на самом деле.

— Беа, ты чересчур бесцеремонна, — остерег Ричард, внезапно став серьезным.

— И это говорит человек, который согласился на обман.

— И это говорит девушка, которая вечно просит единственного брата прислать ей масляные краски.

Беатрис, ахнув, в ужасе отпрянула:

— При чем тут это?!

Ричард с самодовольным видом откинулся на спинку дивана.

— При том, что если ты раскроешь рот и проболтаешься Эви, матери, отцу или даже своей горничной, то скоро вновь познакомишься с прелестями рисования акварелью. Ну, знаешь, как полагается порядочной молодой даме.

— Но это несправедливо!

— Такова жизнь, дорогая.

Бенедикт слегка улыбнулся. Беатрис была явно возмущена угрозой. Но Ричард молчал, ожидая, что она ответит.

Через несколько секунд худые плечи девушки опустились. Она едва заметно кивнула.

— Так и быть. Я ничего ей не скажу. Но знайте, — добавила она, выпрямившись, — это не из-за красок. Она очень хочет кое-чего добиться. И думаю, что реакция на присутствие Хастингса может поставить под удар ее планы.

— Прекрасная речь! — торжествующе улыбнулся Ричард. — А теперь обними брата и беги на уроки, пока твои учителя не спохватились.

Бенедикт дождался, пока Ричард проводит сестру до двери. Несмотря на стычку, эти двое не питали друг к другу вражды. Будь на месте Беатрис его брат, Бенедикт не сомневался, что ссора закончилась бы куда хуже.

Но он тут же выкинул Генри из головы. Пока что он не хотел думать об ублюдке, особенно в присутствии Ричарда.

После ухода Беатрис Бенедикт поднялся.

— Что же, это немного запутывает дело. Как по-твоему, она сумеет держать язык за зубами?

— Я бы не стал так сильно беспокоиться. Она уже немного старше той девчонки, которая несколько лет назад проболталась родителям о маленькой полуночной прогулке на Роуз и Торне.

— Прекрасно. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

Ричард рассмеялся и хлопнул его по плечу:

— Она слишком хочет получить краски, чтобы рисовать. Но хватит об этом. Никакой подкуп не заставил бы Джоселин или Каролин молчать, узнай они обо всем.

Черт побери, с каждой минутой ситуация становится лучше и лучше!

— Возможно, мне следует уехать. Все слишком усложняется.

Но, даже говоря это, Бенедикт испытывал внутренний протест. Он только что увидел Эви. Неужели хватит воли так скоро убраться? Неужели посреди того болота мерзости, в котором он очутился, ему не дано даже дня-другого, чтобы насладиться присутствием Эви? А потом бережно хранить в душе воспоминания?

Ричард небрежно отмахнулся:

— О нет. Ты не оставишь меня сейчас. Кроме того, я в жизни так не веселился. Ну а теперь мне не терпится попробовать шедевры нашей кухарки. Пойдем?

Можно ли одновременно испытывать тоску и облегчение?

— Прекрасно. Позволь только надеть сапоги.

Натягивая сапоги, Бенедикт боролся с неприятным чувством, струившимся в его венах, как ртуть. Хотя он умирал от желания снова увидеть Эви, помоги ему Боже, если он станет мишенью ее гнева.

Обувшись, он встал и кивнул на дверь:

— Веди.


— Он красив?

Эви, первой вошедшая в гостиную, куда предполагалось подать чай, отвернулась от окна и взглянула на младшую сестру Каролин, в огромных голубых глазах которой плескалось любопытство.

— Полагаю, через несколько минут ты сама увидишь.

Выпустив штору, Эви обошла диван и, перед тем как сесть, расправила широкие юбки амазонки. У нее не было времени переодеться, и, посмотрев на небо, она подумала, что, возможно, еще успеет прокатиться верхом. Недолго, конечно. Не стоит после заката оставаться в лесу одной.

Каролин разочарованно поморщилась и с размаху плюхнулась на диван напротив сестры, так что затряслись светлые букольки, обрамлявшие ее лицо. Усевшись рядом с сестрой-близнецом, Джоселин наморщила носик.

— Это может означать, что он вовсе не красив.

— Джоселин! — сурово взглянув на нее, воскликнула Беатрис. — Эви ничего такого не говорила!

Она была только годом старше. Но тем не менее считала себя куда взрослее, что неизменно раздражало младших сестер.

И сегодняшний день не был исключением. Джоселин, в свою очередь, насупилась.

— Откуда тебе знать? В конце концов, он может оказаться чудовищем.

Эви ухмыльнулась, представив красивого незнакомца с шоколадными глазами и восхитительно широкими плечами. Чудовищем его никак не назовешь!

— Я имела в виду только то, что сказала. Сейчас он спустится, и прошу вас вести себя прилично.

— Да, пожалуйста, — вставила мама, влетая в комнату в шорохе оранжевого шелка. — Буду крайне благодарна, если вы все вспомните о хороших манерах.

Она расцеловала близнецов, прежде чем подойти к чайному подносу.

— Конечно, мама. Жаль только, что нас не предупредили. Я бы выбрала розовое с белым муслиновое платье вместо этих старых лохмотьев.

Джоселин расстроенно одернула свое прелестное платьице, весь недостаток которого заключался в зеленом, а не розовом цвете.

Удостоверившись, что все в порядке, мама села рядом с Эви.

— Мне самой хотелось бы получить нечто вроде записки от Ричарда, но что взять с мужчин? Я счастлива, что он приехал сейчас, а не через неделю… Мы были бы уже на полпути в Лондон, а мне не хотелось бы разминуться с сыном.

Эви побледнела при упоминании матери о Лондоне. Как найти возможность поговорить с матерью, если Ричард и его гость вызвали так много волнений?! А пока она должна вести себя безукоризненно.

Эви незаметно расправила плечи и нацепила милую улыбку.

— А вот и они, мои дорогие сестрицы!

Девочки немедленно вскочили, чтобы поздороваться с Ричардом, и захихикали, когда он обнял сразу троих. Мама и Эви тоже встали, а секундой спустя в комнату вошел отец.

Эви стояла чуть в стороне, пока сестры оживленно болтали с Ричардом, стараясь перекричать друг друга. И вдруг почувствовала настоятельную необходимость взглянуть на дверь. Там стоял мистер Бенедикт и пристально смотрел на нее.

Эви удивленно охнула. По спине пробежал уже привычный озноб.

Едва их глаза встретились, как он отвернулся и воззрился на Ричарда. Когда гость ступил в комнату, сестры разом замолчали. Тишина, казалось, эхом отдается от розовых обоев.

Джоселин и Каролин с одинаковым восхищением взирали на Бенедикта, широко открыв глаза и разинув рты. Беатрис прикусила губу и покраснела, прежде чем опустить глаза. Эви слишком хорошо знала, что должна подумать младшая сестра.

Мистер Бенедикт даже поежился под пристальными взглядами. Очевидно, ему было не по себе. Ричард воспринял ситуацию спокойно и протянул другу руку:

— Мистер Бенедикт, познакомьтесь с моей семьей.

Пока брат представлял гостя, Эви стояла в стороне и наблюдала. Мистер Бенедикт вежливо, но немного сдержанно приветствовал каждого члена семьи. И хотя больше он ни разу не посмотрел на нее, она гадала, так же остро ощущает он ее присутствие, как она — его?

Она сама, хоть и растянула губы в улыбке, не слышала ни слова из разговора. И вместо этого позволила себе любоваться его сильными плечами, широкой грудью и тонкой талией. Она отвела глаза, прежде чем они скользнули ниже, едва удерживаясь от желания поскорее обмахнуть веером разгоряченные щеки.

— Эви!

Эви поспешно подняла голову и заметила устремленный на нее странный взгляд матери.

— Что, мама?

— Я спросила, не хочешь ли ты разлить чай?

Черт, как это она не расслышала вопроса?

Эви жизнерадостно улыбнулась матери.

— Конечно, — заверила она и поспешила к чайному подносу.

Нет, ей просто необходимо взять себя в руки!

Она подняла изящный фарфоровый чайник и налила первую чашку. Приятный запах ударил в ноздри и немного успокоил нервы.

Эви искоса взглянула на мистера Бенедикта:

— Как вы пьете чай, сэр?

Он слегка склонил голову, словно она спросила, не хочет ли он съесть с чаем парочку улиток, но после секундного колебания ответил:

— Только капельку молока. Пожалуйста.

Она на секунду свела брови, но тут же приняла бесстрастный вид. Что она такого сказала, чтобы заслужить столь непонятный взгляд? Нет, у этого человека немало странностей!

Но Эви тем не менее кивнула и устремила взор на поднос с чаем. Ричард тем временем потчевал семью чрезмерно драматичным повествованием о гостинице, в которой они останавливались вчерашней ночью. Поставив молочник, Эви выпрямилась и выступила вперед, чтобы предложить чай мистеру Бенедикту.

Он принял чашку с обычной, почти несуществующей улыбкой. Очевидно, светская учтивость не была его сильной стороной. Эви уже повернулась, чтобы отойти, но ее остановило легкое прикосновение его пальцев к запястью.

— Леди Эвелин?

Хотя он немедленно отнял руку, ощущение было такое, словно на кожу капнули горячим воском: жгучее, но тем не менее приятное.

— Да?

Последнее слово она не выговорила, а выдохнула и постаралась взять себя в руки. Слава Богу, что семья была занята рассказом Ричарда!

— А с чем вы пьете чай?

Он смотрел на нее с неподдельным интересом, и она запоздало сообразила, что, возможно, отвечает таким же странным взглядом, которым он удостоил ее несколько минут назад.

— Э… один кусочек сахара, без молока.

Он кивнул, словно вел самую обычную беседу, и, пройдя в комнату, сел. Что тут творится?

Эви тряхнула головой и вернулась к обязанностям хозяйки. Разливая чай и раздавая чашки, она то и дело украдкой бросала взгляды на мистера Бенедикта. Ей почему-то хотелось понаблюдать за выражением его лица, когда он разговаривал с остальными. Но его взгляды не были странными. Как и вопросы.

Когда Эви передала последнюю чашку Каролин и села на неудобный старинный диван, мама улыбнулась мистеру Бенедикту:

— Надеюсь, вы не возражаете против непринужденной домашней обстановки? Мы здесь живем самой простой жизнью.

Он оглядел просторную и светлую гостиную:

— Разумеется, не возражаю, миледи. И должен сказать, ваш дом прекрасен. Теперь я вижу, почему вы нечасто приезжаете в город.

— Спасибо, мистер Бенедикт.

Мама покраснела от удовольствия. Она много лет обставляла дом. И Эви знала, что он не мог сделать матери лучшего комплимента.

— Пожалуйста, расскажите нам о себе. Я знаю, куда вы направляетесь, но откуда приехали?

— Из Бата, — пояснил Ричард, жуя сандвич с огурцом. — Он приехал из Бата.

Мистер Бенедикт замер, не успев поднести чашку к губам. Немного опомнившись, он поставил чашку и кивнул:

— Да. Из Бата, миледи.

Он прижал к губам салфетку и взглянул на Ричарда, прежде чем продолжить:

— С самого окончания университета я очень редко бываю где-то, кроме колледжа. Похоже, что меня учили специально, чтобы сделать учителем. И теперь я снова буду заперт в стенах нового колледжа.

— Бат, говорите?